ПРАВИЛА ЖИЗНИ. Теймур Надир: «Москва - жестокая и циничная, но если ты схватил удачу, то она тебя любит, как дорогая проститутка»

Музыкант, один из основателей и вокалист легендарной азербайджанской рок-группы ColDünya, 40 лет.

Ребенком я был тихим. Но меня часто наказывали за непонятные вещи.

Я очень быстро понял, что злости в этом мире больше, чем любви.

Мою первую любовь звали Раминой. Она была очень уравновешенной девочкой из хорошей семьи. А я в то время уже не был похож на своих сверстников. Всерьез она меня не воспринимала, и я очень страдал по этому поводу.

Главной движущей силой в моем творчестве всегда была любовь. Я ей руководствовался и пытался ее выражать.

Когда один талантливый человек пытается делать что-то свое, это, бесспорно, хорошо. Но в нашей группе было четыре талантливых человека, каждый выступал автором песен. А это - большая удача и почва для огромного развития.

Не нужно пользоваться страданиями как стимулом для творчества

Я боюсь этих масштабов, грохота, огромного количества страхов, которые рождаются в недрах этого города.

Это уже не тот город, который притягивал меня к себе, хотя он сделал меня гораздо сильнее. Я хочу поскорее завершить свой роман с Москвой.

В Москве я не создал ничего такого в музыке, чем бы я гордился. Есть, конечно, пара песен, которые не стыдно показать, но с тем мощным периодом в ColDünya, где каждая песня была открытием, это не сравнится. Ничего новаторского я в Москве не сделал.

Жизнь на сцене протекает раз в сто быстрее, чем в реальной жизни. Ты выходишь и попадаешь в транс.., и вдруг ты уже вне сцены, весь мокрый. А только что вроде тебя выводили к публике, и прошло, оказывается, уже два часа. Выходить на сцену как выходить на расстрел – либо ты их, либо они тебя, - мне кажется, нас пока не расстреляли.

У меня было много сценических образов. В 90-е годы это был в основном эпатаж. Это был эдакий восточный принц. С годами я становился сдержаннее и умереннее. А сейчас я вообще перестал думать о сценическом образе. Мне больше не нужно «продавать» свою музыку, не нужно заявлять о себе. Теперь мне важнее то, о чем я собираюсь рассказать.

Нужна определенная доля иронии, для того чтобы рассказать людям о себе. Если нет иронии, ты очень скучный и никому к черту не нужен.

Бунтарем я никогда не был. У нас был рок с элементами губной помады. Я постоянно выходил на улицу с накрашенными глазами. Это был эпатаж, это было частью меня, когда я мог сказать себе: «Чувак, ты можешь быть павлином среди уток. И даже если ты утка, то будь павлином». Это была возможность побороть свои страхи.

Однажды я хотел выйти на сцену в платье. Но ребята резко отрезали: «Выйдешь так, мы тебя убьем».

Серьезное отношение к себе может привести к тому, что ты рано или поздно можешь себя переоценить. Мы не воспринимали себя всерьез. Юмор делает тебя более гибким, давая возможность посмотреть на себя со стороны.

Быть не таким, как все, в 90-е в Азербайджане было сложно.

Кумиром в музыке для меня был и до сих пор остается Кара Караев.

Человек должен быть свободным. Он приходит в этот мир свободным, но со временем он эту свободу теряет, загоняя себя в какие-то рамки. Создавая музыку, мы пытались выйти из этих рамок, пытаясь вернуться к первозданной свободе.

Жить легко и сложно, все зависит от человека. Если легко внутри – то и жизнь будет легкой, и наоборот. Сейчас мне жить сложно, два месяца назад было легко.

Я люблю «утяжелять» жизнь. Достаточно послушать песню Sehrbaz, чтобы это понять. Но это не искусственное утяжеление. Это - способ показать другую сторону жизни.

Не нужно пользоваться страданиями как стимулом для творчества. Светлая печаль – да, но страдания сами, по сути, не созидательны.

Я не стесняюсь сказать, что я могу заплакать.

Секс, наркотики и рок-н-ролл – это не совсем про нас. Хочется верить, что мы были больше художниками. И артистами.

Секса в то время было больше, он был качественным и разным, не всегда традиционным. Настоящего, честного секса, не ради привлечения внимания, соответствия времени или ради того, чтобы кому-то что-то доказать. Секс был просто чистым желанием познать себя глубже и лучше.

Наркотики тоже были. Но это не было серьезным увлечением. Это было, скорее, способом лучше понять жизнь. Мы больше любили выпивать.

Рок-н-ролл был эстетствующим. Мы называли его «hospital rock», «больничным роком». К нам ходили интеллигентные люди, которые тоже хотели оттянуться и расслабиться. После нескольких бутылок раскрывалась истинная сущность. За этим было очень интересно наблюдать, как и за самим собой.

Сложно быть разрушителем морали внутри самого себя, но нужно. Потому что мораль – это искусственно созданная штука. За стеной морали скрываемся мы настоящие.

Самое приятное воспоминание – это концерт с участием Coldünya в Тбилиси, который впоследствии многие журналисты начали называть «Кавказским Вудстоком». Это непередаваемое ощущение, когда 12 тысяч человек сходят с ума от того, что делает квартет на сцене, когда ты себя ощущаешь богом, потому что от одного твоего движения зависит, как поведет себя публика. Такое превращает выступление в наркотик, к которому все чаще и чаще хочется обращаться.

Я не человек с холодным разумом и горячим сердцем. Я очень вспыльчивый, крайне эмоциональный и легкомысленный.

Счастье - не самое главное в жизни.

Жажда жизни способна вытащить из любой депрессии. Обязательно придет стадия развилки, когда ты начнешь понимать – либо ты умрешь, либо ты будешь жить. Я не из тех людей, которые хотят умереть.

Меня поражают люди. Честные, талантливые, смелые люди, способные сказать свое слово.

Я верю в магическую силу искусства, мудрость природы и в то, что завтра мама сделает очень вкусный плов.

Сложно любить все человечество. Люблю людей, которых люблю, верю в них и прощаю. Такие индивидуальные отношения сложно строить со всем миром.

Самое постоянное в моей жизни – моя нежность. Она только прогрессирует с годами. Я чувствую в себе эту нежность, которую я еще не смог отдать близким людям.

Нужно жить здесь и сейчас. Моя самая большая проблема в том, что я живу больше прошлым.

Записала Сабина Абубекирова