Аслан Исмаилов: «К событиям в Сумгайыте, в Оше и Фергане могли приложить руки одни и те же люди»
Эксклюзивное интервью 1news.Az с известным адвокатом, автором книги «Сумгайыт – начало распада СССР» Асланом Исмаиловым (часть 4-я).
С предыдущими частями данного интервью можно ознакомиться здесь: ЧАСТЬ 1-я, ЧАСТЬ 2-я, ЧАСТЬ 3-я.
- Какой эпизод сумгайытских событий Вы считаете самым жестоким?
На мой взгляд, самым жутким уголовным эпизодом во время событий в Сумгаите стали зверства в отношении именно Эммы Григорян, которой было около 60 лет. Она была изнасилована группой преступников, а затем подвергнута жестоким истязаниям, причем, подсудимый Григорян руководил действиями подельников, подстрекал их и под угрозой расправы над ними, заставлял глумиться над пожилой женщиной.
- Одним словом, есть целый ряд доказательств того, что именно Эдуард Григорян организовывал погромы в квартирах армян города Сумгайыта?
- Вы абсолютно правы. В следственных материалах неоднократно указывалось, что Григорян воодушевлял членов группы на беспощадное обращение с армянами, призывал убивать, насиловать их.
Хотя и обвиняемые, и потерпевшие неоднократно подтверждали факт, что именно у Григоряна имелся список армян, хотя во всех показаниях неоднократно подтверждаются факты раздачи Григоряном таблеток, наличия у него гипертрофированной, я бы даже сказал, заказной настойчивости в склонении остальных обвиняемых к проявлению жестокости в отношении армян, следствие прив¬лекло Григоряна к ответственности не в качестве организатора, а только как участника этих тяжких преступлений.
Несмотря на все мои усилия, судья также поддержал эту позицию, и во время судебного разбирательства причислил Григоряна к рядовым участникам событий.
- Можно ли предположить, что Эдуард Григорян выполнял чье-то задание?
- Скажу так, из показаний видно, что трое свидетелей подтверждают постоянные встречи Григоряна с двумя людьми. В материалах дела видно, что, допрашивая жену Григоряна, следователь пытается установить в хронологическом порядке, где ее супруг находился до известных событий.
На допросе жена Григоряна говорила, что с супругом жила дружно, тот постоянно ее информи¬ровал о местах своего пребывания, обо всех, с кем встречался. Затем показывает, что однажды, когда они возвращались домой, на углу здания она заметила двух людей в черных плащах. Она хотела их рассмотреть, но Григорян грубо одернул ее, сказав по-русски: "Чего зыришься?".
Затем они вернулись домой. На вопрос следователя, что же произошло потом, жена Григоряна ответила: "оставив меня, он ушел". Когда же следователь поинтересовался, куда ушел Григорян, ведь ранее она утверждала, что супруг всегда информировал ее о своих встречах, и даже предупреждал, если задерживался, жена Григоряна ответить не смогла. Только поняла, что у него важное дело. Простая логика говорит о том, что Григорян ушел из дома именно на встречу с людьми в черных плащах.
Хочу довести до вашего сведения некоторые показания, зафиксированные в материалах уголовного дела, но не вошедшие в обвинительное заключение, а также показания, высказанные во время судебного процесса, но не отраженные в протоколе, зато оставшиеся в моей памяти.
Так, Галиб Мамедов и Вагиф Гусейнов во время следствия показали, что видели этих людей в черных плащах. Галиб Мамедов говорил примерно следующее: "Мы шли толпой, я находился позади Григоряна.
В стороне я увидел двух стоящих людей в черных плащах. Они не были сумгайытцами, были похожи на приезжих.
Потом я увидел, что, хотя эти люди в черных плащах ничего не говорили Григоряну, тот повернулся в их сторону и, как будто успокаивая, взмахнул руками и сказал: "Все в порядке, дубы идут за мной..."
Аналогичное показание дает и Вагиф Гусейнов. Но, несмотря на важность этих сведений, следствие так и не выясняло, кем были эти двое в черных плащах, с какой целью они встречались с Григоряном и что обсуждали с ним, почему Григорян говорил вышеуказанные слова.
- Удалось ли Вам найти ответ на этот вопрос?
- Вы правильно заметили, что фраза "дубы идут за мной" привлекла особое внимание и стала причиной моего беспокойства. Поэтому я решил познакомиться с кем-нибудь из членов следственной группы. В материалах уголовного дела мне повстре¬чалось имя члена следственной группы азербайджанца Ниязи Велиханова
Я встретился с Велихановым и поделился с ним своими подозрениями. У меня сразу же сложилось хорошее впечатление об этом человеке. Он искренне признался, что не смог полностью ознакомиться с материалами дела, что он, можно сказать, проводил второ- и третьестепенные опросы, но несмотря на это, также думает, что это дело не такое простое, как его хотят представить на самом деле.
Ниязи назвал мне одного полковника КГБ, следователя следственной группы (он работал следователем в одной из близлежащих к Москве областей, к сожалению, вспомнить его имя сейчас не могу). Для выяснения некоторых вопросов я поп¬росил Ниязи свести меня с этим полковником. Однако Ниязи без¬надежно заверил, что этот человек ничего не скажет по поводу интересуемых меня обстоятельств. Тогда я попросил своего соотечест¬венника просто пригласить его на организованный мною "званый обед". Он согласился...
Встреча состоялась в ресторане "Зоопарк" и затянулась на¬долго. Пристрастие собеседника к спиртному я почувствовал сразу. К концу застолья я умышленно перевел разговор на тот период, когда работал в России, о возникавших в то время трудностях, в общем, разговор перешел на профессиональные темы. Полковник с удовольствием стал рассказывать о своей работе, о собственной высокой профессиональности.
Когда же он, не без доли бахвальства, стал убеждать меня в своей компетентности, я возразил ему: "Ну, как вы можете считать себя профессионалами, если даже я, не являясь работником КГБ, из материалов дела вижу, что сумгайытские события были организованы извне, а вы не смогли этого заметить?!" Эти слова словно отрезвили собеседника, и он тут же грубо парировал: "Ты, я вижу, очень доволен собой. Я прекрасно знаю суть этого дела. Мы не только выявили, что события были организованы, но даже знаем кем".
Затем добавил, что они выяснили личности упомянутых в деле и подозреваемых мною людей в черных плащах, даже показали их фотографии жене Григоряна и некоторым из обвиняемых, и те опознали этих людей. Следователи знали, что названные люди на самом деле были организаторами беспорядков, впоследствии они уехали в Узбекистан. По словам полковника, точно выяснив место их пребывания, он отправился к начальнику следственной группы Галкину и попросил подписать коман¬дировку, чтобы привезти этих людей из Узбекистана.
В ответ Галкин сказал: "Ты разве не слышал выступление Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева? Ведь он сказал, что сумгайытские события - дело рук хулиганствующих элементов. Именно так и надо завершить дело..."
Полковник КГБ отметил, что дело по Сумгайыту было завершено подобным образом не потому, что они оказались безграмотными, а именно по вышеуказанной причине. Повторяю, свидетелем данного разговора был ныне здравствующий Ниязи Велиханов, наверное, он сможет подтвердить мои слова.
- Случайно ли, что вскоре произошли аналогичные события в Узбекистане?
- Выскажу свое личное предположение, что к событиям в Оше и Фергане, также, как и в событиям в Сумгайыте, могли приложить руки те самые люди в черных плащах. После распада СССР стало известно, что в КГБ СССР имелась структура, занимавшаяся организацией беспорядков в Африке, в ази¬атских странах. Не исключено, что указанные "люди в черном" и были сотрудниками той самой структуры. Расследование данного факта - дело уже других людей, других организаций...
- Были ли попытки мешать следствию и судебному процессу?
- Как непосредственный участник уголовного процесса по сумгайытским событиям, однозначно могу сказать, что в течение всего судебного разбирательства постоянно происходило вмешательство в ход дела. Это проявлялось в различных формах. Прежде всего, следует отметить неподобающее поведение адвокатов обвиняемых, которые нарушали профессиональную этику, всячески давили на арестованных, любыми способами ограждали их от дачи правдивых показаний.
Стоило мне на перекрестных допросах обличить кого-то из обвиняемых во лжи, как они сразу же выступали с нападками на меня, переходили на оскорбления. На протяжении всего процесса все обвиняемые оскорб¬ляли меня такими словами, как "армянин", "армянский шпион". Я неоднократно обращался к Мансуру Ибаеву с требованием защитить меня от подобных оскорблений.
Хочу также отметить, что среди адвокатов была одна женщина по фамилии Трубовская, она защищала Григоряна. Примерно к середине слушаний в записной книжке, которую я вел в течение всего процесса, появились пометки о том, что Трубовская ежедневно опаздывает на час-полтора. Причиной этих пометок стало появившееся подозрение, что этот адвокат перед началом каждого слушания с кем-то встречается и получает инструк¬ции. Именно после каждого ее опоздания в рядах подсудимых и адвокатов происходило оживление, будто она каждого из них инструктировала, направляла.
Вновь возвращаясь к фактам, которые я выявил в ходе судебного разбирательства, отмечу, что в это время был свидетелем серьезного интереса, проявляемого многими молодыми сотрудниками Верховного суда к данному процессу. Они постоянно присутствовали в зале заседаний. Однажды, ближе к концу слушаний, ко мне подошли два молодых человека, представившихся секретарями судебных заседаний Верховного суда.
Они сообщили, что в течение всего судеб¬ного процесса сюда приходит один человек и общается с Григоряном, а затем поднимается на второй этаж, в общий отдел, и оттуда куда-то звонит. Уже тогда меня переполняло чувство отвращения ко всему происходящему вокруг, поэтому я со злостью ответил им: "Идите и сообщите об этом судье или председателю". Я до сих пор помню их взгляды и прозвучавший ответ: "Аслан-муаллим, это дело никому, кроме вас, не нужно". Эти слова молодых людей, услышанные в тот момент, можно сказать, вновь оживили меня.
Я попросил этих молодых людей, чтобы они, в случае, если указанный ими человек вновь появится, обязательно показали его мне. Через некоторое время они подошли ко мне во время перерыва и сказали, что этот человек находится на втором этаже и уже куда-то звонит. Мы тут же поднялись на второй этаж. Тогдашний Вер¬ховный суд располагался в здании нынешнего Суда Азербайджанской Республики по тяжким преступлениям.
На втором этаже одна дверь располагалась прямо по ходу, а по правую сторону коридора нахо¬дилось несколько других дверей. Одна из дверей была открыта, и там кто-то был. Сопровождавшие меня молодые люди указали на откры¬тую дверь, откуда этот человек и звонил. Мы вошли в комнату и попросили его представиться. Он по-русски и в очень грубой форме ответил: "А тебе то что?" Я сказал, что являюсь сотрудником Прокуратуры Республики, и вновь попросил его представиться.
Тогда он сказал: "Если ты сотрудник Прокуратуры Республики, то иди и там командуй, здесь у тебя нет прав что-либо требовать". Но, почувствовав напряженность ситуации, вытащил из кармана удостоверение. Он сказал, что является сотрудником КГБ Азербайджанской ССР. Когда я сделал попытку взять и посмотреть удостоверение, он не дал его. Позже выяснилось, что передо мной действительно стоял сотрудник КГБ Азербайджанской ССР, армянин по фамилии Цатурьян.
С помощью двух молодых людей, сопровождавших меня, которые взяли его под руки, мы попытались препроводить его к председателю суда. Но он стал оказывать сопротивление, поинтересовался, что я хочу сделать. Я ответил: "Пройдем к председателю суда". И если до этого он оказывал сопротивление, то, услышав, куда мы хотим пройти с ним, сразу расслабился и согласился.
В кабинете председателя я объяснил, что этот человек мешает ведению процесса, вмешивается в дело, незаконно встречается с Григоряном. И даже твердо заявил, что он встречается и с другими арестованными, поэтому попросил выяснить, что сотрудник КГБ, армянин по национальности, делает в здании Верховного суда во время процесса.
Гусейн Талыбов был со мной знаком и решительно сказал: "Ты не волнуйся, я это выясню". Но до сих пор я не знаю, ни судьбу этого эпизода, ни то, что выяснял председатель и к какому выводу он пришел.
Акпер Гасанов
