ФОРМУЛА УСПЕХА. Эльчин Эфендиев: «Заслуги отца на мальчишку, гонявшего на улице футбол, не распространялись, никаких привилегий не было»

Эксклюзивное интервью 1news.az с вице-премьером Правительства Азербайджанской Республики, народным писателем АР Эльчином Эфендиевым.

С чувством особого  волнения  собиралась на встречу с маститым писателем, задолго до этого конкретного дня и часа ответившим  на  все достойные такой личности вопросы  в своих рассказах, повестях, романах, пьесах, эссе.

Ответил так  правдиво и пронзительно, не таясь, рассказав все о себе и о нас, что докучать  – значит признаться в собственном невежестве или праздном любопытстве. Но не будем  усложнять - в публицистике существует такой жанр, как интервью, а героя  на сей раз мы  пригласили в рубрику «Формула успеха»,  чтобы вместе с авторскими  комментариями  небезучастно «перелистать» страницы его  талантливой  художественной, прозы и драматургии, дабы в этой форме  представлять читателям  профессионала.

Интересного, по моему убеждению,  читателям именно в этом качестве.

А волнение? Оно, конечно же, от ответственности, присутствующей практически всегда, но в данном случае и от понимания того, что  быть допущенным в творческую лабораторию  такой личности – значит держать экзамен  на журналистскую состоятельность. Экзамен, к которому нельзя подготовиться раз и навсегда, который шаг за шагом  усложняешь сам  по мере накопления  опыта и повышающегося  чувства благодарности за возможность  стать посредником между героем интервью и читателем.

Духовное пространство и обаяние таланта

Забегая вперед, скажу, что беседа с народным писателем Азербайджана  Эльчином получилась  глубоко интересной, запоминающейся и – верю – полезной. Каким только и мог быть разговор с широко читаемым неординарным  автором.  С художником, за полвека творческой деятельности в своих изданных на 30 языках в общей сложности  7-миллионным тиражом книгах в редчайших подробностях рассказавшим о многих душевных тайнах разных-разных людей в увязке с общественно-политическими явлениями и взглядами на них.

Не скрою, был соблазн попросту объяснить успехи  Эльчина тем, что сыну маститого классика азербайджанской прозы и драматургии  ХХ века Ильяса Эфендиева не составило труда стать продолжателем отцовского «дела» - гены, семейные установки и никаких тебе усилий. Но ведь с самого начала нашей беседы  стало ясно, что они так непохожи в профессии!

Ильяс муаллим –  паренек из Физулинского района, после окончания в Баку педагогического института работавший учителем географии в сельской школе, в 40-е годы прославившийся интересными  лирическими рассказами, а в 50-е - и пьесами, имевшими  сценический успех и принесшими ему широкую известность.

- Отец -  уравновешенный, сосредоточенный, работавший в  полной тишине человек. Писавший  на бумаге исключительно арабской вязью, которую в Союзе писателей распечатывала  также случайно удержавшаяся  в этом офисе машинистка Сона Садыхова,  сестра народной артистки Махлубы Садыховой, единственная в городе, кто с трудом разбирал его замысловатый почерк…

Воображение питало многое – тогда  не задумывался об источниках и составляющих того или иного, как сейчас бы сказали, «проекта»

- Сразу же скажу, что в отличие от отца, шум мне никогда не  был помехой  - разговоры,  звуки радио, телевизора, очень модных в мои молодые годы  магнитофонных записей… Работать мог и могу в любых условиях, в том числе и в самолете.

- Когда знаешь, о чем писать…  Простите за пафосное выражение, что питало творческое воображение юноши?

- Воображение питало многое – тогда  не задумывался об источниках и составляющих того или иного, как сейчас бы сказали, «проекта», как и теперь не знаю, что прежде всего назвать, отвечая на ваш вопрос… Скорее всего, волновало прочитанное – книг  я  прочитал так много, что подчас  вызывало беспокойство отца – глаза испортишь, не высыпаешься...

- Что читали?

- Без ложной скромности скажу, что, помимо традиционной классики,   проглатывал произведения авторов, имена которых моим сверстникам, да и многим  взрослым бакинцам не были знакомы.

- В изданной не так давно вашей писательской записной книжке «Время и слово», по которой захватывающе зримо прослеживается и круг вашего юношеского чтения, и последующие встречи,  ассоциации, впечатления от прочитанного, есть замечательная цитата из Флобера: «Чтобы написать одну книгу, необходимо прочесть полторы тысячи других книг»!

- И Флобер написал «Госпожу Бовари»!

- Ее вы включили  в составленный практически в юности  собственный список самых великих, на ваш взгляд, романов, и, как оказалось, не ошиблись…

- Произведения писателей-титанов «Дон-Кихот» Сервантеса, «Анна Каренина» Толстого, «Робинзон Крузо» Дефо и  «Госпожа Бовари» Флобера и в самом деле на века  признаны  первыми  среди великих творений мировой литературы…

- Волновали сюжеты, личности героев?

- Наверняка. Но  обилие впечатлений, вызывавших душевный отклик, явно рождало и какое-то умение сравнивать, формировало вкус.

- Без посторонней помощи?

- Отчего же! Я не мог оставаться одиноким  в своих предпочтениях в атмосфере семьи писателя, в 50-е годы  вышедшего в ряды ведущих  мастеров азербайджанской литературы.  В наш дом были вхожи  именитые деятели искусства, мастера слова.  Беседы о театре, поэзии, творчестве стимулировали  интерес к писательству – все время что-то обдумывал, записывал. 5 июля  1959 года в газете «Азербайджан гянджляри» был опубликован мой первый рассказ.

- Можно сказать, что в литературу вы пришли через журналистику?

- Не смейтесь, пожалуйста, но это категорически не так! То был рассказ – сочинение литературного жанра!

- Не смеюсь и даже не обижаюсь на попытку умалить достоинство моей профессии – просто шучу. Тем более знаю, что  тогда вам едва исполнилось 16 лет. Что за пределами узкого, почти семейного, но постоянно расширявшегося  круга  для вас авторитетами,  а потом - друзьями и соратниками стали многие азербайджанские писатели. Мамед Ариф, Мамед Джафар,  Аббас Заманов,  Гамид Араслы, Гулам Мамедли,  Мир Джалал, что характеризует вас как любознательного юношу, которого  смело причислили к представителям молодого поколения  писателей - «шестидесятников». Это  в их числе  мы называем вас рядом с А.Айлисли, Ю.Самедоглу, Анаром, И.Меликзаде и другими –  успевшими к тому времени проявить себя, и новое поэтическое поколение – А.Керим, Ф.Годжа, Ф.Садых, И.Исмаилзаде, А.Садыхзаде, В. Самедоглу.

- Я с благоговением вспоминаю и общение с ними, и то, как читал первые  пробы своего пера Мехти Гусейну и Исе Гусейнову, от которых получил много советов.

- И отцу…

- Естественно!

Так же, как все, я по земле хожу…

- Но у этих «проб» были сюжеты, темы, идеи, герои – где черпал материал юноша, посягнувший на то, чтобы предъявить собственные  наблюдения читателям? Ведь ваше творчество славится великолепным знанием  окружающей всех нас жизни, образы ваших героев – проникновенно, правдиво и тонко описанные наши земляки и соотечественники со своими достоинствами и недостатками… Где все это вы видели, как воссоздали с помощью пера?

- Механизм,  переводящий фиксируемые  человеком наблюдения в предмет сознательного осмысления, думаю, не известен даже маститым  ученым. Но, поверьте, всех своих персонажей (назовем их так) я  с детства  знал и наблюдал не издалека, а буквально  вокруг,  в мехелле – кварталах, окружавших родной дом № 110 на улице  М.Ф.Ахундова -  впечатлений, запомнившихся на годы и достойных  осмысления и пересказа, у меня  скопилось предостаточно.

-  У сына  знаменитого писателя, мальчика из интеллигентной семьи,  каковых ныне принято водить за ручку даже в школу?

- Тогда все жили по-другому - открыто и просто.  Заслуги отца на мальчишку, гонявшего на улице футбол вместе со сверстниками, не распространялись, и никаких привилегий у меня не было. Было естественно, что  все свободное время детвора  проводила на улице - а это  не только рассказы о прочитанной книге, беготня наперегонки, но также  споры и разборки, необходимость следовать установкам своеобразного братства и достойному кодексу чести. Прихвастнул, соврал, зазнался, посплетничал  – истинные друзья непременно выведут на чистую воду, пропесочат, чтоб не повадно было… То были уроки мужества, честности, открытости, бесхитростности, верности дружбе, которая  впитывалась в плоть и кровь на всю жизнь.

И в школе – я учился в школе № 7, построенной на месте взорванного советскими «атеистами» величественного  Храма Александра Невского - обстановка была демократичная. Никому и в голову не приходило демонстрировать семейный достаток, упоминать заслуги родителей.

- Но пишите вы не о детях и герои ваши – нередко не паиньки!

- О, в нашем мехелля  жили такие колоритные люди, происходили такие подчас драматические события, размышляя о которых, можно ни один роман написать…

- Что вы и сделали! Достойные люди, в том числе коллеги и критики, смело утверждающие, что тогда в  литературу  пришел  яркий автор, совсем молодой  писатель со своей темой, своим почерком, которому есть что сказать читателю, явно имеют в виду именно эти  впечатления. Они ведь не только становились сюжетами и темами сочинений, но  формировали вашу личность как тонкого психолога, никогда не ощущавшего себя прокурором или хирургом, резавшим по живому.

- Возможно… Думаю, достаточно высокая планка  - незримая -  независимо от моей воли  была установлена рано благодаря среде и образу жизни, в котором превалировало общение с мировой литературой.

Талант и труд не существуют в отдельно взятом виде. Они обусловливают друг друга

- Стоит ли – они же известны…

- Ну, пожалуйста…

- Если только в разброд, не придерживаясь очередности выхода в свет… Это

рассказы «Десять лет спустя», «Первая любовь Балададаша», «Зимняя сказка», «Навес», «Туман Шушу окутал», «Автокатастрофа в Париже», «Ботинки», «Встреча с писателем-орденоносцем», «Смерть Сталина». Повести «Кумган», «История одной встречи», «Смаковница», «Знаменосец». Романы «Махмуд и Марьем», «Белый верблюд», «Смертный приговор»…

- Очень скоро в применении к вам  стали часто  произносить  слово «талант». Наргиз Пашаева, к примеру,  анализируя ваше творчество в своей  объемной и очень интересной монографии «Человек – образ – литература», исследующей  концепции  человека в азербайджанской художественно-эстетической мысли и другие философские проблемы на основе вашего творчества, приводит цитату из В.Юсифли: «Если бы нам пришлось  охарактеризовать личность Эльчина несколькими словами, то в качестве  главенствующего  определения  пришлось бы поставить  только слово «талант». Как вы к этому относитесь?

- Я знаю только то, что ученые  до сих пор затрудняются ответить  на вопрос о сути и истоках таланта: является ли  он результатом ниспосланного человеку дара или вырабатывается  упорным и напряженным трудом.

Большинство  моих сверстников  - это предоставленные самим себе дети, у которых папа не вернулся с фронта или  погиб в гулаговской ссылке

- Вот вы сказали, что если человек, наделенный выдающимся талантом, не стремится  его развивать, совершенствовать в постоянной работе и исканиях, то вряд ли можно ожидать  плодотворной самореализации его обладателя.  Можете ли вы назвать способных на большие свершения наших соотечественников, оказавшихся невостребованными или даже ушедших из жизни с горечью неудовлетворенности?

- Могу, но зачем? Это наша общая беда.

 - Время было виновато, или…

 - Время, конечно, на все откладывает отпечаток, но каждый проживает его по-своему.

- Хорошо сказано: времена не выбирают, в них живут и умирают.

- Сказано здорово, но с какой болью! Знаете, тогда уже в старших классах средней школы выделялись лидеры, способные ребята,  школьные сочинения которых учителя с гордостью  зачитывали вслух на весь класс. Они писали хорошие стихи, которые читали  собиравшимся на посиделки однокашникам, за что их любили, награждали эпитетами,  намекая чуть ли не на великое будущее. Это  увеличивало хорошее честолюбие,  но, увы,  порождало мечты о возможности причислить себя к праздной «богеме»,  юношеские представления о которой почерпнули разве что из французских романов. Действительность, несвобода и  неуважительное отношение  к их личности приводила многих к  ударам по самолюбию, обидам и трагедиям, личным только на первый взгляд…

- Где им, юным, восторженным романтикам,  было учитывать особенности нашей страны,  нацеливавшей самых тонких и талантливых  людей творческих профессий на  воспевание советского строя с его идеологией…   

- Да уж, сегодня  становится  все более ясно, что это был предопределенный системой, часто ломавший  молодых  механизм. Большинство  моих сверстников  - это предоставленные самим себе дети, у которых папа не вернулся с фронта или  погиб в гулаговской ссылке. Мальчики и девочки, чьи  окаменевшие от горя, не познавшие  радости  жизни мамы  выбивались из сил,  только бы вырастить детей здоровыми.  В качестве образца  духовной  составляющей они могли подарить им лишь собственный пример добропорядочности и  самоотверженности. Дать  приемлемый совет взрослеющим детям, уберечь от опрометчивого шага, поддержать морально, просто быть рядом, когда нужно, эти  сломленные горем и условиями женщины не только  не могли, но и не были готовы.

-  Вас оберегала среда, в которой вас сызмальства уважали как личность, но в которой не могло возникнуть  и мысли о праздности.

- Во всяком случае, я рано узнал, что литература – это труд. Притом труд, которым я хотел осознанно заниматься.

Закончив 9 классов, объявил дома,  что перехожу в вечернюю школу, где занимаются  юноши и девушки, вынужденные  зарабатывать. Учиться-де буду вечером, а днем… писать роман.

Ауру, царившую в нашей семье, вполне можно назвать антисоветской

- Отчего же!  К тому времени я уже переводил на азербайджанский язык сочинения  русских и западных писателей. Оказалось, это огромная школа постижения сложнейших премудростей  больших мастеров.  Во всяком случае – по форме, по поиску соответствующих слов и выражений. Как выразить объемную мысль или иносказание, найти адекватное выражение в строе другого языка… Во многом, что прежде воспринимал как часть сюжета, увидел  достижение мастера, возможно, не без усилий решившего сложнейшую эмоциональную, а может и стратегическую для произведения  задачу, которую мне, юному переводчику,  предстояло со всей ответственностью донести до говорящего на другом языке, представителя  иной, не обязательно только  словесной культуры.

-  Не показалось вам, что подобная  практика могла заменить профессиональное образование?

- Такого в моем случае быть не могло даже при том, что мечту о московском вузе отец отверг на корню, аргументируя это доводами  как раз  о вреде  «богемных условий».

Было обидно, потому что в Литературном институте имени Горького мои рассказы уже выдержали непростой  конкурс. Но в Москву я все-таки попал: после окончания филфака Ученый совет Азербайджанского государственного университета рекомендовал меня в аспирантуру, и  я был прикомандирован в Москву.  Под руководством  Мир Джалала Пашаева писал диссертацию на тему  «Азербайджанская  художественная проза в литературной критике». В Москве, выпросив у секретаря СП СССР Ю. Верченко письмо о допуске к находившейся в известном запрете литературе в центральной библиотеке (тогда она носили имя Ленина), читал романы Арцебашева, Набокова, Вербицкой и других авторов, изданные на русском языке в Париже, Нью-Йорке и других городах мира  представителями российской эмиграции.

- Наши обыватели и не подозревали об их существовании, а вам это было так нужно…

- Ауру, царившую в нашей семье, вполне можно назвать антисоветской. Моя бабушка, мама Ильяса Эфендиева Билгейис  ханум, дочь Байрам бека, происходила  из среды людей, очень пострадавших от большевистских головорезов, и никогда не скрывала своего отношения к новой для нее власти.

Отец, как вы знаете, писал о жизни своих соотечественников, о человеческих судьбах и был далек от политики и общественных забот.

Это лишало нас возможности быть объективными и справедливыми, а конъюнктуре позволяло править бал

- А вот и нет… Ильяс Эфендиев и сам, как широко известно, лишь полтора года прослужил секретарем Союза писателей Азербайджана и в один прекрасный день 1960 года просто не вышел на работу.  «Мое рабочее место дома», сказал. И все дальнейшие годы занимался творчеством в собственном кабинете. Он не состоял в коммунистической партии, не участвовал в выборах и совещаниях, не ходил на заседания и общественные мероприятия.

- А кто же стоял у истоков карьеры сына?

- Скажу вам сразу, что слово «карьера» не люблю и никогда без надобности не употребляю. 

- Чем заменим его в нашей беседе?

- Конечно, словом «работа» - мы говорим о ней, да?

 Миссия

- Трудоустройство складывалось само собой, без моих усилий. Я уже сказал вам, что, в отличие от отца,  с молодых лет был  в гуще общественной жизни, активным участником литературно-общественных процессов и  мероприятий.  Как и было положено в  начале 70-х, став  после защиты диссертации  младшим научным сотрудником  научно-исследовательского Института литературы имени Низами Академии наук Азербайджана,  по-прежнему увлекался общественными делами.

- Не отвлекаясь от  литературного творчества?

- Ни в коем случае! Писал по известной формуле «ни дня без строчки». Одновременно  выступал на публике,  что-то вместе с друзьями организовывал… Меня не трудно было заприметить – выбирали в разные комитеты.

- Тогда вас и заприметил Гейдар Алиев?

- По его рекомендации в 1975 году меня избрали на должность секретаря Союза писателей – она  входила в номенклатуру ЦК Компартии Азербайджана.

- Тогда эту писательскую организацию возглавлял Имран Касумов?

-  Да.  Я курировал критику и   печатные органы СП.

- Престижно и совсем не просто!

- Хорошо, что вам это знакомо! Союз писателей,  кроме газеты «Эдабият ве инджесенет», издавал четыре толстых литературных журнала - «Азербайджан» и «Улдуз» на азербайджанском, «Литературный Азербайджан» на русском и «Гракан Азербайджан» на армянском, три из которых выходят и сегодня.

Написанную в 1968 году мою пьесу «Чудеса в почтовом отделении» цензура  не пропускала

- Вспомните хотя бы, что в то время  в СССР высочайшим повелением одни писатели назначались «видными», другие – «талантливыми», некоторые «гениальными» и «мудрыми», а многое решалось директивами… Это лишало нас возможности быть объективными и справедливыми, а конъюнктуре позволяло править бал. Романам на тему развития животноводства, скажем, или об освоении целины была предоставлена зеленая улица. 

- А начинающим, то есть не титулованным приходилось довольствоваться словами из песни «молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет!».  Надеюсь, при вас авторам не приходилось сталкиваться  с  дилетантскими замечаниями, оскорбительными советами и окриками, особенно больно ранившими талантливую, мечтавшую расправить крылья  молодежь.

- Мы  делали немало, чтобы быть справедливыми и поддерживать самых талантливых, но в условиях идеологической несвободы  многое не зависело от руководства СП. То же творилось и при составлении тематических планов государственных издательств.

- Но выход все-таки находили…

- Работы было много, и плоды она приносила. Произведения иных писателей редактировал лично, некоторые  предварял предисловиями.  Через Союз писателей способствовал переводу на русский язык. Сам  активно печатался  с критическими статьями  в московских изданиях – престижной «Литературной газете», журналах «Дружба народов», «Вопросы литературы, «Литературное обозрение», «Театр»…

- Выход на московскую арену неизмеримо расширил популярность азербайджанской литературы, в целом испытывавшей подъем.

- Да уж! Опубликованная в 1981 году в русском переводе в Москве моя  повесть «Смаковница» издательством «Известия» отпечатана  тиражом в 235 тысяч экземпляров, после чего я был удостоен всесоюзной премии премии Ленинского комсомола. А следом «Молодая гвардия» выпустила мою повесть «Удар в спину» тиражом… два миллиона!

- И все это читалось!!! Вы явно оказались в числе везунчиков, которых запреты не касались!

- С чего вы взяли? Написанную в 1968 году мою пьесу «Чудеса в почтовом отделении» цензура  не пропускала.

- Почему?

- Как сказал известный литературный критик Лев Аннинский, это произведение характерно для  новой  литературы Азербайджана  и ассоциируется с символом круга, в котором  бьется душа, бессильная  изменить свою жизнь. Смысл пьесы – томление души здоровой красавицы, вышедшей замуж по расчету за старого сластолюбца, которая  бьется  в тенетах быта, в рутине почтового отделения, в кольце своей бессчастной судьбы.

- Всегда злободневный материал!

- Но он оставался невостребованным два десятилетия, несмотря на то, что разрешения на постановку пьесы на сцене упорно добивались весьма влиятельные люди – режиссер Мехти Мамедов и даже секретарь ЦК Компартии Джафар Джафаров. Отец, кстати, прочитав ее, сказал: пиши пьесы, у тебя получается….

- И вы писали, а театры ставили…

- За последние годы написал более 20 пьес, 17 из которых уже поставлены разными театрами. «Ах, Париж» Париж!», «Я твой дядя», «Мой любимый сумасшедший», «Убийца»…  

Теперь вот «Квартиранты ада»,  «Шекспир», «Телескоп», «Истории села Бузовна»…  Одна за другой они ставятся в театрах, в том числе в Москве, Санкт-Петербурге, Лондоне и других зарубежных городах.

- Мне бы доставил большое удовольствие предметный разговор с вами о них, как и о вашей прозе, художественные  и гражданские достоинства которой высоко ценят читатели и критики. Но, видимо, это темы других бесед, которые расширят представления общественности о формуле вашего успеха и которые придется отложить на какое-то время. Кстати, как вы трактуете  понятие «успех»?

- Успех… Если коротко, по – моему, это понятие  относительное. Скорее  проявление состоявшейся  для человека возможности  выразить себя и самоутвердиться. У творческого человека он должен проявиться в чем-то конкретном…

- Вы  не раз его испытывали…

- Не думайте, что мой путь усыпан розами!

- Я и не думаю. Когда вижу зал, переполненный  публикой, стоя аплодирующей  спектаклю, поставленному по вашей пьесе,  понимаю, какую цену всей своей жизнью приходится платить  вам за эти звездные мгновения.

- Было бы не честно сетовать на судьбу. Мой успех – это огромная работа. Но я люблю ее, и жизни без этих творческих мук не представляю.

- А наши соотечественники благодарны вам за  возможность   читать по сей день издающиеся  ваши сочинения,  смотреть спектакли по вашим пьесам,  неизменно вызывающим на раздумья материалом, полезным каждому из живущих на этой земле. Лишь на первый взгляд  доступные понимания,  они ценны  более всего тем, что поднимают на уровень  философского осмысления  глубинные пласты  нравственных и этических проблем, которые человечеству все равно предстоит решать в обозримом будущем.

Очень хотелось бы побеседовать о ваших  свершениях на поприще вице - премьера Азербайджанской  Республики, о семье, о творческих планах, но, будем надеяться, для этого еще найдется  время – у вас, и у меня. А пока…

Спасибо вам и больших творческих успехов.

Беседовала Галина МИКЕЛАДЗЕ

Фото: Личный архив Э.Эфендиева