Надежда Исмайлова: «Мы были другие – такие тургеневские девушки бакинского разлива, застенчивые, смущающиеся в присутствии ребят…»
Мгновенье, что дарует мне тебя,
Тобою заполняет все вокруг незримо.
И время – прошлое и будущее – мимо
Проходит незаметно в каждый миг,
Когда любовь и жизнь неразделимы.
Браунинг
Мальчики, юноши, мужчины, джентльмены, мачо… Долго думала, что сказать о них, и стоит ли вообще говорить, ведь тема непростая, предполагающая обнажение души. И все-таки, под сокрушительным натиском обаятельного, сладкоголосого и упертого выпускника железной школы КВН Бахрама Багирзаде (который, уж если что решил, добьется обязательно), придется попробовать…
Теперь я понимаю, что два момента в моей судьбе определили мои отношения с мужчинами. Первый момент – я выросла без отца. Он ушел на войну добровольцем, погиб в крымском бою и остался жить в моей памяти (по рассказам мамы, конечно) в героическом ореоле: красивый, высокий, инженер-химик, с профессиональными навыками фехтовальщика и наездника, надежный, сильный, сдержанный в эмоциях и беспредельно храбрый. Когда мне исполнилось двадцать, мама призналась, что папа не был на войне, он был репрессирован, бежал из ссылки, звал нас с собой, но мама не рискнула последовать за изгнанником. От этого сообщения образ папы не потускнел, наоборот, обрел новые романтические краски: в его схватках с жестокими обстоятельствами века и дискуссиях с мамой я была на его стороне.
Сегодняшние девушки, наверное, читают не меньше, чем мы, но за книгой они всегда видят повседневность и требуют от своих избранников в придачу к чувствам вполне конкретные реальные вещи: дом, дачу, машину, банковский счет, признание их права носить, что захотят: прозрачные платья или ультракороткие юбки.
Мы были другие – девушки моего поколения искали в мужчинах, прежде всего, силу и силу духа. В закрытой от щиколоток до горла одежде мы чувствовали себя абсолютно комфортно. Такие тургеневские девушки бакинского разлива, романтичные, застенчивые, смущающиеся в присутствии ребят. В школьные годы знакомились редко, в основном на общих вечерах, которые устраивали женская школа №134 (в которой я училась) и мужская школа №6. Такие праздничные балы под строгим оком преподавателей два-три раза в год. Танцы и разговоры только о высоком…
Расскажу один эпизод. После окончания десятилетки я пошла в районную поликлинику сдавать анализы для карты здоровья, она требовалась при поступлении в ВУЗ.
Июнь. Утро. Коридор перед лабораторией. Много народу, в основном абитуриенты. Встречаю знакомого мальчика из 6-ой школы. Разговорились. Он сказал, что поступает на геологический факультет. Я его понимала. В те годы АзИИ поражал воображение, особенно геологи. Они ходили в форме с кокардой на кепи. Первопроходцы, романтики, небожители. На них заглядывались лучшие девушки 50-х. Он спросил, что выбрала я. «Филологический факультет. Отделение испанской литературы в Ленинградском университете». «О-о! – с уважительной интонацией, – а почему испанская?» «Мне нравятся Дон-Кихоты…» Нас прерывает зычный голос пожилой лаборантки: «Внимание, больные! Кал – направо, моча – налево!» – она показала двери, куда нам надо было отнести наши анализы. Он ринулся к выходу. Лаборантка вслед: «Молодой человек, с калом сюда… Ну и народ пошел, какой тупой»… Мы встретились через 15 лет. Он был уже доктор наук, женат, двое сыновей. Сказал, что в школьные годы я ему очень нравилась. О, если бы не та лаборантка и не те злополучные банки с анализами…
Наше же поколение было бумажными идеалистами. Мы с детства усвоили мифологическую мудрость, правила поведения мужчин и женщин в этой жизни, и нам не приходило в голову сомневаться в ее обеспеченности. Конечно, мы читали разных авторов, даже запрещенные мемуары Казановы с его откровениями: «Я распутник по профессии, главнейшим делом моей жизни были чувственные наслаждения, и более важного дела я не знал никогда». Мы знали и своих «распутников». Замечали их в семьях соседей, знакомых, родственников. Кто-то нагрубил, обманул ожидания, увлекся наркотиками, изменил, избил, убил, наконец. Но мы были уверены, что таких мужчин и женщин – единицы, которые не укладываются в наши возвышенные схемы.
Так вот, всем нам нужна была большая жизненная практика, чтобы справиться со всеми проблемами, которые неизбежны в любой судьбе, и понять, что мечты о принце на белом коне и алых парусах счастья – в общем-то, из области несбыточного. Мы не были готовы к жизни, мы не предполагали всего того, что произойдет с нами в будущем. Нам предстояло еще много пережить, найти свое место под солнцем, любить, иметь детей, внуков, пройти войну, выдержать смену режимов, славу, опалу, падать, вставать, болеть, терять… И вырастить внутри себя собственные идеалы и ценности. Мне повезло в жизни, я встретила Мужчину, который провел меня через все ухабы жизни. И подтвердил главный идеал моей юности: Любовь есть. И она прекрасна…
Любовь с первого взгляда
…В тот вечер в середине лета 1961 года, когда мы подошли к моему дому, ветер просто сбивал с ног. И мой спутник изо всех сил пытался прикрыть меня от ветра. Это удавалось с трудом, и почему-то вызывало безудержный смех. Мы познакомились три часа назад на вечеринке у друзей. «Расим Исмайлов, – представил его мой коллега, – учится во ВГИКе, будет проходить практику на АзТВ». Компания собралась незаурядная. И повод был не рядовой. Наш коллега собирался жениться и обсуждал с друзьями сценарий предстоящего торжества.
У первой любви есть много разных историй. Я хотела, чтобы моя была яркой, ослепительной. Я мечтала о чем-то особенном и высоком. А тут случайная встреча, будничное предложение. Я почувствовала себя, нет, не обманутой, а задетой. «Нормальные люди не женятся за компанию», – и ушла, не попрощавшись. Я была девушкой консервативной, мечтала о долгих ухаживаниях, да и мама, которая не раз выходила замуж, была убеждена, что любовь с первого взгляда придумали романисты. Но странное дело, мысленно перебирая подробности вечера, я не сомневалась, что этот юноша был искренен, и что он – мой человек.
Через одиннадцать дней Расим стоял у дома на Набережной. С букетом белых роз. Он сказал, что наша встреча была не случайной. Он сам напросился на вечеринку к моим друзьям, зная, что я там буду; он увидел меня на АзТВ: «…В конце коридора, – напишет он потом в своем дневнике, – появилась девушка. Она прошла мимо, оставив в воздухе терпкий аромат «Красной Москвы»; у нее был чудесный профиль, веселые, ласковые глаза. Я понял, что хочу услышать ее голос, узнать, что она тут делает, как ее зовут, хочу взять ее за руку… хочу жениться на ней. Все эти мысли пронеслись в голове, пока девушка не скрылась за дверью русской редакции. Через полгода мы стали мужем и женой».
Если бы меня попросили назвать ключевое слово, определяющее Расима, это слово было бы… Любовь. По сути, все его работы о любви. Он был полон любви. И это так заражало окружающих. Он обладал даром любить. Причем, он никогда о ней не говорил – просто любил без предлога и повода. Любил Баку, свою семью, дочь, внуков, любил путешествия, свою профессию, свою камеру. Он был порывистым в движениях, все ронял, ломал, но только не камеру: даже во время пожара на съемках. Однажды медведь на него пошел… Он тонул в кратере вулкана, но камеру не выпускал. Он любил небо, птиц, полеты. Полет был его главной темой, сюжетом, жизненным ощущением. За десять минут до своего ухода в кому, он писал сказку, в которой просил ласточек взять его с собой в полет… Мистика?
Когда я вспоминаю нашу жизнь с Расимом, у меня начинается головокружение. В нем удивительно сочетались нежность и мужество, твердость и деликатность, даже в мелочах. Как-то, будучи невестой, это было в Москве, мне пришлось приготовить нам ужин, что-то легкое с макаронами и мясом. Самой мне моя стряпня не понравилась, но Расим сдержанно похвалил. А на 8 марта подарил книгу «Для вас, девочки». Это были азы для домашней хозяйки с надписью на титульном листе: «Самой хорошей девочке в мире от знакомого мальчика. Март. 1962 год».
Расим мечтал о режиссуре, о детском кино. Но наших киноруководителей это мало интересовало. Их можно понять: они не хотели терять классного, надежного, талантливого оператора. И вдруг Расим получает приглашение с киностудии им. Горького, от которого невозможно отказаться. Работу режиссера, отличный сценарий, немедленный запуск в производство (фильм уже в плане), квартиру в Москве и т.д. До этого у нас уже были предложения поработать в других городах и странах, но это никогда не обсуждалось. А тут Расим загорелся. Я проводила его в 5 часов утра, переговоры с дирекцией были назначены на 10.00. Он позвонил мне в 14.00. «Как все прошло?» – спрашиваю. «Придешь с работы, расскажу». «А ты где?» «Дома». «Где дома?!» «В Баку».
«Я вернулся, чтобы спросить у тебя в последний раз, – взволнованно сказал он, когда я на такси примчалась домой, – Ты действительно хочешь переехать в Москву? Если да, я сейчас же лечу обратно, вот билет. Но знай, я там умру, очень скоро умру. Я не смогу без Баку». Я рассмеялась: «А почему ты не спросил об этом в 5 утра? Сэкономили бы на твоих перелетах. Вообще-то, я думала, что это ты хочешь в Москву, мне-то здесь хорошо. И потом ты мне нужен живой в любой точке земного шара».
Помните изумительный рассказ О’Генри «Дары волхвов»? Муж продает свои часы, чтобы купить жене черепаховый гребень для ее прекрасных волос. А она отрезает эти самые волосы, чтобы купить ему цепочку для часов. С нами часто случались подобные истории. Я понимаю, что все люди не совершенны, и мы с Расимом тоже были не совершенны, каждый совершал свои ошибки. Но это не имело значения. Мы были совершенны друг для друга.
Недавно меня спросили о самом романтическом приключении в нашей жизни. Их было много, вся наша жизнь – прекрасное приключение. Я вспомнила наши венецианские прогулки. Мы добрались до фестивального острова Лидо вечером, устали с дороги, но Расим объявил, что спать в первую ночь в Венеции – большой грех. И побросав чемоданы, без гида и провожатых мы окунулись в незнакомый мир, в путаницу странно петляющих улиц более узких, чем ичеришехеровские. Расим предложил «заблудиться». Думаю, он лукавил: мы действительно заблудились, потому что каждая улица, по которой мы шли, упиралась в тупик или канал. Наконец вышли на какой-то мост… Ощущение, что Венеция вообще не спала: всю ночь были открыты кафе. Столики прямо на улицах. В маленьких магазинчиках мелькал муранский бисер, таращились средневековые маски. Мы попили кофе в старинном кафе Оsteria Ca d’Oro, «где до вас, – с гордостью сообщил официант, – ужинали Казанова, Томас Манн, Муссолини, Стравинский, Бакст, а час назад, сидел Шарло». Великий Чарли Чаплин, который приехал на Венецианский фестиваль получать свой приз за вклад в мировое киноискусство. Это была незабываемая поездка и в профессиональном плане. Мы были на премьерном показе великого фильма «Кабаре» с Лайзой Минелли, слушали на секциях выступление Лукино Висконти, дискуссию по поводу «Заводного апельсина» Кубрика. В последние годы я часто бываю в Италии, но никогда не заезжаю в Венецию…
Но вот 13 января на новый год по старому календарю и в канун дня моего рождения в Интернете появляется двухминутный ролик «Расим и Надежда», в котором мы отвечаем на одни и те же вопросы о любви. Расима спрашивают, знает ли он Надежду, меня – знаю ли я Расима, о самом сильном переживании в жизни, самом экстравагантном поступке и т.д. Оказалось, что этот сюжет восемь лет назад прозвучал в программе, посвященной дню Святого Валентина на канале «Лидер». Мы этой программы никогда не видели, я это точно знаю: как сейчас выяснилось, нас не предупредили. До сих пор не могу понять по какой логике или наитию автор этого материала, прекрасный телеведущий и режиссер Ранар Мусаев выставляет его в Интернете именно в этот год и в это время прямо после звонка из сновидения?! Не могу передать своих чувств. Я вижу живого Расима. Я слышу его низкий взволнованный голос, который не спутаешь ни с каким другим. Я слышу удивительные признания, которые он не делал даже при жизни… И я благодарю Бога за то, что именно он, Расим Исмайлов, такой первоклассный мужчина и такой родной человек случился в моей судьбе.
Да, был однажды Расим, и была однажды жизнь…
Надежда Исмайлова
заслуженный журналист Азербайджана
(Материал представлен Бахрамом Багирзаде)
