Вспоминая Ходжалы... Судьба человека: «Да буду я жертвой твоей…»
Мать, оплакивающая смерть своего ребенка…
Невыносимо больно смотреть в эти потухшие глаза, наполненные горем и печалью. Страшно сказать, но нет в них веры в жизнь, нет надежды на справедливость…
Назакет погибла не от неизлечимой болезни, не от несчастного случая, с чем, возможно, еще можно было попытаться, хоть как-то смириться.
Семилетнюю девочку расстреливали в упор: из крупнокалиберного, станкового пулемета, в ее распахнутые от ужаса глаза летели снаряды из танковой пушки, дергающегося и рычащего армянского танка на Нахичиваникской дороге,а трассирующие автоматные очереди, выпущенные бородатыми армянскими фидаинами, казались ей огненными змеями из страшных сказок.
Малахат Алиева, мать, оплакивающая девочку, не дает интервью журналистам. Практически, она вообще перестала с кем-либо разговаривать, несколько раз пыталась покончить с собой, но родственники, приглядывающие за ней, привели из мечети муллу, и он, несколько дней подряд, молился с ней и взял обещание, что она не совершит страшный грех самоубийства.
«Я все равно с тех пор не живу, только молю Аллаха, чтобы он простил мне мои грехи и приблизил мою встречу с дочкой, ведь она у него в раю» — горестно, почти беззвучно шепчет Малахат.
До 1988 года, Малахат, ее муж, Таптыг Чобанов, сыновья погодки, семьдесят девятого и восьмидесятого годов, Теймур и Сеймур, а также любимица всей семьи Назакет, проживали в Ханкенди. Дом в два этажа, шесть комнат, как и положено, был наполнен всем необходимым для проживания большой и дружной семьи.
С самого момента рождения Назакет, отец, посмеиваясь и шутя, начал собирать нехитрое приданное для дочери — таковы традиции.
На земельном участке в шесть соток, вырастили сад, огород, служившие основной поддержкой для семьи.
В общем, жили как все, трудились, надеялись на лучшее.
«Где-то с восемьдесят шестого года, обстановка в городе стала меняться, мы, азербайджанские семьи, стали чувствовать, что армянские соседи перестали с нами общаться, стали замечать враждебные взгляды» — тихо и монотонно, словно для себя самой, заговорила Малахат: «а в восемьдесят восьмом, вокруг нас уже было очень напряженно, мы боялись куда-нибудь выйти из дома. Прямо на улице, нас, женщин и детей, постоянно оскорбляли.
Без мужчин, мы уже вообще никуда не выходили, а их, часто ловили, если был один, и избивали, на одного нашего соседа азербайджанца напала целая группа армян, избили в кровь, еле жив остался.
В последний год дома азербайджанцев стали поджигать. Когда мы узнали, что одна наша знакомая семья погибла в огне, их дом подожгли, а двери и окна заперли снаружи, мы поняли, что надо уезжать.
Однажды ночью мой брат, который проживал в Ходжалы, приехал к нам на грузовике, и мы стали грузить вещи, но соседи-армяне пришли и потребовали, чтобы все вещи мы оставили, иначе живыми они нас не выпустят.
Тогда мой брат — Магеррам Алиев быстро посадил нас с детьми в машину, и мы, в чем были, уехали в Ходжалы. В течение месяца нам оформили земельный участок и мы стали строить новый дом.
В феврале 1992 наш дом был фактически готов, оставалось только отштукатурить, а пока мы жили у моего брата.
25 февраля 1992 года мой муж и мой брат были на посту самообороны, я оставалась с детьми дома. Когда начался сильный обстрел, к нам пришли соседи, и мы все вместе спрятались в подвале. Ночью пришел мой муж вместе с моим двоюродным братом Кямилем Гусейновым, сказал, что надо уходить, быстро мол, собирайтесь и идите к школе.
На улице мы увидели, что все люди идут в направлении леса. Вокруг все горело и наш новый дом тоже. Такого я никогда не видела раньше.
Все в дыму и пожарах, дети звали родителей, родители искали детей, все плакали и кричали. Мы пошли к реке Гар-гар. Я стала переносить детей через реку по одному на спине.
Когда несла дочку, рядом раздался выстрел, девочка испугалась, дернулась и упала в реку. Я подняла ее и вынесла на берег. Мы все шли по колено в снегу. Люди скользили, падали, подымались и снова шли дальше. Никто не понимал, что с нами будет.
Впереди нашей группы шел Алиф Гаджиев. Вдруг начался обстрел, люди стали разбегаться, в разные стороны, очень много людей погибло от пуль и замерзло в снегу.
После этого мы уже собирались небольшими группами, шли вперед. Люди рассказали, что Алифа ранило и его несут на носилках.
Мои мальчики, сыновья, шли сами, а дочку я несла. На дочке была шуба, и когда она упала в реку, она намокла, потом промерзла, и ее невозможно было снять, какой-то мужчина разрезал ее ножом. Дочка осталась в кофточке, я сняла с головы платок и немного закутала ее.
Через какое-то время, впереди идущие увидели асфальтированную дорогу — это была Нахичиваникская дорога. На ней стоял танк. Он развернулся и поехал в сторону Аскерана. Мы подумали, что он уехал совсем, все вышли из леса к дороге.
Мы уже почти подошли к асфальту, как тут с разных сторон в нас начали очень много стрелять. Люди, оказавшиеся без всякого укрытия просто падали на землю. Тот танк тоже вернулся и стал стрелять по нам из своей пушки.
Обезумевшие люди метались, падали, вдруг я увидела своего мужа, и в этот же миг на моих глазах его убили. Я упала на его тело и не могла поверить, что он мертв. Кто-то заставил меня подняться и спасать детей. Моя девочка сидела рядом на земле и даже не плакала, а поскуливала, как маленький щеночек. Я легла на землю и закрыла ее собой. Но было поздно, в нее попала пуля, и ее убило.
Дальше я плохо все помню, я ее обнимала и хотела умереть вместе со своей дочкой. Потом меня кто-то куда-то тащил. Помню, что я где-то ползла и вдруг увидела своего сына Теймура.
Он был ранен и весь в крови. Я положила его себе на спину и вместе с ним куда-то ползла, я помню только, что везде, везде были мертвые, и мы ползли по крови других людей».
Малахат и ее сына нашли в бессознательном состоянии азербайджанские бойцы, которые в течение многих дней ходили по окрестностям Агдамского района, пытаясь хоть кого-то найти и хоть кому-то помочь. Женщину с ребенком взяли на руки и отнесли в Агдам, в госпиталь.
Сестра Малахат, только год, как вышла замуж, выносила из Ходжалы на руках грудного ребенка. Она погибла там же, возле аскеранского шоссе, только с другой группой спасавшихся.
Двухмесячного младенца кто-то подобрал, вынес из этого ада. Позже, малыша принесли к Малахат, но она была не в состоянии ухаживать за ним, ведь даже ее выжившие сыновья находились у родственников. Они же и забрали маленькую кроху.
…в пустой, затемненной комнате, на полу возле стены, скорбно сидит женщина, покрывшаяся черным платком. Здесь, как будто то остановилось время, только чуть слышны молитвы и прерывистый шепот: «доченька моя… да буду я жертвой твоей…».
Со дня трагедии Ходжалы прошло много лет. Сегодня, выжившие ходжалинцы, оплакивающие своих детей, родителей, родственников, прежде всего, оплакивают свою беспомощность в те страшные дни.
И до сих пор они, в душевных муках, испытывают чувство, как им кажется, вины перед погибшими, за то, что ни один из совершивших эти чудовищные преступления не привлечен к ответственности и не наказан.
Сколько бы лет не прошло, невозможно забыть и переступить через Ходжалы. Общественное сознание в нашей стране, только тогда сможет достичь гармоничного развития и единения с идеалами справедливости, если мы, сбросив оковы равнодушия, будем продолжать добиваться привлечения к уголовной ответственности всех преступивших человечность.
И в этом преступлении против Ходжалы, по международным юридическим принципам, нет срока давности.
Татьяна ЧАЛАДЗЕ,
заслуженный журналист Азербайджанской Республики
Материал впервые был опубликован на сайте 1news.az 26 февраля 2011 года
