Рамиз Мехтиев. Миропорядок двойных стандартов и современный Азербайджан

Рамиз Мехтиев,

руководитель Администрации Президента Азербайджана

Мы все являемся свидетелями того, как меняется в течение последних 25 лет геополитическая картина мира. «Бархатные революции» в странах Восточной Европы ознаменовали начало крушения так называемого «социалистического лагеря» и, по существу, были отправной точкой отсчета новой расстановки сил на мировой арене. Была заложена основа управления миром только из одного центра. После распада СССР биполярный мир сменился фактически однополярным, и все особенности существования в таком мире мы начинаем уже чувствовать в нашей повседневной жизни.

Поневоле мне вспоминается такой факт. В Академии общественных наук при ЦК КПСС в конце 80-х годов ХХ века мне не раз приходилось слышать в беседах с различными политологами, в том числе и из зарубежных стран, что развал СССР практически предрешен, а вслед за этим наступит время так называемого «переформатирования» Ближнего Востока.

Прошли годы. Наблюдая события «Арабской весны», я пришел к выводу, что наряду с внедрением в сознание масс тезиса о том, что «право на восстание является естественным правом граждан на сопротивление узурпации власти», здесь, конечно же, действуют хорошо проработанные технологии. Их авторы и механизмы подготовки такого рода акций хорошо известны. При этом, как ни странно, сопротивление происходит против правительств, которые пришли к власти в результате демократических процедур голосования и избрания.

Посещавший еще в период существования СССР страны Балтии небезызвестный Джин Шарп фактически является автором и инициатором апробирования методов, которые в свое время разрабатывались на материале Юго-Восточной Азии. Сегодня его называют неким симбиозом Владимира Ленина и Махатмы Ганди и считают фактически идейным отцом «Арабской весны». Действительно, «Братья-мусульмане» и близкие к ним организации не только массовым тиражом перевели на арабский язык такие работы Шарпа как «От диктатуры к демократии» и «198 методов ненасильственных действий», но и выложили их на своих сайтах. Однако, если Лениным двигала идея построения коммунизма в отдельно взятой стране, а Ганди добивался независимости своей родины путем пассивного сопротивления, то в случае с Шарпом мы не столкнемся с высокими идеями и идеологиями. Основная цель — разрушение. Именно слом государственной машины обеспечивает внешним силам возможность создавать так называемый «управляемый хаос».

Политические эксперты считают, что Шарп выполняет установки  спецслужб различных западных стран, в том числе и ЦРУ США. Очевидно, они недалеко ушли от истины. Но, тем не менее, надо признать, что, действительно, им внесены в арсенал борьбы с государственной властью новые методы и подходы. В качестве примера достаточно упомянуть, скажем, что Международный центр ненасильственных конфликтов в Каире для ознакомления оппозиционеров из различных стран с его идеями привлекал их к соответствующим тренингам.

Сегодня многие политологи отмечают, что «цветные революции» становятся угрозой без-опасности в любом регионе и преследуют исключительно цели смены неугодных США правительств на контролируемые ими режимы. Все это происходит под предлогом демократизации и желания осуществить так называемые «программы демократии» в различных странах, в том числе и в бывших республиках СССР.

Экс-посол США в России Майкл Макфл лицемерит, когда заявляет, что сегодня представители президента США Барака Обамы «не спонсируют «цветные революции». Тем не менее, и он признается, что раньше США занимались этим. Касательно так называемой «бульдозерной революции» в Югославии и дальнейших событий в Сербии он откровенно признается, что «прямые деньги были переданы оппозиции, чтобы дестабилизировать ситуацию, и это сработало».

Но если шарповские технологии вступают в силу тогда, когда необходимо обеспечить паралич власти, то практика создания сети общественных институтов, которые якобы популяризируют модели американской политической культуры, несколько иная. Анализ показывает, что на самом деле соответствующие структуры из-за рубежа занимаются поддержкой, обучением и организацией в рамках неправительственных организаций всех тех, кто способен потенциально стать активным агентом по продвижению «американской демократии».

Они хорошо знают, что только при наличии соответствующего количества НПО, их регулярного финансирования и инструктажа можно добиться вовлечения в них достаточного числа лиц. Только после этого можно будет рапортовать в соответствующие инстанции о том, что уже подготовлена база для «цветной революции» в той или иной стране. Дальше уже будут действовать отработанные схемы. При этом трудно провести грань, когда ненасильственные методы борьбы за справедливость уступают место насилию и приводят к необратимым трагическим последствиям.

В сознание масс заранее внедряются определенные мысли типа «права народа на восстание». Также муссируется и такой тезис, что якобы революция есть явление рациональное и происходящее спонтанно —  это выход из тупика сложившихся противоречий. Однако обращение к странам, пережившим «цветные революции», показывает, что объем проблем и противоречий многократно возрастает после осуществления этих революций.

Когда мы говорим о праве народа, было бы уместно обратиться к тем мыслителям, которые в деталях изучали правовые аспекты этой проблемы. Они достаточно ясно изложены в трудах такого непререкаемого авторитета в вопросах права, как Иммануил Кант.

Принципы права и бунт

И.Кант в своей работе 1793 года «О поговорке» рассматривает восстание как «злейшее и самое наказуемое преступление в рамках общности, потому что оно разрушает ее основы». Далее он продолжает свою мысль: «Добиваясь подобным образом своего права, народ совершает величайшую несправедливость, так как право, по меньшей мере, перестает иметь действие» ¹. При этом философ считал, что все рассуждения о справедливости бунтов основаны на том, что, несмотря на все обещания о немыслимых благах, в этом случае не принимается в расчет сам «принцип права». Именно его нарушение приводит к тому, что любой бунт завершается состоянием анархии. Таким образом, во имя высоких идеалов вершится нечто, приводящее к величайшей несправедливости, совершаемой одной частью народа по отношению к другой.

В рассуждениях мыслителя противопоставляются два принципа: принцип права и принцип счастья. Парадокс в том, что именно их подмена ведет к заблуждению в вопросах о праве народа на свержение государственной власти, что, в свою очередь, грубо нарушает права народа.

Попытаемся проанализировать принцип того, почему Кант отрицает право народа на сопротивление любой власти, в том числе и деспотической. Проследим кантовскую аргументацию:

— подданные хотят свергнуть правителя ради естественного стремления к счастью, но «отсылка к счастью является принципиально непригодной при обосновании права на сопротивление, так как она относится к представленным и требующимся материальным целям», которые субъективны, а значит, им недостает всеобщности. Обязанность подданного — подчиняться любой власти как законной;

— допущение права на сопротивление в государственном законодательстве привело бы к «раздвоению государственного авторитета» и расторжению единства государственной власти, так как оно позволяло бы недовольным подданным быть судьями;

— право на сопротивление рождает противоречие в Конституции. Ведь при наличии права на сопротивление «законодательная власть предоставляет право другой власти разрушить ее законодательство, а также саму себя. Это разрушение происходит на основе самой разрушающей нормы, что противоречиво»;

— поневоле в противостоянии встает вопрос о том, а «кто будет судьей?» в споре правителя и народа. Против каждого высшего судьи может быть выдвинуто новое право на сопротивление, так что мы можем уйти в бесконечность;

— у народа отсутствует компетенция суждения о государстве, ибо он ограничен частными мнениями, а с учреждением государства «народ отдает свою компетенцию обязывающего суждения»;

— у народа отсутствует право принудительной власти по отношению к государству, ибо народ не является государством, а подлежит его власти;

— право на сопротивление должно принадлежать только властному принуждению, которому вменяется в обязанность осуществление всех прав принуждения;

— сопротивление, по Канту, может мыслиться только в качестве уничтожающего законную Конституцию, как переворот всех гражданско-правовых отношений, а, следовательно, всякого права.

Таким образом, право на сопротивление не согласуется, прежде всего, с Конституцией государства. Несмотря на возможные несовершенства государственной власти, для ее смены существуют установленные механизмы. Любое их нарушение приводит, прежде всего, к правовому коллапсу.

Из столь пространного обращения к Канту ясно, что новые технологии смены власти, воспользовавшись правовой неграмотностью части населения, в сознание внедряют абсолютно чуждые идее права установки. Как стало ясно из обращения к кантовскому наследию, верхом абсурда является даже само словосочетание «право народа на восстание».

Политика двойных стандартов и «пятая колонна»

Начиная с конца сентября текущего года, вот уже два месяца как мир является свидетелем очередной попытки «цветной революции» уже в Гонконге. Эти события еще раз продемонстрировали нам, что определенные силы в мире пока что не отказались от использования «цветных революций» для смены неугодной им власти. И это несмотря на весь негатив и хаос, которые несут эти революции своими последствиями.

Ключевую роль в организации такого рода протестов играет так называемая «пятая колонна». Что же она собой представляет и кто является её вдохновителем? В разных странах она может быть разная. Опыт показывает, что соответствующие эксперты вначале дотошно изучают ситуацию в стране и в зависимости от многих факторов избирают те или иные группы населения для формирования из них «пятой колонны».

Известно, что это понятие впервые было применено в середине 30-х годов прошлого века франкистами, наступавшими на Мадрид. В то время армия генерала Франко наступала на Мадрид 4 колоннами, а под пятой подразумевалась деструктивная деятельность его агентов и диверсантов, действующих в тылу. В последующие годы этот термин претерпел значительные изменения.

На сегодняшний день существует множество интерпретаций «пятой колонны», начиная от агентурной сети внутри страны и кончая обозначением компактно проживающих этнических и религиозных групп, обеспечивающих интересы других государств. Историки используют это словосочетание для обозначения подрывной агентуры вражеских стран. Нередко этот термин приравнивается к коллаборационизму, т.е. осознанному, добровольному и умышленному сотрудничеству с врагом в его интересах, в ущерб своему государству.

Таким образом, «пятая колонна» — это отдельные люди или группа людей, организации и движения, которые прямым или косвенным образом работают на иностранные правительства, и чья деятельность преследует цель различными способами или методами нанести ущерб национальным интересам собственной страны. Самое удивительное, что порой «зеленая» молодежь, будучи увлеченной самим фактом своего участия в каких-то важных процессах, плохо себе представляет, что ее используют в качестве орудия для достижения своих целей.

Специфической тенденцией в этой сфере является то, что глобализация и усиление взаимозависимости в международных отношениях, выход на международную арену отдельных НПО и транснационализация категории прав человека привели к тому, что «пятая колонна», приспосабливаясь к современным условиям, приобрела новую форму.

Сегодня различные международные правозащитные организации, мозговые центры и просто НПО США и их союзников в Европе, маскируя свои подлинные цели, учредили огромную сеть своих филиалов по всему миру якобы для защиты прав человека, распространения демократических ценностей и организационных основ рыночной экономики. Именно они и выступают в роли «пятой колонны» нового образца. В развивающихся странах, и в особенности в странах постсоветского пространства, указанные структуры работают, не считаясь с законодательством  этих государств. Большинство этих организаций получают огромную финансовую поддержку напрямую от правительств западных государств или же через различные фонды, которые формируются спецслужбами.

В XXI веке отношение Запада к государствам других регионов изменилось лишь по форме. Развитые страны Запада, в том числе и США, сегодня по-прежнему открыто проводят политику двойных стандартов, вмешиваются во внутренние дела большинства стран мира, используя права человека как инструмент давления на правительства. Именно с этой целью они формируют в них «пятые колонны» нового образца и пытаются с их помощью определять внутреннюю и внешнюю политику этих государств. Целью подобной практики является не защита свободы и прав человека, а принуждение того или иного государства к желаемым уступкам для достижения конкретных политических и экономических выгод. Именно это и является реализацией новой формы силовой политики в международных отношениях в ХХI веке.

Распространение демократии в контексте национальных интересов США

Многие исследователи согласны с тем, что самым опасным для системы международных отношений является продвижение различных идей политического характера под прикрытием идеи демократии. Именно такими словами можно описать политику США в современном постбиполярном мире, фактически трансформировавшемся в однополярный. В частности, это ярко проявляется во взглядах Барака Обамы, который под «мирными» лозунгами активно продвигает национальные интересы США. Так, выступая на ежегодном форуме «Глобальная инициатива Клинтона», он заявил о том, что поддержка гражданского общества за рубежом является вопросом национальной безопасности, и что Вашингтон всегда будет поддерживать различного рода НПО, правозащитников по всему миру.

За этими, на первый взгляд, гуманистическими намерениями распространения демократии стоят вполне реальные политические цели США. Это заявление Барака Обамы наглядно показывает, что внимание США к НПО, организациям гражданского общества, правам и свободам человека вызвано исключительно геополитическими интересами Америки. Среди них можно отметить поддержку прихода к власти послушных и исполняющих указания США групп, продвижение американского капитала на новые рынки и применение современных форм эксплуатации природных богатств других стран, нивелирование национальных и культурных особенностей различных наций с целью сделать их еще более зависимыми от себя, формирование «потребительской демократии и культуры» и т.д.

Кто-то называет это современной формой колониализма, кто-то говорит об обреченности мировой экономики на поиск новых рынков и т.д. Но суть от этого не меняется.

С другой стороны, заявления Барака Обамы о том, что каждая страна, которая движется к демократии и развивает институты защиты прав человека, — наш друг и мы их всегда поддерживаем, также чрезвычайно далеки от истины и являются продолжением вышеуказанной политики. Например, Вашингтон, исходя из своих геополитических интересов, а не из побуждений распространения демократии, поддерживал недемократический режим С.Хусейна в период ирано-иракской войны поставками вооружений. Конечно, можно сослаться на принцип: «враг моего врага — мой друг», но в данном случае этот тезис скорее отражает политические и экономические интересы США, чем желание помочь установлению мира в регионе.

Американская администрация на протяжении десятилетий нарушает главные принципы политического реализма, которые были сформированы еще отцом-основателем этой школы Гансом Моргентау. Не будем вдаваться в детальное обсуждение всех этих принципов. Приведем лишь один из них: «Универсальные моральные ценности не могут быть средством оценки политики тех или иных государств. Государства должны ставить принцип выживания выше моральных ценностей… Нормы морали различны в различных государствах»².

Из этих тезисов Моргентау следует: нельзя судить о политике государств с точки зрения добра и зла. Иначе говоря, то, что может казаться для США злом, вовсе не является таковым для других государств. Эту проблему очень эффективно решает категория «национальный интерес», которая предостерегает от манипулирования нормами морали в политике. Даже правовые обязательства должны отступать перед национальными интересами государств на международной арене, и это есть «железный закон международной политики» по Моргентау.

С другой стороны, посыл Моргентау о том, что нормы морали вовсе не универсальны, говорит о том, что система международных отношений должна интерпретироваться, исходя из национальных интересов и политической целесообразности. В противном случае нормы морали попросту будут неэффективны для оценки поведения государств на мировой арене.

Несмотря на это, сегодняшняя администрация Обамы активным образом пытается давать оценки действиям тех или иных государств, исходя исключительно из своих политических намерений. Белый дом не хочет даже считаться с тем, что каждая страна в мире имеет свои интересы, цели развития и особенности политической культуры. Невозможно ожидать, чтобы все страны мира жили по правилам, предписанным США. Это априори невозможно, так как сам мир разный, он не одинаков и разнороден.

Даже дети, родившиеся в одной семье и получившие одинаковое воспитание — разные, не говоря уже о странах в различных точках земного шара с исторически сложившейся социальной, экономической, духовной и политической структурой, присущими  им нацио-нальными интересами. Мир многообразен, как и многообразно содержание политических отношений между различными государствами. Пора бы это осознать внешнеполитическим стратегам Белого дома. Хотя сложно предположить, что они этого не осознают. Но дело в том, что политические цели, приукрашенные различными лозунгами, в том числе о «национальных интересах» США, перевешивают всевозможные реальности.

Идею регионализации международных отношений подтверждает также и Копенгагенская школа по международной безопасности. Ее представитель, профессор Лондонской школы экономики и политических наук Барри Бузан пишет о том, что в условиях распада биполярной (двухполюсной) системы международных отношений и окончания идеологического противостояния Запада и Востока повышается объем независимого международно-политического процесса в различных регионах ³.

Следовательно, по мнению этого автора, в постбиполярном мире возможности проекции принципов глобального уровня международных отношений на регион уменьшаются. Региональные государства получают больше возможностей усилить маневренность своей внешней политики. Исходя из всего этого, казалось, глобальные силы должны адаптироваться в различных регионах к меняющейся логике развития. Но в реальности это не так. Внешнеполитическая стратегия США и их союзников на Западе, демонстрируя свою гегемонию, все еще не хочет адаптироваться к тем или иным региональным условиям. Такие действия расходятся с реальностью, вступают в противоречие с многообразием мира. Именно это является, например, главным ограничителем эффективности проводимой США внешней политики.

Однако один из самых откровенных западных политологов Збигнев Бжезинский не согласен с подобной оценкой. Он считает, что, занимая лидирующее положение, США выступают в роли «старшего брата», восстанавливающего порядок во всем мире. По его мнению, «США выступали и будут выступать в роли главного миротворца». Но пока, к сожалению, факты говорят совсем другое. Несправедливость и субъективизм превалируют во внешней политике США.

Опыт современного мирового развития свидетельствует, что однополярность, наращивание доминирования одного центра силы не приводят к росту доверия между народами и государствами. Это — неустойчивая конструкция, которая доказала свою неспособность влиять на гармонизацию международных отношений, служить основанием для налаживания порядка в мире и обеспечения региональной и глобальной безопасности. Совсем неразумно перестраивать мир в соответствии со своими интересами. Ведь не сложно видеть, что агрессивное продвижение своих интересов, прикрытых ширмой демократических ценностей, становится, наоборот, преградой на пути распространения американских либеральных идей, нежели их локомотивом, как считает Барак Обама. Это подчеркивают даже видные американские ученые в сфере международных отношений, такие как, например, Стивен Уолт.

Он пишет: «Главные черты либерализма исключительно привлекательны, и я очень благодарен судьбе за то, что практически всю свою жизнь прожил в либеральной (в основном) Америке. Однако моральная привлекательность таких базовых либеральных принципов не означает, что это здравое и логичное руководство по реализации внешней политики. На самом деле, история двух последних десятилетий говорит о том, что если великая держава будет проводить свою внешнюю политику главным образом на основе либеральных идеалов, это наверняка приведет ее к дорогостоящим провалам. К сожалению, опыт прошедших 20 лет показывает, что либерализм — это плохой советчик по проведению внешней политики.…» ⁴.

По его мнению, либерализм не может дать четкую стратегию в вопросах внешней политики. Если то или иное государство руководствуется на международной арене не западными понятиями и ценностями ведения международной политики, то Вашингтон реагирует на это серьезными вспышками гнева и ненависти, что в реальности усугубляет создавшееся сложное положение дел.

Подобный стереотип обусловлен тем, что концепция либерализма прививает большинству американских политиков идею безальтернативности либеральных западных ценностей. Следовательно, американские политики не могут даже и представить то, что существует также мир, отличный от их мира, в котором есть свои ценности и мораль. Такое поведение значительно ограничивает маневренность внешней политики США и, скорее, усиливает поляризацию в конфликтах «на своих и чужих», нежели помогает ее реализации.

О кризисе сегодняшнего миропорядка также говорит один из патриархов внешней политики США профессор Генри Киссинджер в своей новой книге «Мировой порядок: размышления по поводу характера наций и хода истории», в которой он пишет: «Однополярный отрезок времени приближается сегодня к своему бесславному концу. Америка при Джордже Буше-младшем после терактов 11 сентября (2001 года) взвалила на себя непосильную задачу, а во время его первого президентского срока произошла милитаризация внешней политики, результатом которой стали — в лучшем случае — тупиковая ситуация в Афганистане и сложное положение в Ираке. Результат: раскол западного альянса, разочарованное американское общество и усиление теократического Ирана. При Бараке Обаме Соединенные Штаты, возможно, зашли слишком далеко в коррекции своего курса. Акцент делается на возвращении американских солдат домой — сначала в Ираке, а затем в Афганистане. Однако в настоящее время Соединенные Штаты готовы вновь начать активные военные действия на Ближнем Востоке, а также прилагают усилия для сдерживания Путина. Политику, проводимую после «Арабского пробуждения», также сложно назвать последовательной…».

Вывод, к которому он приходит, заключается в необходимости обновления основных принципов глобальной геополитики. Его тезис «существующая система международных отношений переживает кризис» отражает современную реальность. По его мнению, прочную позицию во внешней политике США сегодня занимают те, кто выступает за распространение американских ценностей по всему миру даже ценою применения жесткой силы.

Многие механизмы обеспечения миропорядка сложились достаточно давно. И причина современного кризиса в международных отношениях связана с тем, что их ломают, вместо того, чтобы провести разумную реконструкцию и адаптировать к современным реалиям. Совсем не случайно Генри Киссинджер, подчеркивая, что «Концепция порядка, лежащая в основе современного мира, находится в состоянии кризиса», объясняет это стремлением крупных держав не к созданию баланса сил, а к максимальному обеспечению своих собственных интересов. Кстати, он пишет и о другой причине кризиса миропорядка: за всем этим стоит поиск Соединенными Штатами Америки новых способов обеспечения мирового лидерства.

И как бы в подтверждение этих выводов Генри Киссинджера, совсем недавно — в середине ноября — на саммите двадцатки (G20) в австралийском Брисбене Барак Обама назвал США «единственной мировой державой», способной противостоять любой угрозе. Это был новый предупреждающий сигнал мировому сообществу, чтобы оно «не мечтало о многополярном мире».

И в самом деле, сегодня за такими заявлениями Белого дома, как, например, «обеспечиваем мир и согласие в регионе», «распространяем демократию», «хотим принести в регион стабильность» и т.д., стоят совершенно другие цели. Чтобы удостовериться в этом, достаточно объективно посмотреть на причины межгосударственных конфликтов и возникновения войн в современном мире.

И все же пора администрации Барака Обамы задуматься об ущербности подобной внешней политики США в условиях, когда о кризисе системы говорит даже такой видный ученый-международник и человек с большим опытом работы во внешней политике США как Генри Киссинджер.

Современный кризис в международных отношениях, несомненно, вызван политикой США. Его корни лежат в неправильной имплементации теории «мягкой силы»

(soft power), разработанной американским ученым Дж.Найем в русле неолиберализма. Под «мягкой силой» имеются в виду, прежде всего, невоенные средства, меры экономического, информационного, культурного и иного влияния. Негосударственные субъекты являются ключевыми игроками в ее продвижении. «Мягкая сила» по Дж.Найю — это «умение добиваться того, чтобы другие страны хотели то, чего хочет твоя страна, вовлекать и сотрудничать с ними, нежели сдерживать и принуждать» ⁵.

Да, мировое сообщество не смогло представить альтернативу американской политике на глобальном уровне. Последней альтернативой был коммунизм, но этот эксперимент не оправдал себя. После распада социалистического лагеря США добились заметных успехов в политике вестернизации по всему миру. Однако очень часто идеи «света и демократии», которые Америка несет миру, продвигаются далеко не гуманными способами. Примеров предостаточно. В американской теории демократического транзита данному постулату посвящено даже отдельное направление — «теория силового демократического транзита». Но как показывает практика, такого рода эксперименты на Ближнем Востоке приводят скорее к небывалому росту терроризма, всеобщему хаосу и эскалации напряжения, нежели к процветанию, миру и демократии. Указанная стратегия имела большую популярность в период президентства Дж.Буша-младшего.

Кстати, в этом признается и бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт. Выступая 21 ноября этого года (2014 г.) в Национальном фонде поддержки демократии, она отметила, что усилия по продвижению демократии стали ассоциироваться с ее милитаризованным аспектом. «Действия предыдущей администрации привели к тому, что демократия получила плохую репутацию, в частности, из-за того, что произошло в Ираке», — цитирует ее радио «Голос Америки» 21 ноября 2014 г.

С приходом же к руководству США Барака Обамы мировая общественность связывала свои надежды на изменение агрессивной внешней политики. Но что мы видим на сегодня? В Сирии и Ираке ширится операция против ИГИЛ, которую сами же США создали в результате вооружения сирийской оппозиции, не прогнозируя его последствия. На сегодня американские генералы не собираются даже ограничиваться лишь воздушными атаками и требуют от Белого дома сухопутного вторжения, ссылаясь на неэффективность одних воздушных атак для уничтожения ИГИЛ. Страны Магриба все еще не могут полностью восстановить общественный порядок, который был разрушен «Арабской весной», так активно поддерживаемой со стороны США против их же бывших «демократических» союзников.

В этом регионе военными переворотами свергаются общенародно избранные лидеры, а западные демократии только и печатают лишь коммюнике «о глубокой озабоченности». Где же реализация идей Обамы о том, что США стоят за каждым, кто непреклонно движется к демократии? Разве это вовлечение и кооперация, на которые ссылался Дж.Най, говоря о «мягкой силе»? Маловероятно, что бомбардировками, подготовкой «цветных революций» и похожими деструктивными сценариями можно побудить другие страны хотеть того же, что и США. Все эти факты говорят о том, что так называемое либеральное содержание американской внешней политики лишь ширма для реализации эгоистических «национальных интересов», которые неизменны, как и говорил Ганс Моргентау.

Если США неизменно придерживаются своих национальных интересов, то почему другие страны должны игнорировать собственные интересы или же идти на непонятные и чреватые деструкцией уступки? Почему дело, заведенное на Э.Сноудена, в США считают уголовным (но не политически мотивированным), хотя он вроде бы тоже поступил как настоящий либерал — поставил свободу выше безопасности и раскрыл миру нарушения США многих национальных и международных законов и норм. В то же время уголовные разбирательства по делам Лейлы и Арифа Юнус, а также других представителей «пятой колонны» США и европейские международные «неправительственные» организации считают политически мотивированными? Почему США требуют от всех транспарентности и призывают к борьбе с коррупцией, в то время как деятельность ими же созданных НПО в различных точках мира достаточно коррумпирована и не открыта для общественного контроля?

Неправительственные организации (НПО) в роли «пятых колонн» нового поколения

Из истории государств мы знаем, что различного рода агенты, работающие в пользу иностранных государств, террористы и сепаратисты главным образом осознанно шли на подрыв государственности,  антиконституционные действия и т.д. Уверенность в этом им придавало то, что их деятельность обеспечивалась сильной зарубежной поддержкой и хорошо оплачивалась. Для иностранных государств самым большим риском было раскрытие их планов по созданию «пятой колонны». Они опасались, что его участники могут сдать своих зарубежных покровителей, нанося тем самым урон официальным двусторонним межгосударственным отношениям. Именно для минимизации такого рода рисков в США на волне распада Советского Союза была разработана концепция работы с «пятыми колоннами» в постсоветских государствах.

Если раньше вопросами вербовки членов «пятой колонны» занимались в основном спецслужбы, то к началу 90-х годов прошлого столетия значительные полномочия и финансы для поддержки и формирования «пятых колонн» были делегированы госдепартаменту США, который в свою очередь осуществлял эту работу через близкие ему НПО и фонды. Это уже не был тот самый черный бюджет ЦРУ, который был скрыт от общественности. Теперь он был откры