Александр Скаков: «Думаю, что нам всем надо думать о том, как мы будем жить рядом с Ираном, получившим ядерное оружие»
Интервью агентства 1news.az c координатором рабочей группы Центра изучения Кавказа и Центральной Азии Института востоковедения РАН, руководителем Центра прикладной этнологии Института социальной политики Академии труда и социальных отношений, к.т.н., Александром Скаковым.
- Александр Юрьевич, есть ли четкие параметры реализации концепции Евразийского экономического союза и в чем целесообразность участия стран бывшего Союза в этом объединении?
- Модель Евразийского Союза была предложена осенью 2011 г. В.В. Путиным, при этом предполагалось, что он начнет свою деятельность в 2013 г. и даже будет обладать общей валютой с единым эмиссионным центром. Уже вскоре срок реализации этой идеи оказался сдвинут к «рубежу 2015 года». К настоящему времени какие-либо четкие параметры реализации концепции Евразийского экономического союза не просматриваются, никакой «дорожной карты» по его созданию не выработано. Говорится о том, что 1 января 2015 г. договор об ЕЭС должен все же вступить в силу. Но Евразийская экономическая комиссия работает уже значительно более года, и ничего, кроме невнятного обсуждения «изъятий» из списка предоставляемых базовых услуг, по сути, не происходит. О единой валюте речь уже не идет. Приходится сделать вывод о том, что либо создание ЕЭС столкнулось с непреодолимыми трудностями (к примеру, отсутствие необходимых средств в российском бюджете), либо сама эта идея с самого начала была не более чем предвыборным лозунгом, позволяющим одному из претендентов на президентский пост нарастить свой электорат за счет представителей поколений, тоскующих по единой державе.
Новые интеграционные формулы – Таможенный союз и, тем более, Евразийский Союз – являются пока не более чем достаточно опасными фантомами, так как, с одной стороны (со стороны России) требуют усилий и средств для своего продвижения, не имея ни «дорожной карты», ни реалистичного целеполагания, с другой же (Запад в целом) вызывают отторжение и сопротивление, обращаемое в данном случае на Россию, как их инициатора. Не вдаваясь в детали, отмечу лишь, что для успешной реализации любого из этих проектов (если бы такая цель была бы реально поставлена) необходимо было бы на первом этапе сосредоточиться на достижении очевидного успеха интеграции в ядре объединения (предположим, в треугольнике Россия-Казахстан-Белоруссия), а затем пытаться привлечь в него других участников (тех же Армению, Киргизию и, тем более, Турцию). В том же случае, если несформировавшееся «ядро» пытается интегрировать «несостоявшуюся» экономику (Киргизию) или заведомо мощную экономику (Турцию), интеграционное объединение, так и не став реальным объединением, превращается в очередной фантом, обреченный на забвение и прекрасно демонстрирующий нам истинные чаяния своих инициаторов.
Участие любой из стран постсоветского пространства в любом экономическом интеграционном объединении призвано уменьшить таможенные издержки, способствовать уменьшению цен на товары, облегчить перемещение рабочей силы. При этом объединяться должны страны с более-менее равноценным или же с взаимодополняющим экономическим потенциалом. Поэтому в разговорах о возможном вступлении в ЕЭС Киргизии, к примеру, я лично никакого смысла не вижу. Это несостоявшаяся экономика, а сам по себе подобный процесс напоминает трудновообразимое вступление Ливии в Евросоюз. Свои проблемы, впрочем, не безнадежные возникают и при дискуссиях о возможности вступления в ЕЭС Армении. Я имею в виду отсутствие общей границы, когда единственный транспортный коридор проходит через нестабильную и не определившуюся со своим будущим Грузию. Единственная страна (кроме уже обозначенных как члены России, Белоруссии и Казахстана), которая могла бы выиграть от вступления в Евразийский экономический союз, это Украина. Но мы видим, как в целом успешно её перетягивает к себе Евросоюз, пусть сейчас и не имеющий никаких ресурсов для её реальной интеграции
- В состоянии ли Россия самостоятельно решить конфликты Южного Кавказа, в частности нагорно-карабахский?
- У России уже давно нет сильных рычагов для управления над регионом. В противном случае сейчас российские военные базы находились бы не только в Абхазии, Южной Осетии и Армении. В противном случае, Россия не ушла бы сейчас из Габалы. Соответственно, Россия не в состоянии и самостоятельно решить конфликты Южного Кавказа, даже если бы этого так сильно хотела бы. Но это не входит в её приоритеты, Южный Кавказ не является зоной, где сосредоточены первостепенные российские интересы. Более того, мне кажется, что США и Евросоюз имеют сейчас более сильные рычаги управления и контроля над регионом, чем Россия (в том числе, благодаря большим финансовым возможностям, более тонкой политике, более позитивному имиджу). Что же, они тоже заинтересованы в пролонгации существующих конфликтов? Может быть. Но, мне кажется, более вероятен другой ответ – этот регион также не входит в зону их жизненных интересов. Гораздо важнее Северная Африка, Ближний Восток, Иран с его ядерной программой. Кроме того, и у России, и у Запада в целом, по сути, мало рычагов для продуктивного давления на стороны конфликта. И, безусловно, такое давление должно быть согласованным. А как его согласовать, если интересы самих посредников так во многом разнятся. В этом случае стороны конфликта получают возможность играть на противоречиях в стане противников. В результате мирный процесс практически сводится на нет. Москва пыталась придать ему динамику, вспомните посредничество президента Д.А. Медведева и Майендорфскую декларацию 2008 г., но отказ от учета тех основополагающих принципов, которые я только что обозначил, привел эти усилия к логическому краху.
- По Ближнему Востоку. С учетом итогов минувших переговоров «шестерки» международных посредников по иранской ядерной программе (Россия, США, Китай, Франция, Великобритания и Германия) с Тегераном есть ли шанс для кардинального перелома ситуации в отношении Ирана со стороны Запада?
- Да, некоторые надежды на компромисс имели место. До и сразу после президентских выборов в США оттуда звучали миротворческие заявления, позволяющие надеяться на отход Вашингтона от существующего военного альянса с Израилем и переход его к самостоятельной и ответственной политике на иранском направлении. Имели место и надежды на позитивные изменения в подходах иранских руководителей, явно не готовых ранее к реальному компромиссу. К сожалению, сейчас надежд почти не осталось. Вашингтон вернулся к агрессивной антииранской и произральской риторике, Тель-Авив накал своей риторики никогда не сбавлял. Тегеран же демонстрирует исключительно стремление максимально затянуть время. В этих условиях ждать какого-то кардинального перелома ситуации не приходится. Кроме того, возникает ощущение, что политика Запада по отношению к Ирану слишком во многом определяется не в Брюсселе и в Вашингтоне, а в Тель-Авиве.
- Допускаете ли вы согласие официального Тегерана на полный контроль своей ядерной программы со стороны МАГАТЭ, в обмен на снятие санкций, и отказа от более серьезных мер в виде применения силы в отношении Исламского государства?
- Думаю, что целью Тегерана (после свержения Саддама Хусейна, разгрома Югославии, интервенции в Ливии, подстрекаемой извне гражданской войны в Сирии) является, все же, получение ядерного оружия. Посмотрите, как уверенно чувствует себя Северная Корея, нищая страна, обладающая всего несколькими боеголовками, но способная угрожать США. Ядерное оружие в последние десятилетия стало гарантией сохранения независимости для государств, это реальность, от которой не уйдешь. Думаю, что нам всем, и американцам, и гражданам Израиля, надо думать о том, как мы будем жить рядом с Ираном, получившим ядерное оружие. Никакой катастрофы для мира я в этом не вижу, хотя и позитива в этом, конечно, тоже нет. Уверен, что Тегеран не нанесет ядерного удара, скажем, по Иерусалиму, с его мусульманскими святынями. А вот удар по Ирану мог бы привести к настоящей катастрофе, которую ссылки на режим нераспространения не смогли бы оправдать.
- И все же, на Ваш взгляд, какой оборот ситуации наиболее ожидаем вокруг Ирана и его ядерной программы?
- Поводом для неконтролируемого развития событий может стать ухудшение ситуации вокруг Ирана и его ядерной программы, к примеру, удар Израиля и /или «коалиции желающих» по иранским военным объектам. Очевидно, что ноябрьская 2012 г. операция Израиля в секторе Газа «Облачный столп» с задействованием системы ПРО «Железный купол» была не столько предупреждением Ирану, сколько апробацией защиты Израиля от потенциально возможного ответного удара со стороны Ирана. Апробация прошла успешно, из всех ракет движения «Хамас» только менее 4 % взорвалось на застроенных территориях. Таким образом, вполне оправданные сами по себе действия Израиля по самозащите стали ещё одним шагом к новой войне в регионе. Очевидно, что последствия возможного удара по Ирану станут непредсказуемыми и крайне опасными для всего огромного региона.
- Каким видите исход сирийской проблемы? До конца текущего года конфликт приблизится к развязке?
- К сожалению, вполне вероятно, что некоторая «развязка», если её можно так назвать, в Сирии и в самом деле наступит и режим Асада, столько времени (никто не думал, что эта война продлится так долго!) мужественно сопротивляющийся многосторонней агрессии, все же падет. Но это не станет развязкой конфликта, гражданская война на этом не закончится. Оппозиция разнородна, страна многонациональна, салафиты в последнее время явно усиливаются. Вполне вероятна и даже неизбежна война «всех против всех». Конечно, в какой-то момент может вмешаться Турция и де-факто аннексировать северные провинции Сирии. Но и Турция подвергается угрозе: поощряя радикальную сирийскую оппозицию и принимая у себя её лагеря, она становится потенциальной целью салафитов и может повторить судьбу Пакистана, также в свое время активно помогающего афганским повстанцам, а потом, по сути, ставшего их жертвой.
Матанат Насибова
