Рожденные в СССР. Рамиз Фаталиев: «Мы часто путаем ностальгию по времени, с тоской о себе в том времени…»
Одними из самых знаковых событий XX века стали создание и распад Союза Советских Социалистических Республик.
Сегодня, когда с момента крушения СССР прошло более двух десятилетий, молодое поколение стало чаще интересоваться опытом тех, кто жил и работал в первой в мире социалистической стране. Тем интереснее выслушать историю об этой стране из уст известных деятелей культуры и искусства Азербайджана, прикоснуться к их воспоминаниям об СССР сквозь призму их собственной жизни и мировосприятия. И если для нынешней молодежи это – уже далекая история, то для тех, кто называет себя «рожденными в СССР», это – увлекательное путешествие в страну детства и юности, во времена немного иных ценностей и идеалов.
«Благонадежность – это клеймо, для приобретения которого необходимо сделать какую-нибудь пакость».
М. Е. Салтыков-Щедрин
Уравнение со всеми известными
У советской власти была одна наигнуснейшая особенность – она взяла на себя миссию поводыря собственного народа. Слепые действительно нуждаются в поводыре, и с этим справляются даже собаки. Но советская власть пыталась быть поводырем у зрячих и указывала своему народу не тот путь, который соответствует органике и природе человека, а тот, который она считала нужным.
Это выражалось в том, что ты в принудительном порядке должен был стать октябренком – пионером - комсомольцем, а потом вступить в партию. И если ты хотел чего-то добиться в жизни, то должен был следовать по этому пути. Альтернативы не было… И выбора не было… Однопартийная система была одним из самых гадких проявлений общественно-политического устройства Советского Союза. Власть всех укладывала в прокрустово ложе своей идеологии, и особенно это касалось творческих людей, хотя, думаю, это касалось многих сфер. Но я просто хорошо знаю мир искусства, что позволяет мне говорить за композиторов, художников, поэтов и кинематографистов. Это неуемное, идиотское стремление всех наставить на «путь истинный» неминуемо рождало протестные настроения. Это - моя главная претензия к советской власти, и главное, что я в ней не приемлю…
Возможно, мы переживаем так называемый переходный период, который в Китае является проклятием – «чтобы ты жил в эпоху перемен». Правда, эпоха несколько затянулась… А может быть, она и должна быть такой долгой в масштабе истории? К сожалению, этот период пришелся на нашу конкретную жизнь, и второго шанса у нас не будет… К тому же, меня немного смущает то, что обретенная свобода для некоторых послужила поводом для отказа от моральных ценностей и элементарного приличного поведения.
И все же, несмотря на все вышеперечисленные социальные блага, я не понимаю тех, кто ностальгирует по СССР. Если вы сменили шило на мыло и вам не нравится мыло, это не значит, что надо возвращаться к шилу. Не следует быть такими заскорузлыми консерваторами, подумайте о чем-то третьем!
Мне кажется, это какой-то отвратительный феномен советского сознания, но мы как-то легко позабыли о том, что в сталинские времена на рассвете приезжали «воронки», и почти в каждой семье были арестованные и расстрелянные. Может быть, через несколько поколений идеологического воспитания советские люди стали мазохистами? Как же иначе объяснить эту ностальгию? Неужели мы тоскуем по 60 миллионам невинно убиенных? Или по болоту, из которого не было выхода? В Советском Союзе существовала прослойка, которая жила прекрасно. Но основная-то масса населения жила в тесных рамках! Да, нас не вышвыривали на улицу, нас учили и лечили бесплатно, но мы были обречены на мизерную зарплату…
Общеизвестно, что Леонид Ильич Брежнев обожал анекдоты про себя и советскую власть. Таким образом, от генерального секретаря СССР до вашего покорного слуги все сидели на кухнях и говорили правду… Такое странное было время, когда говорили одно, думали другое, а делали третье. И что в этом может быть хорошего?! Сергей Довлатов однажды сказал невероятно горестную фразу: «Я все понимаю, но кто написал эти четыре миллиона доносов?» И то, что я за всю жизнь не написал ни одного доноса, не освобождает меня от ответственности за страну, в которой я жил.
Ну как мог не появиться протест, когда на наших глазах за узкие брюки тебя могли отвести в милицию, а за набриолиненный кок насильно остричь? Разве может молодой человек любить власть, которая его постоянно ограничивает? Причем, не только его физические действия, но и эманацию его мысли! Таким вот замечательным образом советская власть пестовала своих внутренних врагов и своими руками создавала пятую колонну. Поэтому, когда пришло время, все моментально развалилось, а иначе и быть не могло, потому что во всех своих бедах советская власть виновата сама…
Однажды Гейдара Алиева спросили: «Неужели в Баку не было диссидентов?» Он ответил фразой, которая впоследствии стала крылатой: «Были, просто мы их не искали». Надо отдать ему должное, что в постсталинскую эпоху в Баку по политическим мотивам сидели всего два человека, в то время как в других республиках эти цифры исчислялись сотнями. Хотя с нашей остротой мышления и южным темпераментом у нас было гораздо больше диссидентов, потому что все мы только этим и занимались, что инакомыслили и в чайхане, и за водкой, и на кухнях. Что самое интересное, бакинское диссидентство выражалось у нас личностно, без всякого побудительного мотива. А Москва уже тогда была бурлящим мегаполисом, где определенные силы провоцировали инакомыслие – рыбу-то разрушали с головы… Мы же знали тех, кто в 1968 году вышел на Красную площадь в знак протеста против ввода советских танков в Прагу. Трудно предположить, что, обрекая себя на муки, они это сделали по дурости. Честно говоря, я не люблю проявлений фанатизма в любом аспекте человеческой деятельности, но политические фанатики – это нечто иное. Эти люди живут только своей идеей, забывая о близких, о том, что несут ответственность за своих родителей, жен, мужей, детей, которых они зачастую обрекали на трагическое существование…
В этом смысле в Баку было веселее и проще, потому что никто тобой и твоим мировоззрением особенно не занимался. Но, тем не менее, все были на контроле…
Но кроме диссиденствующей публики, была определенная категория людей, называемых стукачами. Это была абсолютно неоднородная масса. Иногда стукачами становились поневоле: подрался в ресторане или купил 200 долларов перед поездкой за границу, его припирали к стенке – или пойдешь по статье до пяти лет лишения свободы, или будешь сотрудничать, причем свои услуги ты предложишь советской власти добровольно, так как считаешь это своей священной обязанностью. Были стукачи идейные, но были и просто мерзкие твари, которые любили стучать. Как-то я написал на своей страничке в Facebook, что из всех видов скоростей, включая скорость света и звука, с большим отрывом от преследователей лидирует скорость стука. Увы, это происходит и сегодня…
В наше время принято считать, что в Советском Союзе стучали все более или менее известные люди, но мне, слава Богу, в этом плане скрывать нечего… В 1976 году мне позвонил некий майор КГБ З. (примечание - фамилия удалена редакцией 1news.az) и сказал, что никто не должен знать об этом звонке, а потом попросил меня в определенный день и в определенное время ждать его напротив старого здания КГБ, возле боковой части клуба Дзержинского. Тех грехов, которые могли бы заинтересовать это ведомство, на мне точно не было – я не менял валюту, не занимался антисоветской пропагандой и так далее, кроме периодических драк, в которые я попадал, но это касалось милиции. Я всегда был очень беспечным человеком и никогда не терял присутствия духа. Но сердце у меня неприятно ёкнуло – наверное, подумал я, это касается кого-то из моих друзей или знакомых, и сейчас у меня будут что-то выспрашивать, а я буду отлынивать от стукачества. Оказалось, что этот майор был нацелен именно на меня, дескать, «вы один из самых молодых членов Союза кинематографистов, мы в вас нуждаемся», и так далее. Эти ребята всегда начинают с комплиментов, чтобы человек размяк. С такого рода людьми я обычно бываю безукоризненно вежлив, но на все мои отказы и отговорки у него находились заранее заготовленные ответы и убеждения.
К тому времени мне было 30 лет, и я уже достаточно разбирался в жизни – ну, не было такого, чтобы КГБ делало такие вещи! Поэтому я без тени сомнений заявил, что он не посмеет этого сделать, потому что я его знаю и лично сживу со свету. Терять мне нечего, и я везде буду говорить, что майор З. меня шантажирует. Более того, я все это запишу и разошлю по пяти адресам, и если со мной что-то случится, все это всплывет… Этого они страшно боялись – из достоверных источников я знал, что они обязаны были получить именно добровольное согласие. Он молча встал и, не прощаясь, ушел… Больше я его не видел никогда…
А через несколько лет я даже стал лауреатом премии КГБ СССР за свое участие в создании сценария к фильму «Послезавтра в полночь» Арифа Бабаева. Во время работы над сценарием мне пришлось много общаться с этими людьми. Сталинские времена значительно подпортили их репутацию, но в брежневский период это были уже другие люди. В КГБ не пытали, не били. А, в общем-то, там уже работало довольно много приличных ребят, чего я не могу сказать о том майоре. Он был неприличный, дурно воспитанный человек, и если бы он работал не в КГБ, а, скажем, в Академии наук, то был бы таким же отвратительным…
В конце 80-х годов даже такая организация, как КГБ, дала трещину, потому что в экстренные моменты истории проявляется осознание истинных ценностей, и люди делятся не на сотрудников спецслужб, врачей или писателей, а на патриотов и предателей, нравственных и безнравственных… В начале 90-х годов штаб сопротивления находился на азербайджанской киностудии, где я в то время работал, и некоторые работники КГБ, рискуя своей карьерой и свободой, оказывали нам огромную помощь…
Мне даже в голову не могло прийти, что СССР когда-нибудь развалится. Я вообще далек от дара предвидения, но кто такой Горбачев я понял очень быстро, буквально года за полтора его правления. В этом смысле у меня, возможно, немного раньше, чем у других, появились дурные предчувствия.
А когда в 1988 году начались события, всем стало ясно, что мы заблудились в «трех соснах», особенно после убийства двух парней в Топхане. Советская власть не смогла разобраться в этой простейшей ситуации! И даже более того – она позволила себе поддаться чьим-то увещеваниям и принять дары за свое предательство. От такой гадости меня начало мутить, мне было все равно, кто ее возглавляет, я уже не хотел саму эту власть! Поэтому я стал одним из первых среди 47 человек, кто поставил свои подписи под письмом о независимости Азербайджана…
Мое разочарование в Горбачеве произошло тогда, когда в результате его бесконечного вранья в стране начался бардак. Власть оказалась не готовой к тем свободам, которые он принес, и Горбачев начал заворачивать все свои начинания и сам же испугался того, что учудил. Стало понятно, что это была не хорошо продуманная и подготовленная программа, а банальный популизм и ничем не подкрепленное желание стать любимцем народа. В этом желании нет ничего плохого, когда ты четко осознаешь свои действия и понимаешь меру своей ответственности. За это люди платят властителю любовью… Но при Горбачеве погибли тысячи людей, миллионы остались без крова и были изгнаны со своих земель. Я не принимаю такую цену, когда во имя каких-то идей надо приносить в жертву человеческие жизни, потому что этот мир создан для людей, а не наоборот! И те, кто нами управляет, не имеют права об этом забывать…
Однако все дело в том, что наши правители - это те же мы, просто в других обстоятельствах. Есть так называемый синдром пассажира общественного транспорта – когда ты пытаешься прорваться в набитый автобус, тебя страшно раздражает, что люди не хотят потесниться и дать тебе место. Но как только ты туда пролезаешь, через несколько секунд начинаешь думать: «Ну что это за твари сюда лезут, неужели нельзя подождать другой автобус?!» Если сознание человека меняется в такой простой ситуации, то представьте, как оно меняется, когда вы оказываетесь на вершине власти. Так что, они – это те же мы, но попавшие в другие обстоятельства. Если мы можем внутренне противостоять соблазнам безграничной власти, тогда не все потеряно. Но если мы стремимся любой ценой оказаться в этом «автобусе», позабыв о тех, кто остался на улице, грош нам цена…
Отдельного упоминания заслуживает цензура, которая была невероятно тягостным явлением Советского Союза. Но фигура всесильного цензора – это миф, потому что цензором была сама власть, а бесчисленные редактора были всего лишь ее проводниками. В Госкино СССР был редактор, курировавший остросюжетные темы, с которым у меня сложились замечательные человеческие отношения. Иногда он давал мне весьма ценные советы по поводу моих сценариев и даже помогал обходить острые углы. Так что, личную неприязнь к каким-то определенным людям я никогда не испытывал, потому что прекрасно понимал – именно власть является тем монстром, который нависает над всей страной…
Один из самых популярнейших фильмов «Грачи», к которому я имел отношение, в первый год посмотрело более пятидесяти миллионов зрителей. Он пролежал на полке семь месяцев только потому, что советский судья в исполнении Алексея Петренко был бородатым. А произошло это, потому что после «Агонии», где Петренко сыграл Распутина, он немного располнел. И чтобы скрыть полноватость щек, Алексей попросил разрешения сниматься с небольшой бородой. Фильм положили на полку с формулировкой – советский судья не может быть бородатым! Еще более интересная история произошла с фильмом Никиты Михалкова «Без свидетелей», снятым по моему сценарию. После просмотра нам настоятельно порекомендовали сделать 78 поправок. Правда, если фильм был не о Ленине (и это было еще одним уродством советской цензуры), никто даже не удосуживался проверять их исполнение! Мы с Никитой сделали 5-6 поправок, и цензор нам сказал: «Ну вот, это совершенно другое дело»…
Возвращаясь к «Грачам», этот фильм вышел в прокат после того, как Брежнев посмотрел его у себя на даче… Самое поразительное в этих цензурных играх было то, что какой-то фильм они пропустить не могут, но очень этого хотят. И тогда, если удавалось пробиться, фильм везли на дачу к Леониду Ильичу. Тот смотрел, пускал слезу, и фильм разрешали… Так было и с «Калиной красной», которую окрестили «мелкотемьем». Картина о раскаявшемся воре могла быть эпизодом, противопоставлением какому-нибудь слесарю-знаменосцу, но снимать фильм про вышедшего на волю бандюгана, который испытал катарсис, – это называлось мелкотемье…
Когда я учился на Высших сценарных курсах, нас регулярно знакомили с приказами по Госкино, чтобы мы знали правила игры. Однажды нас ознакомили с приказом, запрещавшим снимать в главных ролях Ролана Быкова, Инну Чурикову и Евгения Евстигнеева, потому что советские люди должны быть красивы не только внутренне, но и внешне…
Несмотря на все эти идиотизмы, я никогда не думал об отъезде… Существует такое выражение: «Я привязан к своей земле». У меня были родители, которых я не смог бы оставить или лишить их Родины, взяв с собой на чужбину. Словом, безысходность была полная, и если бы эта власть продолжалась, не знаю, чем бы все закончилось… Но я как-то приспособился…
Порой меня очень удивляет поведение некоторых моих ровесников, живших и творивших во время СССР. Они, словно избегая старости, судорожно стараются соответствовать этому времени… Иногда они впадают в цинизм, полагая, что именно это качество является главной приметой современности. Но чаще всего они ностальгируют…
На мой взгляд, главная их ошибка заключается в том, что в их сознании происходит подмена понятий. Лично для меня существуют два фактора – во-первых, мы часто путаем ностальгию по времени и обстоятельствам с тоской о себе в том времени и тех обстоятельствах, когда мы были молоды и полны сил. А во-вторых, и от этого никуда не денешься, все мы теряем близких, а те времена, когда они были живы, остались в прошлом. Поэтому ностальгия – это некая душевная субстанция, когда ты тоскуешь не по времени, и уж, тем более, не по Советскому Союзу, а по себе и тем, кто был тебе дорог…
Рамиз Фаталиев,
кинорежиссер, сценарист
