Муслиму Магомаеву - 70. Вспоминаем? Нет, помним! - Очерк
17 августа у Муслима Магомаева день рождения. На сей раз – 70 - летие.
Юбилейная дата, которая у тех, кто помнит его всегда, а не вспоминает по тому или иному поводу, пробуждает потребность рассказывать как можно больше из того, что мы знаем о нем, чем он дорог нам и каким останется на века…
Мне посчастливилось много раз беседовать со знаменитым певцом, ощущать его готовность быть искренним и говорить о сокровенном. А это очень помогало по-журналистски честно проследить его путь к славе, останавливаться на вехах, сформировавших личность, - то есть зримее представить его человеческий и творческий подвиг.
Самой дорогой публикацией стал большой очерк, посвященный 60-летию певца, когда он сам вольно или невольно очень облегчил мою задачу. Нет, не тем только, что к тому времени более полувека у всех нас на слуху было его замечательное пение, что мы привыкли к величественной красоте этого артиста, к его ошеломляющему успеху у самой широкой публики, знали цену его репертуару, манере исполнения. Когда выразить восторженное ко всему этому отношение, признательность совсем не просто без опасения, что может не хватить слов, эмоций и знаний. Помощь тут другого плана. Дело в том, что на те многочисленные вопросы, которые было необходимо задать юбиляру прежде, чем начать писать о нем, к тому времени он уже ответил. Да, да, ответил в своей замечательной книге, которую назвал “Любовь моя - мелодия”. И которая не стала перечнем фактов биографии - честный и откровенный рассказ Муслима Магомедовича о себе позволяет получить полное представление обо всем, что я обязательно спросила бы у него, если б имела возможность взять в те дни интервью.
Более всего как личность Муслим Магомаев предстает именно в отборе материала для книги, в перечне фактов и имен людей, участие которых посчитал важными в процессе формирования его профессионализма и мировоззрения в детстве, юности и потом, по жизни.
То, как он интерпретирует события, с каким уважением относится к окружающим, как умеет быть благодарным, позволяет во многом понять истоки неординарности этого не просто талантливого, но принципиального, честного, искреннего, благородного человека...
Предыстория
Конечно, то, как сложилась жизнь Муслима, предопределила судьба. Его нарекли полным тезкой Муслима Магомаева, замечательного композитора и дирижера, сподвижника Узеира Гаджибекова, одного из основателей азербайджанского профессионального музыкального творчества, как бы закрепляя надежду близких на то, что внук должен повторить путь своего великого деда.
О том, каким был дед, Муслим год за годом узнавал от старших членов семьи - он родился в 1942 году, спустя пять лет после смерти Магомаева-старшего, но, ощущая в себе чувство гордости и «фамильные черты» - музыкальность, жизнелюбие, щедрость, старался как можно больше узнать о нем.
У деда Муслима и бабушки Байдигюль было два сына - Джамалетдин и Магомед, отец Муслима-младшего. Магомед был человеком талантливым: нигде не учась музыке, он хорошо играл на рояле, пел. Увлекающийся, упрямый, драчливый, поэт в душе - он мог быть легкомысленным и суровым в своих принципах, честолюбивым романтиком и мужественным человеком. Именно такой человек и должен был ринуться на фронт с началом Великой Отечественной войны, чтобы, пройдя по ее дорогам длинные три года, погибнуть недалеко от Берлина в преддверии долгожданной победы, оставив сыну лишь несколько полных пронзительной любви писем, звучащих как завещание.
Талантливый театральный художник, Магомед оформлял спектакли в Баку и Майкопе, где и встретил свою суженую - Айшет Ахмедовну. Это была яркая драматическая актриса с великолепными внешними данными, весьма эффектная на сцене, где выступала под фамилией Кинжалова.
У нее был хороший голос - не случайно она говорила сыну, что голос он унаследовал от нее.
Впоследствии сын объяснил одаренность и красоту матери именно тем, что в ней «намешано много кровей»: ее отец был турок, мать - наполовину адыгейка, наполовину русская.
Айшет часто меняла театры, в которых работала, много ездила, и потому на просьбы отпустить с ней внука бабушка никак не соглашалась, оттягивая момент расставания с ним, хотя однажды Муслиму довелось пожить вместе с матерью в городе Вышний Волочек, где она тогда работала.
Большая часть детства и юность Муслима прошли в семье бабушки, дяди - Джамалетдина Муслимовича Магомаева и его супруги Марии Ивановны, заменивших ему родителей. Благодаря им он не заметил своего сиротства, жил в обстановке, позволявшей чувствовать себя нормальным бакинским мальчишкой - из тех, что не придавали значения национальности друга, положению его родителей в обществе и почти поголовно увлекались музыкой.
Именно в Баку он получил великолепное музыкальное образование, обрел утонченный вкус, хорошо усвоил с детства, какими должны быть нормальные человеческие отношения, и - главное - имел все условия для того, чтобы заниматься любимым делом.
Муслим рано понял, что получает удовольствие от того, что его пение нравится другим, выделяет его среди сверстников, и, видя себя артистом, наряжался, изображая Фигаро, Риголетто или Раджа Капура, мастерил марионеток для кукольных спектаклей, которые разыгрывал с друзьями.
Разучивая гаммы и этюды за роялем как ученик музыкальной десятилетки для одаренных детей, он с годами все больше увлекался пением. Жадно прослушивая грампластинки самых знаменитых певцов мира, пел сам, подражая таким, как Карузо, Титта Руффо, Джильи, Баттистини. К счастью, в доме сохранились пластинки деда, а потом появилась возможность покупать “ребра” - записанные кустарным способом на рентгеновской пленке популярные песни в исполнении замечательных итальянцев...
Это был генетически заложенный интерес, но это была и культурная среда - Муслима окружали замечательные музыканты, его формировали атмосфера семьи, в которой он вырос, музыкальная школа, потом музыкальное училище, консерватория с ее великолепными педагогами, ставший родным оперный театр.
Он только начинал догадываться, что обладает замечательным голосом, и, польщенный вниманием окружающих, охотно много пел в надежде услышать профессиональную оценку своих способностей - на встречах с друзьями, в художественной самодеятельности - до тех пор, пока открылся дяде в том, что его не привлекает карьера пианиста и композитора, а чертовски нравится петь.
Дядя, как Муслим понял потом, был строгим только на вид - он работал заместителем председателя Совета министров Азербайджана, а потом - долгие годы был Постоянным представителем нашей страны в Москве - положение, заботы обязывали быть собранным, к тому же тогда было принято «не баловать детей». На деле же он был тонким, любящим отцом для племянника, с детства проявлявшего гордость и самостоятельность, упорство и самокритичность.
Даже получив известные навыки в вокальном искусстве в классах у самых замечательных педагогов Баку, Муслим продолжал сомневаться: есть ли у него настоящий голос, следует ли ему посвятить себя пению. Сомнения рассеял специалист по голосовым связкам и пению, к которому посоветовал обратиться именно дядя, сменивший гнев на милость и понявший: «у мальчика это всерьез». А московский светила сказал:
- Пойте себе на здоровье! И это прозвучало как приговор!
Начало
Муслиму было всего двадцать лет, когда к нему пришла мировая слава. Он уже успел жениться, у него родилась дочь Марина, даже подзаработал денег, выступая на гастролях, когда пришло приглашение выступить на VIII Всемирном фестивале молодежи и студентов в Хельсинки. Было это в 1962 году.
Он исполнял там «Бухенвальдский набат», «Хотят ли русские войны», итальянские лирические песни - пел много, выступая по нескольку раз в день на разных площадках, в том числе и на улицах. Он настолько покорил слушателей и жюри, что удостоился медали лауреата как наиболее отличившийся участник. В те дни самая престижная пресса Москвы сделала его героем своих публикаций, а после выступления с оркестром по Центральному телевидению его стали узнавать повсюду.
Переломным моментом в своей биографии Муслим Магомедович называет 26 марта 1963 года: в Москве состоялась Декада культуры и искусства Азербайджана, в столицу съехались лучшие художественные коллективы республики, признанные мастера и начинающая молодежь. Концерты, в которых участвовал Муслим Магомаев, проходили в Кремлевском Дворце съездов - его принимали так восторженно, что однажды он посчитал возможным повторить на бис каватину Фигаро из оперы «Севильский цирюльник». Где ему было знать, что, по выражению сидевшего в ложе великого певца И.Козловского, это было проявлением “весьма небрежного отношения к своему голосу” - он был молод, он любил петь и не знал ничего о том, как следует беречь свой талант.
На следующий день художественный руководитель концертов декады, наш известный композитор Тофик Кулиев представил Муслима Магомаева импозантному мужчине - оказалось, тот пришел пригласить восходящую звезду на прослушивание в Большой театр СССР. Молодой певец вежливо отказался: чувство гордости подсказало ему, что в столь прославленном коллективе он может оказаться на положении мальчика из Баку, которого каждый на свой лад станет учить уму-разуму.
Кстати, от приглашения дебютировать в Большом с «Севильским цирюльником» без единой репетиции Муслим Магомаев отказался и позже - после возвращения со стажировки в Италии... Но это было потом, а пока шел 1963 год, и после оглушительного успеха на концертах азербайджанской декады ему предложили провести сольный вечер в Концертном зале имени Чайковского.
Только посвященные знают, что это за зал и что это за честь получить право дать сольный концерт на его сцене!
Вообще как-то повелось, что Муслим не раз уже в те годы становился первым - то ли потому, что отличался смелым нравом, то ли время было особое, когда жизнь с приходом оттепели активно менялась. Практически мальчишкой он спел первый сольный концерт, да не где-нибудь, а в престижнейшем зале. Он первым записал на фирме «Мелодия» в здании англиканской церкви оперные арии в сопровождении симфонического оркестра под управлением Ниязи. Он первым осваивал многие новшества с только что появлявшейся аппаратурой...
Так вот... Муслим очень тщательно готовился к сольному концерту - в Баку и Москве. Позже он узнал, что толпа желавших попасть в зал имени Чайковского снесла входную дверь вестибюля. А пока, стоя за кулисой, ведущей на сцену, испытывал неописуемое волнение. Откуда-то издалека услышав голос ведущей, коротко, без регалий назвавшей его имя, ощутил полное, почти до потери сознания отрешение, когда, практически не осознавая себя, шагнул в полутемный зал, так и не поняв, что все проходы были плотно заполнены стоявшими людьми...
Вместо объявленных в программе шестнадцати вещей Муслим спел двадцать три. Бах, Гендель, Моцарт, Россини, Шуберт, Чайковский, Рахманинов, Гаджибеков... Уже выключили в зале свет, увезли рояль, а к авансцене с балконов, с галерки все стекалась толпа слушателей - человек триста. Они стояли и неистово аплодировали - и тогда певец попросил вернуть рояль - началось незапланированное третье отделение: «Como prima», «Gvarda che Luna», твист Челентано «Двадцать четыре тысячи поцелуев»...
Надо ли говорить, что в музыкальной среде пошли разговоры о подобной вольности: негоже, мол, петь эстрадные песни в классическом концерте и т.д.
Помнит Муслим окрики секретаря ЦК КП Азербайджана по идеологии типа «Мы недовольны тем, что, кроме классики, ты поешь разные там песенки, мы запрещаем тебе это!»
Помнил, как заместитель министра культуры СССР Завен Гевондович Вартанян возмущался тем, что артист исполняет партии Фигаро и Скарпиа в театрах... на итальянском. «Трудящиеся могут не понять, о чем ты поешь!»
Очень важно отметить, что Муслиму Магомаеву благоволила тогдашний министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева. Воскликнув однажды: «Наконец-то у нас появился настоящий баритон!», она не раз проявляла здравый смысл и справедливость, чтобы переступить через бытовавшие чванство и тупость, выручала его из трудных ситуаций - тогда ведь каждый чиновник мог позволить себе воспользоваться своим правом «не пущать!», «запретить!», «проверить!» - партийная идеология строго регламентировала что петь, где петь, сколько зарабатывать. Поддержка такой личности, конечно же, не раз его выручала - ведь доставалось Муслиму Магомаеву от «властных структур» на раз.
Стажировка в Италии
Конечно, стажировка в Италии оставила глубокий след в жизни певца. Поехал он туда от Азербайджана - персональное место ему было выделено как представителю республики, но в целом это был так называемый безвалютный обмен: в балете Большого театра СССР стажировались итальянские танцовщицы, а в «Ля Скала» - советские певцы. Тем и другим платили крохотную стипендию, но баланс приходилось соблюдать.
Испытывая неимоверные материальные трудности, советские стажеры успокаивали себя тем, что в святая святых оперного искусства им дают возможность заниматься с опытными педагогами. Хотя как подарок судьбы восприняли даже получение обыкновенной продуктовой посылки, которую дядя Муслима передал с оказией - через приехавшего в Италию министра нефтяной и газовой промышленности СССР Сабита Атаевича Оруджева.
В первый сезон стажировки Муслим Магомаев подготовил всю партию Фигаро в «Севильском цирюльнике», второй - посвятил партии Скарпиа в «Тоске». Но выступить на сцене «Ля Скала» ему так и не удалось: пришло известие, что итальянским стажеркам не дали выступить на сцене Большого театра, а в отместку отказали в предусмотренном выступлении и советским певцам...
Правда, своего Фигаро уже после стажировки Муслим все-таки спел - его отлично принимали на оперных сценах Баку, Ленинграда, Вильнюса, Риги... А в Италии под занавес ему удалось блеснуть на малой сцене театра - в «Ля Пикколо Скала». Там состоялся концерт, в котором звучал в основном русский репертуар и, в частности, знаменитая песня “Вдоль по Питерской” в исполнении Магомаева, покорившая итальянских слушателей.
Летом 1966 года Муслим Магомаев попал во Францию - предстояло выступление на сцене знаменитого театра «Олимпия» в составе большой группы советских артистов. Рассказывая об этом событии, газета «Русская мысль» писала:
«Молодой певец Муслим Магомаев прислан из Баку и представляет Азербайджан. Он выступает последним номером, и публика не хочет его отпускать, устраивает ему более чем заслуженную овацию... Но когда Магомаев исключительным по красоте баритоном поет арию Фигаро по-итальянски, с прекрасной дикцией, отличным произношением и соответствующей живостью, публика начинает бесноваться. Затем он садится за рояль и, превосходно аккомпанируя себе, поет по-русски «Стеньку Разина» и «Подмосковные вечера» - две вещи, казалось бы, набившие оскомину даже у французов, - в его исполнении звучат необычайно интересно. Исполняя «Подмосковные вечера», он вдруг оборачивается к публике и просит, конечно, по-русски, подпевать
«если б знали вы, как мне дороги подмосковные вечера...»
Не случайно, что гастроли еще продолжались, когда директор знаменитого театра «Олимпия» стал заводить речь о том, чтобы заполучить азербайджанского певца на год. Рекламу в Париже, во Франции он брал на себя, телевидение, пластинки - все по полной программе, после чего можно было бы рекламировать его по всей Европе, делать из него мировую звезду.
Директор не сомневался, что в Москве обрадуются, если певец из Советского Союза прорвется на европейскую эстраду, что этим будут гордиться, но... Фурцева отказала: Магомаев - наш государственный певец, его постоянно просят выступить на правительственных концертах!
«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕВЕЦ»
Когда читаешь восторженные отклики на выступления певца в Париже, с трудом веришь, что и туда Муслим попал лишь благодаря заступничеству Екатерины Алексеевны Фурцевой. Оказывается, в Азербайджане в то время он на полгода был объявлен наказанным... за то, что «уже исчерпал лимит выступлений и заработал больше, чем разрешалось финансовыми органами!»
Публика по всей стране мечтает попасть на его выступления, организаторы концертов за рубежом готовы платить ему огромные гонорары, которые практически целиком, за исключением мизерной зарплаты исполнителя, пойдут «Госконцерту», то есть в государственную казну, а партийный сановник из республиканского руководства заявляет союзному министру, что Магомаев-де наказан!
Конечно, сейчас известно, что в конце концов все инциденты заканчивались более или менее благополучно, что востребованность Муслима Магомаева была абсолютной, что в тридцать один год он был удостоен самого престижного звания «народный артист СССР» и карьере его могли позавидовать многие талантливые коллеги, но очень многие случаи оставили достаточно глубокие зарубки - ведь приходилось нервничать, отстаивая свои права и интересы здравого смысла.
Во второй раз Муслим Магомаев попал во Францию в связи с проводившимся в Каннах очередным Международным фестивалем грамзаписи и музыкальных изданий - МИДЕМом, где собирали рекордсменов по числу проданных пластинок.
Когда на фестивале назвали цифру проданных пластинок Магомаева, зал взорвался: четыре с половиной миллиона экземпляров – такое невозможно, но было же! Пластинки в СССР стоили дешево, их приобретала чуть ли не каждая семья в стране с населением в 250 миллионов человек, и популярность певца стала грандиозной. Словом, «Золотой диск» нашему соотечественнику в Каннах вручили абсолютно по-честному.
На приглашение в Сопот, на IX Международный фестиваль эстрадной песни, Муслим Магомедович поначалу ответил отказом - туда ехала пробовать свои силы начинающая молодежь, а он уже хорошо знал переполненные залы, кордоны конной милиции, море цветов, легенды и сплетни. Видел враз покрасневший от губной помады капот машины, зацелованной поклонницами. Не заигрывая с публикой, без зазнайства певец продолжал оставаться скромным человеком, но, узнав, что устроители фестиваля очень просили, чтобы от Советского Союза в Сопот приехал именно он, согласился. Что ж, поехал он не зря: главную награду - первую премию - единолично присудили ему.
В свои приезды в Польшу Муслим упорно искал могилу своего отца, о месте захоронения которого знал из письма командира части, полученного семьей еще в 1945 году. Поиски оказались не легкими, но, тем не менее, увенчались успехом: теперь в списке 3985 советских солдат, погребенных в братской могиле на кладбище в местечке Хойна, значится и имя Магомеда Муслимовича Магомаева. Позже это имя оказалось занесенным и в изданную польскими историками Книгу памяти о тех солдатах, которые погибли и похоронены на территории Польши.
Конечно, главным делом в жизни Муслима Магомаева стало пение - он прославился как талантливый, самобытный, ни на кого не похожий мастер вокала, самозабвенно преданный своему выбору и упорно работавший над собой, устремляясь к вершинам мастерства. Тем не менее он никогда не замыкался на одном деле - он всегда писал музыку, охотно рисовал, подчас увлекаясь этим до самозабвения. Большой след в его творческой биографии оставил Государственный эстрадно-симфонический оркестр Азербайджана, в который он с разрешения руководства республики собрал весьма искусных музыкантов, на протяжении нескольких лет сопровождавших выступления тогда еще не народного артиста СССР Муслима Магомаева в гастролях по десяткам городов бывшего Союза.
Довелось Муслиму Магомаеву побывать и депутатом Верховного Совета Азербайджана. Он уже имел возможность убедиться в том, как по-отечески заботливо относится к нему руководитель республики - Гейдар Алиев, потому-то, узнав о своем выдвижении, именно к нему и обратился с недоуменным вопросом:
- Ну какой из меня государственный деятель? По характеру я неусидчив, а на заседаниях надо сидеть по три-четыре часа, руку поднимать, голосуя за то, о чем имеешь весьма смутное представление. Но Гейдар Алиев сказал:
- Ты же все равно ходишь ко мне, хлопочешь за других, так уж ходи теперь на законных основаниях и делай то же самое, но как депутат...
Был у Муслима интересный разговор с Гейдаром Алиевым и о КПСС:
- Почему,- спросил он однажды первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана,- вы никогда не предлагали мне вступить в партию?
- Видишь ли, Муслим,- ответил Гейдар Алиевич,- я прекрасно понимал, что тебе партия не нужна... Ты - артист, у тебя другие горизонты. Партия - это дисциплина и, хочешь - не хочешь, - преобладание общественного над личным. А ты человек непредсказуемый, неколлективный, совершенно необщественный...
Муслим Магомедович рассказал в книге:
« Еще в пору моей холостяцкой жизни Гейдар Алиевич часто говорил мне - тебе давно пора жениться! Ведешь себя плохо! Перебравшись из московской гостиницы «Россия» в гостиницу Азербайджанского постоянного представительства, я фактически оказался под надзором. Не только дяде-постпреду, но и Гейдару Алиевичу докладывали, кто ко мне приходит, с кем я вожу дружбу, сколько мои гости выпили, до какого часа засиделись... Не удивительно, что, узнав о моем желании жениться, он от всего сердца поздравил меня и мою избранницу - солистку Большого театра, обладательницу великолепного меццо-сопрано Тамару Ильиничну Синявскую и даже пригласил нас проехать до Тулы в поезде, которым он отправлялся в те дни в Баку. Так с легкой руки Гейдара Алиевича мы с Тамарой мчимся по жизни на своем поезде почти три десятилетия...
И все-таки интервью состоялось
В день, когда нашему замечательному соотечественнику Муслиму Магомаеву исполнилось шестьдесят лет, меня все-таки связали с ним по телефону. И я с волнением задала ему несколько вопросов - наверное, не самых важных и конкретных, но то, что он ответил, позволяет представить, как оценивал всенародно любимый артист свое место в развитии культуры, что думал о времени...
- Я много лет живу в Москве, но считаю себя подлинным бакинцем - вы, наверное, заметили это по моей книге. Так вот, в день 17 августа у меня в доме соберутся самые близкие друзья и будут это в основном бакинцы. Мы будем поднимать тосты за самых близких и дорогих друзей, которыми щедро наградила меня жизнь.
- Она наградила вас еще и талантом, сделала всемирно известным человеком! Вас не тяготила слава эстрадного певца - вы ведь готовились к оперной карьере?
- Все складывалось как бы само собой: выступая с оперными ариями, но, чувствуя вкусы аудитории и увлекаясь драматургией известных народных песен, как-то незаметно расширял свой репертуар за счет произведений, не имевших отношения к классике, а это нравилось публике - что было делать? Не петь?
- Вас не раздражало словосочетание «правительственный певец»?
- Отчего же? Приглашали на самые престижные концерты, принимали великолепно...
- И просили петь эстрадный репертуар... Но это же отвлекало от цели - зачем тогда было разучивать сложнейшие оперные партии, тем более в «Ля Cкала»?
- Это произошло само собой, я никакого перехода не почувствовал. Много ездил на гастроли с Азербайджанским эстрадно-симфоническим оркестром - в таких условиях каждый день оперные партии не споешь.
- Осталось сожаление?
- Нет! Разве что только в глубине души, но, положа руку на сердце, скажу, что так, наверное, должно было быть. Во-первых, я по природе немного лентяй, а опера требует полной самоотдачи, постоянного тренажа, занимает все свободное время. Надо держать себя в рамках, а я это не очень люблю. Я по натуре человек свободный.
- Сейчас вас редко можно встретить на экране телевидения - почему?
- Меня приглашают практически в каждую передачу, и если б я откликался на все предложения, наверное, светился бы на экране. Бешеную популярность у молодежи я сейчас иметь не буду - для этого есть молодые исполнители. Можно снять какой-то клип, раскручивать его, но зачем? Меня и без этого хорошо помнят и знают. Когда участвовал в концерте в честь 75-летия Ленинградской области, там буквально оглушительный рев стоял.
- Вы сейчас много работаете?
- Нет! Считаю, что работать следует ровно столько, сколько надо, чтобы заработать на жизнь, чтобы ни в чем не нуждаться. Я благодарен Богу, что сохранил голос. Готовить ныне нечто новое - глупо, потому что люди все равно хотят услышать то, что уже слышали и полюбили раньше.
- И последний вопрос: как вы относитесь к публикациям прессы, к критике?
- Вы же знаете, что, написав, скажем, Плачидо Доминго хороший певец, никого не удивите. А вот если промелькнет какая-то гадость о нем, так называемые читатели ринутся покупать газету или журнал - время в этом смысле ужасное. Что касается критики, то, скажу вам, поначалу мне был очень интересен серьезный анализ важных выступлений, таких, как, скажем, сольный концерт - хотелось нелукавого разбора того, что я сделал. Сейчас я знаю о своем творчестве больше самого умного и проникновенного аналитика. И, поверьте, мое мнение о себе безжалостно.
Уверен, никто лучше меня не знает мои вольные или невольные огрехи. Что бы мне ни говорили, я лучше всех знаю про себя - что и как. Когда меня называют великим певцом, я морщусь: мне жаль тех, кто верит суетным комплиментам.
И еще…
Так получилось, что спустя несколько месяцев Муслим Магомаев неожиданно приехал в Баку и с удовольствием дал эксклюзивное интервью газете, в которой я работала. Правда, перед началом беседы он пошутил, что обычно в день концерта старается беречь голос и почти не разговаривает, однако увлекся и как авторитетный мастер много сказал о том, что и сейчас волнует нашу творческую интеллигенцию…
- Не секрет, что на сей раз вы приехали в Баку по приглашению Фидан и Хураман Касимовых на юбилейный вечер, посвященный 25-летию их творческой деятельности. Что для вас этот праздник выдающихся наших вокалисток?
- Это хороший праздник! Фидан и Хураман – редчайшие вокалистки мирового уровня, предмет гордости Азербайджана, и для меня приятное удовольствие сказать им об этом на глазах у широкой публики. Я знаю их практически с детства по музыкальной школе-десятилетке при консерватории. Тогда Фидан занималась по классу скрипки и никто не знал, что она станет вокалисткой.
- Напрасно столько лет отдала постижению труднейшей профессии скрипача...
- Как раз наоборот! Понимаете, обычно о наличии голоса, который позволяет признать в человеке вокалиста, можно судить где-то после 20 лет, а нередко - и позже. Зачастую это люди, далекие от музыки и музыкальной культуры. И тогда многим самым одаренным обладателям голоса подчас до конца певческой карьеры не удается наверстать упущенное время, приобрести ту сумму обобщенных профессиональных знаний, которые необходимы в певческой карьере...
- У Фидан и Хураман - другое...
- Да, они рано испытали огромный мировой успех и… поняли, что к праздным людям он не приходит, что сцена забирает огромную физическую, духовную и психологическую энергию, делая нередко артиста человеком не просто честолюбивым, но и ранимым, может быть, даже неудобным в общении...
С удовольствием откликаясь на приглашение Фидан и Хураман, я окинул мысленным взором пройденный ими за эти 25 лет творческий путь и с гордостью могу сказать, что им удалось сделать очень не мало. Они с достоинством пели в самых сложных операх, подготовили десятки изысканных программ из произведений редко исполняемой западно-европейской классики, требующей высоченной вокальной и внутренней культуры; они объездили много стран, где при переполненных, рукоплескавших им залах буквально покоряли своими прекрасными голосами самых взыскательных слушателей.
- Откуда же мнение о том, что Фидан и Хураман Касимовы недостаточно востребованы?
- Поверьте уж мне, что человеку, постоянно работающему над собой в расчете на встречу со зрителями, всегда не хватает концертов, спектаклей - так уж мы устроены. Но тут не каприз - сестры Касимовы сейчас вполне могут считать себя обойденными вниманием устроителей, тех, кто в ответе за творческую судьбу выдающихся мастеров, тем более что в республике есть все условия для их активной творческой деятельности. Такие вокалисты, как Фидан и Хураман, нуждаются в особой опеке и заботе.
- Но чьей? На это нужны средства, а мы живем в условиях рыночной экономики!
- А вот это уже и есть забота государства и о талантливых личностях, и о престиже национальной культуры! Век артиста совсем не долог. Не заметишь, как из-за простоя потеряешь форму, как тебя опередят молодые, более активные коллеги - куй железо… как говорится!
- Хорошо сказано: опекай талантливых, бездарности сами пробьются...
- Абсолютно верно!
- В Москве в этом плане получше… Всякие шоу, обсуждения… Вас наверняка приглашают…
- Как правило, стараюсь их избегать. Но понимаю: в то время, когда повсюду звучит выражение “лица кавказской национальности», надо светиться именно в том качестве, в котором мы предстаем в истинном, далеко не ущербном качестве - нам ведь есть что показать, чем гордиться!
- Вам приходится ездить с концертами и новыми программами?
- Скорее в стиле “ретро”! Я давно понял: что бы ни готовил нового, публика требует того, что полюбила раньше и с чем хочет встречаться вновь и вновь.
- Получается, новое - это хорошо забытое старое?
- Пока нет. Слава Богу, моим землякам не занимать вкуса к прекрасной музыкальной культуре!
«Живут во мне воспоминанья…»
Кончина в октябре 2008-го выдающегося артиста современности, всеми любимого талантливого певца Муслима Магомаева потрясла весь мир, и сегодня, когда чувство невосполнимой утраты переполняет нас, особый смысл обретает каждая встреча с ним в прошлом, каждое высказанное им суждение.
Мы не раз говорили с ним о юбилейных датах, которые он, окруженный вниманием многочисленных почитателей, не любил отмечать многолюдными застольями. О том, что для него шумный успех никогда не заменит дружеского общения с искренними друзьями, как и возможность уединиться наедине со своими увлечениями, которые не позволяют ему оставаться праздным. И это были не красивые слова…
Конечно, главным делом в жизни Муслима Магомаева стало пение, но он никогда не замыкался на одном деле – всегда писал музыку, охотно рисовал, подчас увлекаясь этим до самозабвения - за уникальным голосом, богатым кругозором, изысканным вкусом, всегда была мудрость, унаследованная от предков, честность красивого душой человека, пример которого способен одарить и утешить…
Не случайно открытая певцом на его сайте в Интернете в августе 2002 года (к его 60-летнему юбилею) «Гостиная» сразу же стала очагом культуры. Вокруг нее собрались интеллигентные и интересные люди различных возрастов, национальностей и профессий, живущих в разных уголках планеты.
Он только задумал предложить аудитории материалы скопившихся в его архиве музыкальных записей, видеокассет, книг, картин и других образцов духовного богатства, а миллионы почитателей его таланта, не только с благодарностью все это приняли, не просто пожелали делиться собственными раритетами, но и стали активными и любознательными собеседниками, практически членами виртуального сообщества, готового серьезнейшим образом, на профессиональном уровне обсуждать множество интересных вопросов. Того сообщества, что позволило Муслиму жить в мире духовных ценностей, которые – он знал это уже по собственному опыту - определяют пульс опрометчиво называемого прагматичным нынешнего времени.
Это стало важнейшей частью творческой деятельности Муслима Магомаева. По высказываниям завсегдатаев его виртуальной гостиной, то были настолько тесные духовные связи, настолько единый организм, что и в дни болезни Муслим Магомаев думал о членах необычной семьи, объединившихся благодаря ему, и буквально на третий день после бескровной операции по аутопластике коронарных сосудов лично обратился через Интернет к друзьям с приветствием, сообщив, что закончил работу над обновленным вариантом книги, пахнущие типографской краской экземпляры которой через некоторое время все-таки успел получить.
В те дни ответил он и на мою просьбу дать эксклюзивное интервью, поблагодарив за неординарные вопросы и заверив, что очень скоро мы наверняка побеседуем на столь злободневные темы – вот только улучшится самочувствие. Но увы... не улучшилось. И оптимизм не помог…
Теперь мне остается к чувству скорби добавить и великую благодарность судьбе за то, что не только имела счастье вместе со всеми наслаждаться искусством этого великого мастера, но и ощутить прелесть его человеческого обаяния, познать его доверительное отношение и готовность делиться знаниями. И еще с огромным интересом читать на редкость правдивую его книгу, теперь называемую «Живут во мне воспоминания». Ту, в которой он сознательно изменил кое-какие абзацы о «близких» людях, весьма разочаровавших его в последующие годы. И которую обогатил словами огромной признательности Гейдару Алиеву за заботу, а более всего – за по отечески искреннюю любовь.
Сегодня, когда мы с грустью отмечаем юбилей Муслима Магомаева и с удовлетворением отмечаем, что похоронен он в своем родном городе.
И очень уж льстит нам, что с восторгом воспринимавшей его выступления публике во всем мире было явно не понять многое из того, что составляло его ауру, обаяние и суть, ибо главным, всегда близким, понятным и вызывавшим гордость в нем было исконно наше.
Галина МИКЕЛАДЗЕ, И.А.
