Иран: Между прошлым и настоящим
«Все преходящее – лишь подобие» (И.Гёте, «Фауст», ч. II, «Глубокая ночь»)
То что в общественно-политической жизни того или иного государства могут происходить процессы являющиеся предметом пристального внимания соседних (а иногда и далеких) государств, не есть аномалия. Так уж устроена сама система международных отношений в современном мире.
В зависимости от политического и экономического контекста взаимоотношений между странами, такие вопросы, даже будучи исключительно вопросами внутренней политики, могут приобретать большую или меньшую важность для внешних сил. При этом фактическая (не юридическая!) «внутриполитичность» таких вопросов может меняться прямо пропорциональным образом, в зависимости от степени актуальности темы в контексте взаимоотношений между странами или в зависимости от желания внешних сил использовать такого рода вопросы в качестве инструмента давления или дополнительного «козыря». Такое давление может принимать различные формы, о них и не только в данной статье и пойдет речь.
В последнее время в общественно-политической жизни страны шли дискуссии вокруг вопроса головного убора в образовательных учреждениях. Очевидным является то, что вопрос этот решается, тем более что в азербайджанском обществе есть целый ряд иных не менее важных вопросов требующих общественного внимания и поисков путей решения. Но полемика по данной теме в азербайджанском обществе, и самое главное, тот факт, что это целенаправленно подогревается извне, наводит на определенные размышления, которыми я и хотел бы поделиться с читателями в данной статье.
Как известно читателям, отслеживающим новости по данной теме, обострение дискуссий в СМИ наступило сразу после появления в сети видео-обращения гражданина Мовсума Самедова, возглавляющего группу лиц именующих себя «Исламской Партией Азербайджана» по вопросу головного убора в образовательных учреждениях, содержащего откровенно провокационные, анти-азербайджанские высказывания.
Сразу же ряд местных оппозиционных СМИ и интернет ресурсов увязывают вопрос женского головного убора в образовательных учреждениях с иными вопросами социально-экономической и религиозной политики правительства Азербайджана, а с другого берега Аракса доносятся голоса представителей иранского духовенства, наставленчески-братским тоном «призывающих к толерантности» официального Баку, в то время как рупор иранской пропаганды телевизионный канал «Səhər TV» все еще каким то невероятным образом транслирующийся на Азербайджан, применяет уже совсем иную тональность.
Т.е. как и ранее, исламский фактор вновь используется Тегераном для осуществления одного и того же избитого сценария. Причем речь не просто о духовно-идеологическом влиянии, а именно о сценарии использующимся каждый раз при тех или иных общественных дискуссиях внутри страны на околорелигиозную тему. Во-первых, по причине отсутствия особого выбора, Тегеран из раза в раз использует практически одни и те же персонажи, представляющие круги подверженные сильному влиятию шиитской идеологии - ряд сел Абшеронского полуострова, южные регионы республики, несколько протестных или маргинализированных духовных авторитетов категории «molla əmi» - вот собственно и все. Во-вторых, внешнее влияние это видно по степени поддержки и синхронности работы рупоров иранской пропаганды и местных наймитов Тегерана.
Речи спикеров муллакратии, типа Мовсума Самедова сами по себе не более чем тупое подражание и грязная игра на архетипах мышления азербайджанцев. На терминах того же исламского права это полнейший популистский неадекват, призыв к «фитне» - восстанию и смуте. Смута же как известно является одним из злейших грехов в мусульманском кодексе и противоречит целому ряду разделов мусульманского права – о правопорядке, о повиновении эмирам, о мере допустимости обсуждений набожности другого мусульманина, о мере допустимости обсуждения набожности эмира, о мере допустимости обсуждения политики эмира и др.
Иран является мировым центром шиитской джафаритской мысли. В Гуме, Исфагане, Мешхеде проживают сотни шиитских ученых, многие из которых являются «муджтахидами», т.е. обладают не просто духовным, но еще общественно-политическим авторитетом, причем авторитет этот не признает государственных границ. Если учесть еще и то, что ислам (а шиитский ислам тем более) невозможно деполитизировать, то легко проследить кому именно на руку закладывать такую «бомбу» под светскость азербайджанского самосознания и азербайджанскую государственность.
Такой народовольский боевой шиизм ничего кроме Бейрута начала 80-х гг. не принесет, со всеми возможными последствиями для судьбы азербайджанского народа и азербайджанской государственности. Это прямая идеологическая диверсия – провокация на осбострение общественных дискуссий вокруг вопроса головного убора и попытка загнать дискуссии в рамки исключительно взаимоотношений человека с Господом. Но ведь государство это больше чем молельня и взаимоотношения в обществе нельзя строить по принципу Ашуры!
Еще в начале 20-го века лучшие умы в те годы совсем молодой азербайджанской нации высмеивали подобные темные стороны азербайджанской души, и большая часть этих самых наших классиков кстати состояла из вполне правоверных мусульман. С момента заключения Туркменчайского договора в 1828 г., мировозрение интеллектуальной элиты Северного Азербайджана начинает испытывать влияние хоть и к неполного и сильно отредактированного, но все же набора определенных европейских ценностей. Именно на этот период приходится формирование национального самосознания азербайджанцев как нации. И именно тогда был сделан выбор в пользу светскости и надрелигиозности образа мысли азербайджанца.
Выбор этот был пережит и приобрел форму в фундаментальных произведениях азербайджанской литературы конца 19-го – начала 20-го веков. Чтобы стать азербайджанцем, потребовалось стать больше чем просто мусульманином или закавказским тюрком. Светскость двух азербайджанских республик 1918 и 1991 гг. очередной пример того что видение азербайджанских элит разных исторических периодов (до и после СССР) совпадало по данному вопросу. Выбор в пользу светскости сделан, сделан не в кабинетах и парламентах, он сделан Мирза Фатали Ахундхаде, он сделан Аббас Кули Ага Бакихановым, этот выбор в наших генах и нашей крови.
Но национальное самосознание азербайджанцев формировалось не только и не столько в конце 19 – начале 20 вв, процесс этот длился веками под влиянием мощнейшей энергетики земли Азербайджана по обе стороны Аракса. Земля эта находясь «на границе Ирана и Турана», издревле была источником питавшим Иран людскими, экономическими и самое главное духовными силами, питавшим саму метафизику существования Ирана (как «Желанного Царства» арийцев): «Десять лет проповедовал Заратуштра веру Властелина Мысли в своем родном племени в области Атропатакана в стране Мада. Все его помыслы были обращены только к Ахура-Мазде, заботы – только к соблюдению праведности. Эти годы были наполнены великими подвигами арийцев, чья воинская доблесть помогла им заполучить великую державу, поистине Желанное Царство» («Заратуштра: учение огня. Гаты и молитвы», Москва 2006, стр. 94). И эта формула определяющая энергетику пассионарности истории Ирана работает на протяжение столетий – вне зависимости от государственных границ и наличия на карте тех или иных исторических или современных государственных образований! Вот в чем секрет того что многие иранские духовно-культурные традиции (мистические идеи, тарикаты, поэзия и искусство) будучи перенесенными на землю Азербайджана развивались стремительней, видоизменялись, синтезировались и в дальнейшем уже определяли общую картину той или иной области культуры, искусства и литературы Ирана.
Смешавшееся с тюрками арийское население Азербайджана послужило отличным топливом, благодаря этому отмеченая выше формула работала и в доисламский период и после 7-го века н.э., все средневековье, вплоть до нового времени наших дней! Азербайджанские кызылбашские племена, - вот секрет стремительного роста империи Сефевидов в начале 16 века. Однако проект Сефевидов опирался на азербайджанский элемент исключительно в начальной его пассионарной стадии. Азербайджанцы-кызылбаши, как прочие тюрки-огузы по всей Малой Азии и в Иране выступали как главный источник формирования военной, придворной и ученой элит Ирана. Но именно кызылбашские племена смогли «прочесть» всю идеологическую мощь метафизики шиитского ислама при ее наложении на Иран и объединились вокруг ордена Сефевийа.
Они подняли знамя нарадовольческого шиизма, быстро сметая один за другим противников от междуречья Тигра и Еврата до Герата. Бесславный конец древнего Ширвана и гибель ширваншаха Фарруха Ясара лишь коротким эпизодом падения у стоп Исмаила I Сефеви одной из суннитских династий, правивших государствами по меньшей мере половина населения которых исповедовало шиизм. Во многих местах население угнетаемое феодалами восприняло появление Исмаила как явление имама Мехди (которым он себя объявил), спасителя угнетенных, борца с ненавистным «Йезидом» - эманацией безнаказанного политического зла и безбожного правителя-узурпатора. На самом же деле вся идеология Исмаила была лишь шиитской рубашкой древнейшей метафизики земли Азербайджана, земли Заратуштры, земли предназначенной судьбой быть ключем к Ирану – слова «Mən Azərbaycanın taxtı və tacı ucun vuruşuram!» лишь означали начало очередного тюркского похода за троном и короной Ирана.
В дальнейшем, в зрелой стадии своего развития проект Сефевидов стремительно истощил тюркский элемент в 100 летней борьбе с Османами. Азербайджан выполнил свою геополитическую роль, т.к. в первую очередь был поставщиком воинской элиты. В геополитическом контексте 16 в. единый и сильный Иран мог быть создан и был создан только азербайджанскими тюркскими племенами, коими были кызылбаши и только под знаменем шиизма. Шиитская традиция, возводящая орден Сафавийа к роду имама Али по отцовской линии роднящая его с иранским престолом через брак сына Али имама Хусейна с дочерью последнего царя Сасанидов Йездигерда II, сыграла в формировании единой иранской нации важнейшую роль. В этом смысле, шиизм фактически содзал современных иранцев дав им возможность найти «арийскость» в исламе.
Вот тут мы приходим ко второму важному моменту. Как было отмечено выше, структура азербайджанской нации «созрела» под влиянием светских европейских идей и является синтезом европеизации, тюркизации и исламизации. Т.о., любые системные сдвиги и уступки в сторону исламизации, по крайней мере, на нынешнем этапе будут откатом на столетие назад.
Но энергетика земли Азербайджана осталась все той же даже спустя века, что подтверждалось всей дальнейшей историей Ирана после Сефевидов и в нужный момент она всегда играла свою роль. Известно это было и советским умам определяющим векторы и ориентиры политики CCCР в регионе. Прошлый век еще раз показал миру значение Азербайджана в геополитике Ирана. В конце 1930-х гг. неизбежность войны между СССР и гитлеровской Германией стала вырисовываться все четче, и в свете активных действий Оси в Северной Африке и на Балканах, а также пока не совсем определенной позиции Турции, появилась угроза южному подбрюшью Советов. Иранская нефтяная и транспортная инфраструктура (построенная на британские же деньги) при определенном раскладе (стремительный выход Вермахта к Волге и Кавказу и переход на сторону Германии Турции) могла попасть под контроль немцев.
Один только Абаданский нефтеперерабатывающий завод перерабатывал 9 - 10 миллион тонн нефти в год, авиационный бензин в те году на всем Ближнем Востоке производился в те годы только в Баку и Абадане, а транспортный коридор Астара – Баку – Астрахань был важным элементом будущих англо-американских поставок вооружений, техники, ГСМ и продовольствия в СССР в рамках программы «ленд-лиза».
Немцы, также прекрасно разбиравшеся в тонкостях ближневосточной политики и умело использовавшие незаполненные британцами и Советами «ниши», к концу 1930-х гг. уже располагали на терриории Ирана разветвленной разведывательной сетью с центром в Исфагане (юг Ирана) и Энзели (север Ирана), в основном под прикрытием представительств именитых немецких фирм. В Тебризе разведывательная деятельность Абвера координировалась немецким консульством. По данным смодержащимся в «Очерках истории российской внешней разведки» (Москва, 1999 г., т. 6, стр. 326), наибольшей плотности шпионская сеть достигала в районах, пограничных с Советским Союзом, прилегавших к Персидскому заливу, и Индии, а использование немцами религиозных чувств иранцев и обещания «избавить Иран от иностранного засилья» играли очень важную роль в работе резидентуры Абвера с местными политическими и военными руководителями, лидерами кланов и духовенством. Немаловажную роль играли и антитюркские, антиазербайджанские акценты в работе немцев с населением, в особенности в Тебризе (см. «Дневник немецкого разведчика Ф.Майера, Иран 1941-1942 гг.», научно-практический журнал «Отечественные архивы», № 3, 2003).
От пристального внимания советских дипломатов и работавших под дипломатическим прикрытием в Тегеране и Тебризе советских чекистов не ускользали ни военные поставки из Германии в Иран, ни «черезчур дружественный» визит в Тегеран конце 1937 г. главы германского «Гитлерюгенда» Бальдура фон Шираха, ни рост прогерманских симпатий среди иранцев, ни появление заметного количества молодежных организаций в Иране с явным пронацистским уклоном (и древнеарийской «косметикой»). Германия также принимала активное участие в реформах сектора гражданского и военного образования в Иране - программы сотавлялись по германским шаблонам и германскими консультантами, особое внимание обращалось на изучение немецкого языка. Существенным было также количество иранских студентов отправлявшихся ежегодно на учебу в Третий Рейх – именно эти люди становились прогерманской пятой колонной после возвращения домой, что было неизбежным учитывая социальное происхождение этих молодых людей (помещики, средняя и крупная компрадорская буржуазия, дети высокопоставленных военных) и мощь геббельсовской пропагандистской машины. В 1940 г. немцы даже приступили к строительству в Иране «города нацистов» Naziabad.
Естественно что правящая элита Ирана прекрасно понимала перспективы данного сотрудничества с Третьим Рейхом и те «горизонты» которые могут открыться в случае стратегического успеха Вермахта на Востоке.
Весьма интересным будет в этом свете упомянуть, что в ноте посольства Ирана в Москве от 17 мая 1940 г., подписанной Реза-шахом, и направленной в НКИД (Народный Комиссариат Иностранных Дел) СССР с целью получения аккредитации для нового иранского консула в Баку, Азербайджанская ССР именовалась Кавказским Азербайджаном, в фарсидском тексте документов, направленных в НКИД генеральным консулом, последний подписался как «Генеральный Консул Шахиншаха в Кавказском Азербайджане», а г. Баку именовался «Бад Кубе».
Учитывая все отмеченное выше, с середины 1939 г., по мере роста напряженности в Европе и приближения войны к границам СССР, у Сталина появлялись сомнения и опасения касательно надежности формально объявленого в том же году Реза-шахом нейтралитета. Т.о., иранское направление разведывательной деятельности стало одним из важнейших приоритетов в работе советских органов государственной безопасности и именно НКВД Азербайджанской ССР стало мозговым центром и кузницей кадров (в том числе большого числа оперативников-нелегалов) обслуживающей данное направление. С осени 1939 г. СССР начал активный сбор военных, политических, экономических и стратегических сведений и к 1940 г. была готова картотека всех мало-мальски значимых промышленных объектов Южного Азербайджана. А уже в марте 1941 г. первый секретарь ЦК КП(б) Азербайджанской ССР Мирджафар Багиров направляет Сталину 35-страничный документ под названием «Краткая справка о Южном Азербайджане».
Азербайджанский народ еще не воздал в полной мере должное Мирджафару Багирову, который при всех противоречивых чертах своего характера и кровавых страницах биографии, не жалел пота, сил и времени, осуществляя фактически параллельное с генералами РККА руководство операцией «Сочувствие» (именно так называлась операция советско-британского вторжения в Иран в 1941 г.). Мирджафар Багиров упоминается исследователями чаще в свете описания сталинских репрессий в азербацджанской интеллектуальной и офицерской среде, а приставка «Qanlı» еще долго будет присутствовать перед его именем. Однако заслуги этого видного государственного и партийного деятеля Советского Азербайджана в фактическом спасении жизней 20 миллионов иранских азербайджанцев от карающего меча персидского шовинизма нельзя не отметить.
Столь оперативная и качественно проведенная разведывательная работа накануне советско-британского вторжения в Иран обязана своим успехом в первую очередь ставкой СССР на азербайджанский элемент и самоотдаче тогдашнего руководства ЦК КП(б) Азербайджанской ССР и местных органов государственной безопасности. Очень своевременным и грамотным шагом советской стороны была высылка всех иранских подданных с территории СССР (большая их часть обсновалась в Советском Азербайджане т.к. в основном это были этнические азербайджанцы) в 1938 г. под предлогом продолжающегося охлаждения отношений – дело в том что вместе с 50 тысячами изгнанников советская разведка «под шумок» заполонила весь север Ирана тысячами своих агентов и информаторов.
То, что СССР собирался делать ставку именно на азербайджанский элемент явно видно также из следующей цитаты Мирджафара Багирова в упомянутой выше справке Сталину в марте 1941 г.: «Шахское правительство Ирана, зная тяготение азербайджанского народа к Советскому Азербайджану, с каждым днем усиливает полицейский режим и меру репрессий…». К маю 1941 г. для отправки в Южный Азербайджан ЦК КП(б) Азербайджанской ССР отмобилизовал 3 816 гражданских лиц в составе 52 бригад, среди которых было 82 партийных работника, 100 сотрудников различных советских организаций, 200 сотрудников органов государственной безопасности, 400 милиционеров, 70 работников прокуратуры, 90 судей, 150 работников типографий и издательств, 245 железнодорожников, 42 геолога-нефтяника. Руководителем сей миссии был назначен секретарь ЦК КП(б) Азербайджанской ССР Азиз Алиев (ЦГАППОД АР, ф. 1, оп. 89, д. ЗЗ, л. 1 -269). Сам Мирджафар Багиров также совершал неоднократные тайные визиты через государственную границу в Тебриз с целью ознакомления с положением дел лично на местах.
Тему эту блестяще описал азербайджанский ученыйДжамиль Гасанлы в своей книге «СССР – Иран: Азербайджанский кризис и начало холодной войны, 1941 – 1946 гг.». Историкам прекрасно известно как в дальнейшем развивался сценарий событий в Южной Азербайджане и к каким последствиям для Ирана и его шахского режима это привело. Когда как не сейчас, учитывая всю сложность внешнеполитического положения Ирана, умам определяющим в Тегеране внешнюю политику стоит задуматься, и, возможно, иницировать построение отношений с северным соседом на иных принципах нежели лозунги и «видение» нескольких маргинализированных мулл из пригородов Баку, чьи комплексы духовной и мирской неполноценности приобретают форму беспринципной и дешевой продажности.
Торгово-экономические отношения между нашими странами сегодня как никогда на высоком уровне. В последние годы ощутимо возрост поток туристов, особенно из Ирана в Азербайджан, в последние праздники Новруза в Баку этих туристов можно было видеть буквально толпами, что действительно радует. Много азербайджанцев традиционно едет лечиться в Иран, т.к. в этой стране достаточно высокий уровень качества здравоохранения относительно цены лечения. И естественно, исторически велико количество азербайджанских шиитов-паломников регулярно посещающих священные места в ряде городов Ирана. Практически каждый третий иранец владеет азербайджанским языком в большей или меньшей степени. Но вместо того, чтобы использовать данную общность, вместо того чтобы поддерживать добрососедские отношения, которых Ирану в современном мире так не хватает, Тегеран выбирает «подковерный» инструментарий давления.
Геополитическая судьба Ирана сегодня как никогда напрямую зависит от чуткости и грамотности руководства страны во взаимоотношениях с государствами, с которыми Иран объединяет больше чем просто соседство.
Гейдар Мирза
Исполнительный директор Совета по Международным Отношениям
