Баланс сил и поведение ключевых игроков на Ближнем Востоке: новый этап - Newtimes.az
БАКУ, 1 май – 1NEWS.AZ
Информационно-аналитический портал Newtimes.az опубликовал статью кандидата филологических наук Наргиз Эфендиевой «Баланс сил и поведение ключевых игроков на Ближнем Востоке: новый этап».
Предлагаем вниманию читателей данный материал без изменений:
«Революционные события, происходившие на Ближнем Востоке в начале 2010-х годов и называемые западными экспертами «Арабской весной» или «Арабским пробуждением», привели к смене политических элит в ряде государств, среди которых Египет, Ливия и Тунис, а также возвышению некоторых региональных игроков, ранее не оказывавших заметного влияния на события в регионе.
Сохраняющаяся нестабильность: борьба за власть в Египте, гражданская война в Сирии, анархия в Ливии, накалившееся до предела суннитско-шиитское противостояние, подстегиваемое американцами еще со времен Дж.Буша-мл. и в итоге приведшее к появлению новой региональной угрозы в лице Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ) – свидетельствует о незавершенности начавшегося более четырех лет назад тренда на перекраивание политической карты Ближнего Востока.
В подобной ситуации, впрочем, как и всегда, важнейшим фактором остается поведение крупных мировых держав и региональных игроков. От их долгосрочных стратегий, позиций и ситуативных коалиций во многом зависит будущее Ближнего Востока.
Исторически Ближний Восток не представлял собой сложившейся региональной подсистемы ввиду отсутствия в нем признанных стран-лидеров, способных сформулировать общерегиональную повестку дня и консолидировать вокруг нее большинство местных государств. Попытки глав Египта, Ирака, Ливии, Саудовской Аравии в постколониальный период обрести широкую популярность на «арабской улице» и повести за собой население стран региона не увенчивались успехом. Не смог окончательно утвердиться в статусе единоличного лидера этой части мира и единственный претендовавший на него внешний субъект – США.
Данный регион на протяжении истории оставался объектом борьбы за сферы влияния и интересов множества государств, а с недавнего времени – и разного рода негосударственных участников. Перспективы эволюции Ближнего Востока и его трансформации в устойчивую региональную подсистему с лидерской или пространственной структурой будут, как и прежде, определяться соотношением волевых и ресурсных характеристик заинтересованных игроков.
Рассмотрим основные параметры, характеризующие расстановку сил в регионе Ближнего Востока. Главными внешними игроками традиционно являются великие державы: с одной стороны, США, Великобритания и Франция, с другой – Россия и Китай. Разделение этой группы государств на два лагеря обусловлено расхождением позиций по целому ряду вопросов, так или иначе связанных с вмешательством во внутренние дела местных государств (Ирак, Иран, Сирия и т.д.). Различия в подходах, в свою очередь, определяются исходными возможностями, задачами, а также историческими амбициями великих держав. США на Ближнем Востоке традиционно исходят из концепции политической, экономической и военной экспансии, стратегия Великобритании и Франции опирается на колониальный «багаж», Россия стремится к выравниванию баланса сил в регионе и участию в переговорных процессах по ключевым вопросам, а Китай уделяет основное внимание расширению экономического присутствия и развитию бизнес-связей.
Более динамично меняется распределение возможностей среди внутрирегиональных игроков. В 2010-х годах здесь наметилась тенденция к возвышению трех центров силы – Турции, Саудовской Аравии и Ирана. Каждая из этих стран претендует на роль регионального полюса, на который должны ориентироваться потенциальные сателлиты и ведущие внешние игроки. Важно при этом учитывать следующие обстоятельства.
Во-первых, Турция, Саудовская Аравия и Иран – своего рода «чужаки» для «арабской улицы» и лидеров большинства арабских государств. Историко-культурный контекст на Ближнем Востоке всегда значил гораздо больше, чем, например, в Европе, Восточной Азии и уж тем более – в Западном полушарии. Нужно понимать, что с этой точки зрения восприятие Турции или Ирана всегда будет содержать в себе элемент враждебности. Место Эр-Рияда в системе ценностных координат арабского мира будет вторично по отношению к Каиру, Багдаду или Дамаску. Цивилизационно-символический потенциал последних, скорее всего, перевесит аргументы политической конъюнктуры и реального политико-силового равновесия. Этим обусловливаются заинтересованность турок, саудитов и иранцев либо в полном разрушении старых традиционных центров притяжения (пример Ирака и Сирии), либо в создании выгодных союзов с региональными игроками, таких, как Турция-Катар, Саудовская Аравия-Египет и Иран-Сирия. При этом последние две оси характеризуются попытками более мощных в экономическом и военном плане субъектов оказывать политическое влияние на своих ослабленных союзников.
Во-вторых, наличие в регионе других самостоятельных и мощных игроков усложняет формирование четкой системы с ярко выраженными центрами влияния. Так, Израиль предпочитает играть по своим правилам и отстаивать национальные интересы, которые периодически ситуативно совпадают с целями других государств региона, что обусловливает непостоянство израильских связей и союзов. Дополнительную вариативность израильской политике придает тот факт, что с приходом к власти в США администрации Б.Обамы наметилось очевидное охлаждение в этом традиционно прочном историческом партнерстве.
Линия Катара последних лет также способствовала дестабилизации ближневосточного региона. Политическая активность эмирата на первых этапах «Арабской весны» привела, с одной стороны, к укреплению позиций самого Катара, фактически ставшего мощным независимым игроком, претендующим на роль самостоятельного центра силы на Ближнем и Среднем Востоке. С другой – к смене режимов во многих традиционно мощных государствах от Ливии до Египта. При этом смена власти в самом эмирате летом 2013 года, ознаменовавшая некоторое снижение катарской внешнеполитической активности, еще больше осложнила ситуацию в регионе.
Стремящееся к мирному сосуществованию с другими региональными державами новое катарское руководство официально налаживает связи с соседями из Саудовской Аравии, активизирует политическое взаимодействие и экономическое сотрудничество с Турцией и открыто заявляет о дружеских отношениях с Ираном. При этом на неофицильном уровне катарские шейхи и прикормленные Дохой влиятельные клерикалы остаются одной из основ возвышения радикального ислама в регионе.
Египет, Сирия и Ирак, ослабленные нестабильностью и борьбой за власть, до сих пор располагают серьезным потенциалом, обеспеченным, как уже было отмечено, их символическим и идеологическим капиталом. При этом Ирак также выделяется наличием существенных углеводородных ресурсов, а Египет – по-прежнему крупнейшая страна арабского мира. От поведения этих государств и того, какой путь изберут их руководители, в существенной степени зависит судьба регионального баланса сил.
Сохраняющаяся военно-политическая нестабильность в регионе затрудняет формирование каких-либо среднесрочных и тем более долгосрочных союзов и, таким образом, замедляет процесс формирования нового порядка на Ближнем и Среднем Востоке. Складывается ситуация, при которой не только не ясно, какие элиты в итоге одержат победу в борьбе за власть в Египте, Сирии, Ливии, Ливане и, например, Бахрейне. Потенциально подвижной продолжает оставаться политическая карта региона: под угрозой расчленения находятся как упомянутые государства, так и Ирак и даже Саудовская Аравия. Нерешенным остается палестино-израильский конфликт. Вновь актуализировался курдский вопрос. В этих условиях ведущие мировые державы и крупные ближневосточные игроки сталкиваются с очевидными сложностями при разработке своих региональных стратегий.
На фоне сохранения долгосрочных противоречий принципиальное значение сегодня приобретают две ключевые особенности среды региональной безопасности, непосредственно влияющие на конфигурацию центров силы и контуры реальных и потенциальных союзов в регионе. Суннитско-шиитское противостояние с наступлением «Арабской весны» обрело новые черты и в настоящее время распространилось едва ли не на весь Ближний и Средний Восток. Многие западные аналитики, увлеченные наметившейся тенденцией, склоняются к разделению региона на два лагеря: представителей шиитской дуги (Иран, Сирия, Хизбалла, потенциально Ирак и Ливан) и суннисткого блока (Турция, Египет, Саудовская Аравия, Катар и другие страны Залива). При этом немногие пытаются избежать этого довольно опасного упрощения картины и констатируют противоречия внутри суннитского лагеря.
Действительно, и Саудовская Аравия, и Турция поддерживают антиправительственные силы в Сирии, а также борются с региональным влиянием Ирана. Однако было бы неверно относить оба государства к единому «суннитскому блоку». Саудиты ориентируются на ваххабизм и салафизм, поддерживают соответствующие силы в Северной Африке, на Аравийском полуострове, в Сирии, Ливане и Ираке. В то же время нынешнее турецкое руководство во многом связывает будущее региона с движением «Братьев-мусульман» и придерживается концепции обретения умеренными исламистами власти демократическим путем. Поддержка «Братьев-мусульман» и их сторонников в Египте и Сирии обусловили противоборство турок и саудитов за сферы влияния.
В этой обстановке особый вес приобрела позиция Катара. С одной стороны, это классическая аравийская монархия, новое руководство которой с первых дней продемонстрировало стремление наладить отношения с соседями по Заливу. С другой – представители правящей элиты эмирата традиционно ориентируются на богословов из числа «Братьев-мусульман», например Ю.Аль-Кардауи, и в этой связи тяготеют к союзу с Турцией. Противоборство Катара и Турции, с одной стороны, и Саудовская Аравия – с другой, наиболее ярко проявилось в Египте. Победа осталась за саудитами и их партнерами из ОАЭ и Кувейта, поддержавшими египетских военных во главе с А.Ас-Сиси. Однако, принимая во внимание раскол в египетском обществе, стоит ожидать продолжения борьбы за власть в этой стране между представителями армии и «Братьев-мусульман». Одновременно не меньшее значение, чем суннитско-шиитское противостояние и внутрисуннитские противоречия, приобретает влияние негосударственных участников на расстановку сил в регионе.
В результате дестабилизации ситуации во многих государствах неправительственные силы, среди которых политические и религиозные движения, боевые и террористические группировки, а также отдельные племена (Ливия) обрели реальный вес. В первую очередь кризис в регионе усилил позиции тех самых «Братьев-мусульман» и схожих по взглядам партий, таких, как «Ан-Нахда» (Тунис). Несмотря на наметившуюся негативную тенденцию ослабления этих сил в Египте, Сирии и Тунисе, они все еще сохраняют достаточное влияние, имеют серьезных сторонников и поддержку широких слоев населения. Укрепилось положение и политическое влияние Хизбаллы в Ливане. Фактически движение стало ключевой политической и военной силой в стране. К тому же оно сыграло решающую роль в переломе ситуации в Сирии в пользу правительственных войск.
В целом, даже более мелкие негосударственные субъекты обрели новую роль в региональной повестке дня, получив больший доступ к политике: в Ливии кланы фактически разделили страну на сферы влияния, в Саудовской Аравии и Катаре у одного клана или нескольких шейхов может оказаться достаточно ресурсов для поддержки той или иной политической или боевой радикальной группировки в другом государстве. Эти группировки, в свою очередь, также способствуют дестабилизации ситуации во многих странах и их потенциальному дроблению. Необходимость считаться с наличием такого множества негосударственных сил осложняет и без того напряженную ситуацию на Ближнем Востоке.
В 2014 г. ключевым дестабилизирующим фактором на Ближнем и Среднем Востоке стала радикальная организация ИГИЛ. Успешные действия группировки в Сирии и Ираке и последовавшее объявление о создании «Халифата» – «Исламского государства» во главе с Абу Бакром Аль-Багдади ознаменовали новую главу в истории дестабилизации региона. По существу, возвышение ИГИЛ – квинтэссенция основных негативных тенденций, характеризовавших Ближний и Средний Восток в последние годы: эскалации шиитско-суннитского противостояния, ренессанса радикального ислама на благодатной почве анархии в Ираке, Сирии и Ливии, а также ослабления центральной власти и суверенитета большинства государств при полной прозрачности и незащищенности границ. Формирование «Исламского государства» стало провокацией регионального масштаба, способной повлечь за собой серьезные последствия. Перекраивание региональных границ – одно из них, и далеко не самое фантастическое, как может показаться на первый взгляд.
Все это происходит на фоне галопирующего роста нестабильности, что вынуждает государства искать пути выхода из кризиса совместными усилиями. Однако до момента формирования не только устойчивой региональной системы, но и какого бы то ни было баланса сил заинтересованным государствам предстоит пройти долгий путь. Выстраиванию упорядоченной и относительно стабильной системы взаимоотношений на Ближнем Востоке препятствуют многочисленные противоречия, пронизывающие регион на всех уровнях от внешних игроков до отдельных кланов внутри конкретных государств. Рост конфликтного потенциала при неразрешенности как традиционных (палестино-израильское урегулирование, Ирак), так и новых (ИГИЛ, Сирия) вопросов делает невозможным не только формирование четкой региональной системы или поддающихся систематизации «правил игры», но и определение политической карты региона ввиду наличия множества узловых трансграничных проблем, имеющих этно-конфессиональную природу.
Наргиз Эфендиева
