Писатель Анар. О рожденных в СССР и «плюсах и минусах» советской системы…

Остались  ли  во  мне черты советского человека?  Наверное, остались…  И,  как ни стыдно в этом признаться,  остался страх…

Мне часто задают вопросы об СССР, и к этой проблеме  я отношусь в трех  аспектах.

Первый  - это возрастной,  потому что значительная  часть моей жизни прошла в Советском Союзе, и этот  большой отрезок жизни, со всеми его плюсами и минусами,  нельзя отрезать и выбросить. А так как молодость  - это всегда  лучшая  пора человеческой жизни,  поэтому  в  моих воспоминаниях  много светлого. 

Второй  аспект  затрагивает общественно-политический  строй, который просуществовал 70 лет,  а  также  дальнейшие  кардинальные  перемены в  жизни общества.  Безусловно,  в советский  период были  и  достоинства, и  недостатки, но,  честно говоря,  я все еще не могу определить,  чего же было больше – мрачного или светлого?

Моя  мама, которой было всего семь лет,  осталась  сиротой,  и  каким-то образом смогла выжить в  этих чудовищных  условиях

Мой дед со стороны матери  был одним из первых  азербайджанских  хирургов, получивших  образование  в  России.  В 1918 году после возвращения в Азербайджан, он стал  первым министром здравоохранения  Демократической республики, а затем переехал в Гянджу, где занимал пост  губернатора  Гянджинской области.  В 1920 году, когда в Азербайджан вошла 11 Красная армия,  его расстреляли…    Моя  мама, которой было всего семь лет,  осталась  сиротой,  и  каким-то образом смогла выжить в  этих чудовищных  условиях. 

Мы знали,  что ее родные  были расстреляны,  знали,  что она не поменяла фамилию и осталась  Рафибейли,   знали,   через какие  трудности  ей пришлось пройти,  но  она никогда не  внедряла  в  наше сознание  злобу и ненависть к советской власти. Наоборот, мама  нас всячески оберегала от политики, и когда я стал писать  острые, критические  вещи,   она  просила меня быть осторожным. Ведь над ней всю жизнь висела  угроза ссылки, что подтверждает  официальный документ, где заместитель  НКВД Азербайджана  Григорян  предлагает  Мирджафару Багирову  сослать   Нигяр  Рафибейли вместе с ее матерью.  И мой папа, зная об этом,  всегда говорил, что  если   Нигяр сошлют, он поедет вслед за ней… Но  Багиров  поставил  на этом документе резолюцию «Оставить»,  что  решило судьбу нашей семьи… 

После ХХ съезда,  когда  стали  известны факты о массовых репрессиях, папа возненавидел Сталина,  но  Ленину  верил всю жизнь,  и считал, что если бы  тот  не умер так рано,   страна  была  бы  другой...

Однажды   мы  с  бабушкой  и  тетей  отправились на отдых, и там нас  настигла весть, что повесился близкий друг отца  Гейдар Гусейнов. Это был замечательный   ученый, вице-президент Академии наук,  писавший  о  шейхе  Шамиле,  но  Багиров  был  им  очень  недоволен.   Узнав  об  этом, тетя расплакалась,  и  бабушка тут же ее  пресекла: «Не плачь,  это может отразиться на судьбе твоего брата»... Осенью я пришел в школу, и наш учитель по истории сказал, что  если раньше о  шейхе  Шамиле писали, как  о герое, то теперь  выяснилось, что он был  английским  шпионом и  очень плохим человеком.

-  А  о том, кто  его поддерживал в  Азербайджане, пусть  нам  скажет  Анар, - сказал учитель, глядя в мою сторону.  

- Я  не знаю, -  ответил я,  хотя   прекрасно  все знал. 

-  Ты  знаешь,  и ты нам скажешь, - настаивал  он.  

- Нет, я не знаю,  и  ничего вам  не скажу…

-  Тогда я поставлю тебе «двойку»! – пригрозил учитель.

-  Ставьте! – гордо ответил я.

Это  был  мой  первый  сознательный  гражданский  поступок…

Узнав о смерти  Сталина,   отец  заплакал,  и  мама  восприняла это  без всяких   эмоций. Но  после ХХ съезда,  когда  стали  известны факты о массовых репрессиях, папа возненавидел Сталина,  но  Ленину  верил всю жизнь,  и считал, что если бы  тот  не умер так рано,   страна  была  бы  другой… Я с ним часто спорил по этому поводу, особенно после Москвы, где я наслушался разной информации и  про Парвуса, снабжавшего Ленина деньгами для революции,  и про то, как немецкая разведка везла будущего вождя в пломбированном вагоне через всю Европу.  Но папа  каждый раз  говорил, что  это вражеская пропаганда.  Он даже в своей  поэме  о Ленине писал, что тот  возвращался  в Россию  на обычном поезде и всю дорогу  беседовал  с  крестьянами…   Я не могу винить в этом своего отца, потому  что в высокие идеи социализма верили не только в СССР, но и на Западе!  Анри  Барбюс, Лион  Фейхтвангер,  Пабло Пикассо,  Назым  Хикмет,  Неруда,  Луи  Арагон  искренне  верили  в  Ленина  и  Сталина, но я думаю,  для них это было своего рода  протестом против  капиталистического строя,  альтернативу  которому они видели   в Советском Союзе. 

Рассуждая о СССР,  многие забывают,  что эта страна пережила несколько исторических  отрезков – гражданскую войну, НЭП,  сталинские  репрессии,  недолгую хрущевскую «оттепель»,  ставшей  «культпросветом»  между  культами  Сталина и Хрущева, в  который  и попало мое поколение.  После  этого началась  брежневская  эпоха, и,  наконец,  перестройка,  гласность, Горбачев и развал страны…

И советские  люди  с удивлением  поняли  - оказывается,  руководителем  страны  может   быть   живой человек со своими слабостями, глупостями, шутками

С  самого начала моей литературной деятельности, и я могу этим гордиться,  я не написал ни одной строчки, прославляющей  советскую  власть.  Кроме одной  статьи в газете «Правда»,   вышедшей   в  невероятно сложный  период  нападок  на  отца  и  на меня.  Более того,    моя    «Сказка  о добром короле»  стала   своеобразным  памфлетом на советскую власть, и когда я показал ее  сотруднице московского  журнала «Дружба народов»  Шиловцевой,  она мне сказала:  «Анар,  это не только печатать,  это вообще никому показывать нельзя!»  «А  в Азербайджане  это уже  напечатано», -  ответил я…  Правда, я ей не сказал, что после этого на меня обрушился шквал  доносов и обвинений в антисоветизме,  и один публицист  даже сказал,  что у нас в Азербайджане   появился   свой  Солженицын.

Первые  мои  рассказы  и  первую  повесть  «Белый лиман»  критика разнесла в пух и прах.    Удивительно,   но  некоторые мои  вещи  проходили  сначала  в  Москве,   а потом  уже  их принимали  в Баку.   Так произошло  с моей   статьей   «Большое время понимать»  о  Джалиле  Мамедкулизаде, которая при Твардовском  была  опубликована  в журнале  «Новый мир».   А в  Баку  Главлит  ее  не пропускал,  и редактор журнала  «Азербайджан» Исмаил  Шихлы  пытался его образумить: «Эта статья   уже напечатана  в  «Новом мире»!!!»  «Да,   -  сказал  цензор, -  там  напечатаны  все критикуемые произведения»…  С большим трудом, но статья,  все же, вышла в Баку.  

Когда я попытался разместить  «Сказку  о добром  короле»  в   газете  «Неделя»,  где работал мой  добрый  знакомый   Анатолий   Макаров,   он мне  написал, что  сказка и в самом деле  чудесная,  но не по нынешним временам…    После  того, как в стране началась перестройка,  я послал  ему  письмо: «Дорогой   Толя,  думаю,  что настали эти времена». И  вскоре  моя  «Сказка»  была напечатана в  «Неделе»…

За  свою жизнь я много раз писал о  Хрущеве и  роли личности в истории.  Некоторые считают,  что  личность вообще не имеет никакого значения, и  даже гениальный  Лев Толстой  назвал   Наполеона ничтожным  орудием  истории…  

Кем  был  Хрущев  при  Сталине?  Обыкновенным  исполнителем его  воли, но после смерти  вождя  именно Хрущев  нашел в себе мужество выйти на трибуну с разоблачениями.   Он  изменил  историю  страны,  и  сегодня  мы  живем  благодаря  тому, что  Хрущев   решился на этот поступок.  Мало того,  он  способствовал раскрепощению  мысли,  освободил  из лагерей  миллионы людей,   в том числе  и моих родственников, ведь  Рафибейли  ссылали девять раз!   И  за  это  Хрущеву большое  спасибо…   Даже то,   что  фигура   Хрущева  была такой   потешной,     имело  огромное  значение  после  монументального  железобетонного  Сталина.  И советские  люди  с удивлением  поняли  - оказывается,  руководителем  страны  может   быть   живой человек со своими слабостями, глупостями, шутками. 

Другое дело,  что  Хрущев   абсолютно  не  разбирался в  творчестве,   и его любимым  поэтом  был  некто Пантелеймон  Махиня.   Хрущев   изничтожал  художников-абстракционистов,   грозил  Евтушенко,  Вознесенскому, Аксенову, Некрасову,  раскритиковал  прекрасный  фильм «Застава Ильича»… В последнее  время  выяснилось, что  от  Хрущева досталось  и  Мирзе Ибрагимову.  В 50-е годы он   выступил  с  инициативой   принятия  закона  о  государственном статусе  азербайджанского  языка, и Хрущев на каком-то выступлении сказал: «Это  не  коммунист,  это  - фашист!»  Хрущев наломал  много  дров,  но   Эрнст   Неизвестный  создал  ему   черно-белый  памятник, отражающий  две  сущности  мятежного Никиты Сергеевича...

Когда я учился в Москве на Высших  сценарных курсах, нам показали фильм  «Председатель» с  Михаилом Ульяновым. И  после  этой  трагической картины про страшную  разруху  русской  деревни,  показали  наш азербайджанский  фильм, где столы  у крестьян ломились от  изобилия. Как же нам было за это стыдно…   И это осталось в подсознании  у русских,  что мы с жиру бесимся...   Хотя в этом и есть доля правды,  потому что мы действительно неплохо  живем в  силу природных условий.  И даже сейчас, когда к нам  приезжают гости,  они   искренне  или не очень   восторгаются   грандиозными преобразованиями, произошедшими в Баку.  И  только мы знаем, какую цену мы за это заплатили…

Неустанно задавал один и тот же вопрос  -   почему вы не  откликнулись  на  январские события в Баку,  в отличие от  событий в  Тбилиси?

Эти искаженные, уродливые правила игры невольно делали из нас внутренних  диссидентов.  Я, например, страшно пережил два события – 1956 года, когда  советские  танки  вошли в Венгрию, и  пражские события  1968  года, узнав о которых я заплакал… Ведь  социалистическая идея  сама по себе прекрасна, но ее настолько исказили, опошлили и  привели в маразматическое состояние, что Чехословакия  была нашей  последней надеждой на построение социализма с человеческим лицом.   Но  танки его  уничтожили, и этот  стало  крушением  всех  надежд...

Брежневская  эпоха  была  настолько  долгой  и  вязкой,  что я  даже  не думал,  что застану конец  СССР.   Но  я  точно знал, что   рано или  поздно  он обязательно наступит…  Когда началась   перестройка,   однажды  я  встретился со своим  сокурсником в  ЦДЛ:

-  Приход Горбачева,  видимо,  будет, как приход Хрущева, - сказал я своему собеседнику.

- Нет, все  будет  гораздо радикальнее… Это  будет как  17-ый  год… -   ответил он грустно.  Так  и  случилось…

В  такой  сжатый период  со страной, и особенно с Азербайджаном,   произошло множество необратимых  перемен -  от тоталитаризма  мы перешли  к  демократии,  от  планового хозяйства  к рыночному, от существования в составе одного государства к  независимости.   Три важнейших момента, которые  другие страны проходили за столетия,  мы  проскочили  за несколько лет.  Причем, Азербайджан   это делал в условиях войны, и у нас   было самое сложное положение…

В горбачевское время из моего окружения  отсеялось много  людей.  Я бил во все колокола, писал  открытые письма к русским писателям,  статью-обращение  в  «Литературную  газету»  -  «Поднимет ли господин Жириновский тост за господина Ельцина?»  И неустанно задавал один и тот же вопрос  -   почему вы не  откликнулись  на  январские события в Баку,  в отличие от  событий в  Тбилиси? Ведь у нас  все было  гораздо  страшнее, и  погибло много народа?..    Мне  ответила  только   поэтесса  Римма  Казакова: «Ваша  статья произвела на меня ошеломляющее впечатление, и хотя я ни в чем не виновата,  хочу покаяться от имени всех за  эту страшную  трагедию». 

Когда  произошли  чудовищные события в Ходжалы,  я  написал  об этом в газету  «Известия», где  было сказано,   что  для Азербайджана  это  такая  же  трагедии,  как  Хиросима для Японии.  

В тот период  я был депутатом Верховного Совета, и нас почти никто не поддерживал, даже наши братья-среднеазиаты, кроме Олжаса Сулейменова.  Я уже не говорю о том, сколько было откровенно враждебных  выпадов в адрес Азербайджана… Прибалтика  была к нам  совершенно равнодушна.  Помню, как передо мной  сидели  Прунскине и  Бразаускас,  и я им передал книгу  «Черный январь».  «С вами это  сделали,  чтобы  напугать нас», –  холодно прокомментировали  эту  полную боли  книгу прибалты.  Эти три республики очень сплоченно  боролись  за  свою  независимость,  а  все  остальное   их  не  волновало…

Я с трудом понимаю молодое  поколение,  ведь  они  же  ничего не  знают об  СССР. Они даже не догадываются о том, через что нам пришлось пройти, и думают,  что  тогда  была хорошая  жизнь.   Скорее всего,  это та же  самая   идея  альтернативы  тому безобразию,  которое  сейчас  творится на постсоветском пространстве…  Но меня невероятно поразило, что несколько лет назад  на референдуме  россияне   выбрали  Сталина лицом  России.   Хотя я понимаю,  что  это не тоска по сильной руке, а  защитная  реакция на беспредел  и несправедливость. Советским людям, привыкшим к уравниловке,  трудно понять и  принять, почему одни покупают футбольные команды, а другие бедствуют. Этот контраст  нелепо богатых людей и  явной  демонстрации  денег  в  нищей стране  при советской власти, все-таки,  не существовал.  А ведь  Россия  по-прежнему остается  нищей страной, и не все  ее граждане  понимают,  что   нищета  является  как раз следствием   советской  системы управления.  Вот люди  и думают,  что  при  Сталине было  хорошо и  бесплатно.  И  все  уже  забыли, что именно  Сталин  навредил  Советскому   Союзу,  запретив  генетику  и кибернетику,  чем обеспечил  значительную  отсталость  СССР  от  мира.  Но сама система образования была  уникальной и имела неоспоримые преимущества, что  признают  даже  на Западе.  Я не разбираюсь в современном образовании, но часто слышу жалобы на болонскую систему.  Как писал историк  Ключевский -  трагедия русской истории состоит в том, что она повторяется…

Вследствие того, что в ХХ веке человечество пережило две мировые войны, Западу, в отличие от России,  удалось вырваться из порочного круга противостояния, войн   и кровавых  революций.   И Европа, дважды пройдя  через  этот ад,  извлекла уроки из своего прошлого.  России же этого сделать не удалось…   Мне кажется, это связано с тем,  что  россиян губят  две опасные  идеи   -  «сила есть, ума не надо»  и  «умом  Россию не понять» Тютчева.  Почему не понять?  Если ум определяет человеческое  развитие,  почему  же русские  хотят быть  непонятными и  действовать  спонтанно?  В чем же заключается этот особый путь России? Неужели только в разной величине железнодорожной колеи?! Почему  же  они не хотят  жить  цивилизовано?  Потому, что некоторые  деятели, типа  Проханова, Глазунова, Дугина  и иже с ними, твердят, как молитву – неважно, как живет народ, важно, чтобы у нас были ракеты.   Они яростно не желают,  чтобы русский  народ  жил  в достатке, лишь бы Россию боялись!  И на этом строится идеология... А Запад  уже  боялся  много лет,  и не позволит, чтобы этот страх навис  над  ним   второй раз...

Я очень люблю русский народ,  русскую  литературу,  язык,  музыку,  театр,  но когда я высказываю  какие-то  критические  вещи в адрес  России,  меня тут же одергивают  -  ты не любишь русских!  Я не люблю русских правителей  от Петра I до Ельцина, и это правда.  Я  не  люблю режимы, навязанные  русскому народу, и считаю, что от них  в первую очередь  страдает  сам русский  народ.  Я хотел бы,   чтобы   люди в России  жили нормально, чтобы она стала благополучной и процветающей,  а не страдала от амбиций… 

Но, мое недовольство  русской политикой вовсе не означает, что я вижу альтернативу в лице США. Я считаю, что эта страна  проводит очень лицемерную  политику,  и  провоцирует другие страны, как это произошло с Грузией,  которую  Америка  втянула в войну, а потом ничем ей не помогла.  Так что,  не стоит надеяться  на то, что США  нас защитят.  Надеяться надо только на себя, но для этого  мы должны выработать   общенациональные ценности,  которые  бы нас объединили. 

И все же, несмотря на  проблемы  современного мироустройства,   я ни в какой форме не хотел бы восстановления  СССР.   Даже под видом экономического сотрудничества, как в Евросоюзе,  хотя бы  потому,  что в Евросоюзе нет доминирующего государства.  Нам  не стоит  опять  возвращаться  в ту же лодку, которая однажды  уже разбилась.  Я  вижу  все недостатки современной  азербайджанской жизни, но если на одну чашу весов положить нашу независимость, а на другую все наши трудности, то перевесит независимость.  И чтобы это не сделали за нас  в Лондоне, Москве или Вашингтоне,  мы должны  найти в себе мужество и достоинство  решать  свою  судьбу  самостоятельно. 

Анар

писатель, Председатель Союза писателей Азербайджана