Дипломатия без ООН: израильско-сирийский кризис и становление региональных посредников
Автор: Светлана Сарыбейова-Мустафаева, доктор философских наук в сфере международных отношений
В июле 2025 года провинция Суэйда на юге Сирии вновь оказалась в центре вооружённого противостояния.
Населённая преимущественно друзами, эта территория в течение всей гражданской войны сохраняла относительную автономию, но не раз становилась ареной локальных конфликтов. В частности, в 2018 году регион пострадал от масштабной атаки со стороны боевиков «Исламского государства», в результате которой погибло по разным оценкам от 215 до 258 человек и было сотни раненых. Внутреннее напряжение сохранялось и в последующие годы, обостряясь при попытках усиления контроля со стороны центра.
Нынешняя эскалация началась со столкновения между друзской общиной и бедуинскими племенами, но быстро переросла в более широкий кризис после вмешательства сирийских правительственных сил. Израиль, традиционно внимательно следящий за ситуацией на своих северо-восточных границах, отреагировал серией авиаударов, обосновывая их необходимостью защитить друзов и предотвратить усиление дестабилизирующих сил вблизи Голанских высот.
Израильская логика безопасности: от сопереживания к превентивной политике
Израиль традиционно уделяет особое внимание южной Сирии - региону, прилегающему к Голанским высотам. Провинция Суэйда находится в непосредственной близости от этой стратегически важной территории, контролируемой Израилем с 1967 года. Любая дестабилизация в этом секторе рассматривается им как потенциальная угроза национальной безопасности.
Вмешательство Израиля в июле 2025 года не стало исключением. На фоне ожесточённых столкновений между друзской общиной и бедуинскими вооружёнными группами, а затем — после вмешательства сирийских правительственных сил, Израиль нанёс серию авиаударов по целям в пригородах Дамаска и вблизи границы. Как подчеркивали израильские официальные лица, удары были направлены на предупреждение усиления сил, связанных с Ираном и «Хезболлой», которые, по оценкам Израиля, могли бы воспользоваться нестабильностью в регионе.
Однако мотивы Израиля выходят за рамки чисто военных расчётов. Существенным фактором стала и солидарность с друзской общиной. В Израиле проживает около 140 000 друзов, многие из которых служат в Армии обороны Израиля (ЦАХАЛ), участвуют в политической жизни страны и рассматриваются как неотъемлемая часть израильского общества. Поддержка друзов в Сирии стала частью не только внешней, но и внутренней политики - в том числе в контексте давления со стороны израильских друзских политиков и офицеров.
Таким образом, действия Израиля можно рассматривать как превентивные - направленные по утверждениям израильских официальных лиц на до того, как она примет форму прямой угрозы для страны или затянет в конфликт союзные группировки Ирана. При этом действия Израиля балансируют на грани между правом на превентивную оборону и нарушением суверенитета другого государства. Это отражает более широкий тренд в региональной политике: отказ от универсалистской логики международного права в пользу ситуативных, «племенных» или союзнических обязательств. Подобную динамику можно проследить и в других точках региона - от Ирака до Йемена.
Международная реакция и оценки ситуации
Обострение в южной Сирии и последовавшие за ним авиаудары Израиля вызвали разнообразные отклики на международной арене. Основные глобальные и региональные акторы выразили обеспокоенность развитием событий, при этом их оценки причин и допустимости силовых действий существенно различаются.
Соединённые Штаты, традиционно поддерживающие право Израиля на самооборону, воздержались от жёсткой критики, но подчеркнули необходимость избегать эскалации. Представитель Госдепартамента отметил, что Вашингтон «признаёт право Израиля защищать своих граждан, однако выступает за дипломатическое решение конфликта и уважение суверенитета Сирии». Впоследствии США приветствовали первые сигналы о возможности диалога и выразили готовность содействовать деэскалации.
Россия выступила с призывом к «незамедлительной деэскалации» и осудила удары по территории Сирии как «нарушение международного права». МИД РФ подчеркнул, что «любое внешнее вмешательство лишь усугубит нестабильность», но отметил важность восстановления политического процесса в Сирии. Москва позитивно отнеслась к информации о намечающихся консультациях при международном посредничестве.
Иран ожидаемо осудил действия Израиля, назвав их «агрессией», но также призвал к координации усилий на дипломатическом уровне. Тегеран воздержался от эскалационной риторики, подчеркнув приоритет «политической консолидации» сирийского правительства и его союзников.
Турция, как важный региональный игрок, выразила озабоченность возможной эскалацией и призвала к уважению суверенитета Сирии. Анкара подчеркнула необходимость прямых или многосторонних переговоров и выразила готовность выступить в качестве посредника, если стороны проявят интерес.
Лига арабских государств (ЛАГ), несмотря на отсутствие единой позиции, поддержала призывы к прекращению насилия и активизации дипломатических усилий. Иордания выразила обеспокоенность гуманитарными последствиями и возможным новым потоком беженцев.
Организация Объединённых Наций через Специального посланника по Сирии выразила серьёзную озабоченность в связи с происходящим в провинции Суэйда, подчеркнув необходимость соблюдения гуманитарного права и защиты гражданского населения. В условиях первых контактов между сторонами ООН заявила о готовности поддержать дипломатическое разрешение конфликта.
Таким образом, несмотря на отсутствие полной международной координации, ключевые акторы демонстрируют стремление избежать дальнейшей эскалации и поддерживают дипломатические сигналы, появившиеся после активной фазы обострения.
Начало дипломатического трека: перемирие, встречи в Париже и роль Баку
После серии столкновений в провинции Суэйда и израильских авиаударов, в середине июля 2025 года стороны достигли соглашения о временном прекращении огня. Этот шаг стал важным сигналом о стремлении избежать дальнейшей эскалации и сохранить относительную стабильность на границе.
На фоне перемирия начались активные дипломатические действия. Одним из ключевых событий стала встреча в Париже при посредничестве специального представителя США на Ближнем Востоке Тома Баррака. Это были первые за 25 лет официальные переговоры между представителями Израиля и Сирии. В ходе переговоров обсуждались вопросы безопасности и перспективы возобновления диалога после долгого периода напряжённости. Эта встреча стала важным символом начала политического трека, направленного на снижение конфронтации и поиск взаимоприемлемых решений.
Параллельно особое значение в процессе урегулирования приобретает роль Азербайджана и его столицы Баку. Благодаря своей взвешенной внешней политике и доверительным отношениям как с Израилем, так и с мусульманскими странами региона, Азербайджан становится уникальной переговорной площадкой. По словам помощника Президента Азербайджанской Республики - заведующего отделом по вопросам внешней политики Администрации Президента Хикмета Гаджиева, Баку уже провёл несколько раундов переговоров с целью разрядки напряжённости как между Израилем и Турцией, так и между Израилем и Сирией. «Мы готовы стать мостом между Израилем и мусульманскими государствами. У нас хорошие отношения со всеми странами региона», — подчеркнул он в интервью агентству Jewish News Syndicate. Эта посредническая активность придаёт дипломатическим усилиям дополнительную глубину и способствует формированию устойчивого диалога в условиях, когда традиционные международные институты демонстрируют ограниченную эффективность.
Таким образом, запуск дипломатического трека с перемирием, международными встречами и посредничеством Баку открывает новую главу в попытках стабилизировать региональную ситуацию и создать условия для длительного мира на Ближнем Востоке.
Когда международное право бессильно: новая реальность региона и возможное будущее конфликта
Ситуация в провинции Суэйда и реакция Израиля на неё ярко демонстрируют современные тенденции региональной политики на Ближнем Востоке. Усиление роли превентивных мер, обусловленных не только стратегическими, но и этноконфессиональными мотивами, отражает переход от универсальных международных норм к ситуативным альянсам и «племенной» логике. Это создаёт новый баланс сил, в котором региональные игроки выступают главными архитекторами безопасности и политики, часто обходя традиционные международные институты, такие как ООН. В таких условиях эффективность международного права и глобального управления существенно снижается, а вопросы стабильности и мира всё чаще решаются вне официальных рамок и на основе непосредственных интересов ключевых региональных акторов. Понимание этих процессов является ключом к прогнозированию будущего развития конфликта в Сирии и более широкой региональной динамики.
На фоне ослабления международных институтов и усиления роли региональных акторов, дипломатическое будущее Сирии и всего Ближнего Востока, вероятно, будет формироваться по гибридной модели. Официальные многосторонние форматы, такие как Женевский процесс или усилия ООН, постепенно теряют своё значение. Вместо них выстраивается новая система ситуативной дипломатии, основанная на двусторонних и трёхсторонних консультациях, доверительных контактах и быстрой адаптации к изменяющейся реальности. Переговоры между Израилем и Сирией в Париже при посредничестве США, а также неформенные консультации в Баку, где Азербайджан играл роль нейтральной площадки, - яркое тому подтверждение.
В условиях, когда традиционные механизмы арбитража теряют свою эффективность, появляются новые региональные посредники, обладающие гибкостью и прагматизмом. Азербайджан, ОАЭ, Катар - эти страны не только поддерживают рабочие отношения с конфликтующими сторонами, но и способны оперативно реагировать на кризисы, предоставляя платформу для диалога без излишней бюрократии.
Перемирие в южной Сирии вряд ли станет прочной основой для долгосрочного мира, однако стороны, по-видимому, заинтересованы в предотвращении полномасштабной войны. Это означает, что в ближайшем будущем мы можем наблюдать хрупкую, условную стабильность, поддерживаемую скорее политической необходимостью, чем институциональными гарантиями.
