Судьба человека: «Раненый в сердце…»
Вот живет себе человек, и живет. Работает, надеется на лучшее, строит планы на будущее...
Так было и у Яшара Алимамедова, женился на красавице Сайде, в восемьдесят шестом родился сын Сирадж, построил двухэтажный дом в Ходжалы, обустроил всем необходимым, купил ВАЗ-2106 — гордость джигита в те годы. С соседями жил дружно, беззлобно отмахиваясь от их переживаний по поводу земли, когда на своем участке разрешил ученым из Германии вести археологические раскопки. Надеялся, что они найдут там, что-то особенное, что прославит его родной Ходжалы на весь мир. Думал, что все будет идти своим чередом, с чувством, с толком, с расстановкой. Однако, не судьба-злодейка, а совсем другие люди, вернее, нелюди, приготовили другой сценарий его жизни.
Раньше, Яшар никогда не интересовался политикой, но после распада Советского Союза, хочешь, не хочешь, задумаешься, а что дальше? Особенно, разговоры на эту тему стали актуальны, когда вдруг, из соседних армянских деревень зазвучало рефреном: «…хотим, чтобы здесь была великая Армения…, убирайтесь, «азеры», а то убьем, но вещи можете оставить…».
По окраине Ходжалы и на деревенских дорогах, стали носиться «нивы», с затемненными боковыми окнами, а выглядывающие оттуда бородачи, и даже пару раз видели негра с серьгой в ухе, выкрикивали оскорбления и грозили кулаками. Потом случились нападения на пастухов, кража скота, избиения попавшихся на дороге азербайджанцев. Однажды наступил день, когда на дороге, недалеко от города, нашли тело мертвого Ага киши, забитого, чем-то тяжелым, до смерти.
Рядом было натоптано, валялись окурки от ереванских сигарет, а следы от шин автомобиля вели в сторону армянской деревни. В общем, у ходжалинцев не было никаких сомнений, чьих рук было это дело, на расследование никто не надеялся, потому, что государственная власть, занятая своими разборками в столице с НФА, фактически не действовала.
Более того, по ночам, со стороны армянских деревень начались обстрелы из автоматического оружия, случались поджоги домов и дворовых построек. Социальная инфраструктура города практически разрушилась, не было электричества, в магазины не подвозились продукты, в больницы не поставляли лекарства. Так политика пришла и в дом Яшара Алимаммедова.
Уже на протяжении всего девяносто первого года, когда армяне напали и сожгли деревни Кёсолар, Джамилли, и еще другие, в азербайджанских селах, и, в частности, в Ходжалы, мужчины стали создавать отряды самообороны, дежурили по ночам на окраине города, чтобы хоть как–то, попытаться защитить свои семьи.
Конечно, оружия не было, в лучшем случае, охотничья винтовка дедовских времен, на весь отряд. Больше надеялись на свои ноги, что если что, сумеют хотя бы предупредить семьи, чтобы спрятались. Тогда, уже многие вырыли возле домов небольшие убежища, типа окопов с крышей, где часто приходилось укрываться от обстрелов.
У Яшара во дворе тоже было вырыто небольшое укрытие, где, как раз, 25 февраля 1992 года, вечером, как начался обстрел, его жена и сын, вместе с соседями, и спрятались.
Никогда не подумаешь, но к плохому, оказывается, можно тоже привыкнуть. Поэтому, семьи в укрытии не очень переживали, думали, что армяне постреляют, вместо «спокойной ночи», как уже было на протяжении двух лет, и успокоятся. Но не в этот день.
Дальше, уважаемый читатель, свою очень грустную историю, Яшар Алимаммедов будет рассказывать сам:
«Я, вместе с другими мужчинами находился на окраине деревни, где мы охраняли дорогу. Вечером начался сильный обстрел, и никак не
утихал, позже, впереди мы услышали гул моторов и лязг железа. Мы не могли поверить, неужели на нас, на наш город идут танки?! Но скоро пришлось поверить, так и было. Понимая, что голыми руками танк не остановишь, мы бросились к своим семьям.
По дороге домой, увидел, как по улицам шел поток людей — там были и
соседи, и родственники, и просто знакомые. Все шли легко одетые, хотя зима была морозной, несли детей, вели за руки стариков. Обстрел не прекращался, большая часть города уже горела. Я нашел свою семью в укрытии, они ждали меня. Все вместе присоединились к большой группе людей, стали переходить реку Гар-Гар, протекавшую по краю города.
Сына я перенес на руках, а жена сняла обувь и прошла по ледяной воде сама. На берегу реки встретил своего отца, он сидел, ждал дочку с детьми.
Я с братьями, Фаиком и Намиком, пошли к деревне Гюлаблы. Люди остановились отдохнуть, а я вернулся за отцом, но ни его, ни сестры с племянниками не нашел. Мой сосед, аксакал, шедший с небольшой группой, сказал, что видел, как они пошли с другой группой в направлении Нахичиваникской дороги.
Когда я вернулся наверх, то свою группу, с кем шел, не нашел. Дошел до Гендаря, там увидел прячущихся в снегу людей — соседку Хураман с детьми, и мою тещу. Они были напуганы и растеряны, дети плакали.
Впереди я услышал какие-то звуки, позвал голосом, в надежде, что это мои братья, но нас в ответ обстреляли. Мы побежали среди деревьев, и случайно вышли на уже протоптанную людьми тропу. Я оставил женщин, пошел по тропе, узнать, в какую сторону идти.
Услышал, что мне навстречу кто-то идет, спрятался. Это оказался мой знакомый Вильяддин, с ним были тоже мои знакомые Захид, и Надир, которому тогда было 15 лет, он нес на руках двухлетнего ребенка.
Мы не знали правильную дорогу, но надеялись выйти на село Гюлаблы, чтобы потом я мог вернуться за оставленной в лесу тещей и другими женщинами. В тот год, в лесу было очень много снега, ноги проваливались по колено, идти было очень трудно. Захид отморозил ноги, мы тащили его на плечах. Вот лес закончился, но оказалось, что мы вышли на армянскую деревню — нас увидела женщина, закричала и убежала.
Мы вернулись в лес, старались определить направление на Кятык. Всю дорогу ели снег. В ночь на 27 февраля, мы почувствовали, что заблудились. Оставили Захида в кустах, сами пошли искать дорогу. Вдруг увидели, что кто-то лежит, посмотрели, это был Мамедов Кямиль Амир оглу, у него отказали ноги. Мы его подобрали, понесли на плечах...
Шли очень медленно, увидев куст шиповника, хотели собрать плоды, чтобы хоть что-то съесть, но услышали какой-то шум. Заметались, чтобы спрятаться, думали — армяне. Но вдруг я увидел, что по снегу босиком бредет моя жена, падает, снова встает и пытается идти. Одна...
Потом все вместе мы хотели вернуться за оставленным в кустах Захидом, когда подошли ближе, услышали, что там армяне, услышали, как они его застрелили.
Мы затаились, так как боялись попасть к ним в руки. Когда армяне ушли, мы побрели в другом направлении. У подножия какой то скалы выбрали сухое место, чтобы отдохнуть до рассвета. Спичек не было, бегали, грелись. У меня большой размер ноги и мои галоши никак не могли держаться на ногах жены, тогда я шарфом обмотал ее ноги...
На рассвете решили идти вниз по тропинке. Жена увидела на снегу следы босых ног и сказала, что это следы моего отца. Мы вышли на открытое
пространство, впереди была деревня, мы не знали, чья она. Но впереди два человека стали нас звать на азербайджанском языке: «Идите, мы поможем!».
Я в душе чувствовал, что что-то не так. Но меня никто не послушал.
Это оказались армяне. Когда мы побежали обратно в лес, они стали по нам стрелять. И неожиданно, уже в лесу, нас вдруг окружили армяне в белых маскхалатах. Они взяли нас в плен и отвели в деревню Мирзаджан (армянская деревня рядом с Нахичиваником). Когда нас вели, то одели на наши головы мешки, и только в закрытом сарае мы смогли их снять.
Через некоторое время нас повели через деревню на другую ферму, по дороге избивали, чтобы мы шли быстрее, жители деревни кидали в нас камни, кто-то просто плевался...
На этой ферме было много пленных, и там, среди людей, я увидел своего младшего брата и своего сына. Сын, увидев меня, бросился ко мне навстречу с криком: «Папа!».
До нас и после, армяне приводили туда много людей, всего примерно четыреста человек. Всех обыскивали, забирали буквально все — у мужчин золотые зубы выдирали, выбивали, а у женщин из ушей собирали серьги, заставили снять все кольца и браслеты, также удаляли и золотые зубы.
Через несколько дней, туда же на ферму, привели еще одного моего брата, Намика. Каждый день нас избивали прикладами, ногами, и чем попало. Меня ставили в угол на одну ногу, если я пытался ее опустить, они стреляли.
Там были негры, ливанцы, сирийцы с серьгами в ушах. Один был, — постоянно ходил в черной маске на лице. Он и еще с ним другие очень сильно избили меня прикладом по голове — хотели убить. Но мой мальчик, сын, бросился ко мне с криком — «папа!!!», они его тоже ударили и ушли.
Среди нас был Джафаров Джафар Мамед оглу, директор школы. Его посадили на стул, а нас бросили лицом в навоз и топтали. А его за волосы держали и нож над ним — смотри, а то убьем!
На другой день пришли два армянина — Самвел и Сергей. Раньше они жили в соседней деревне. Они стали смеяться, сказали, что забрали мою машину, потом меня избили, а моему младшему брату Фаику, сломали руку.
Через несколько дней женщин с детьми отпустили, но моего шестилетнего сына не смогли оторвать от меня, он так и остался со мной, армяне не дали времени и возможности уговорить его уйти.
Сколько людей там еще оставалось, я плохо помню, кого-то приводили, кого-то уводили, кого-то убивали, кто-то сам умирал... Я сидел, прислоненный к стене, весь в крови, Сирадж сидел рядом, обнимал мои ноги. Армянин
(иностранец) хотел забрать моего ребенка, чтобы увезти в Ереван, и потащил его за руку. Мальчик страшно закричал, но его подняли и понесли. Я пытался ползти за ним, но меня побили прикладом, я потерял сознание...
Пришел в себя, когда меня кто-то звал — папа, папа... Оказалось, там был один армянин Самвел, из соседней деревни, он меня знал, знал и мою семью. Он не разрешил забрать моего ребенка.
Позже меня с сыном посадили в УАЗ (автобус), там было около 20 женщин, стариков, детей. Из них я знал только четверых женщин с детьми, им, потом, после плена, ампутировали ноги от обморожения.
Нас привезли в Аскеран. Оставили возле крепости. Меня снова стали избивать, издеваться. Женщины моему сыну закрывали глаза. Потом нас отвезли в село Арменован, под Шушой. Там располагались боевики. Нас закрыли, но позже меня забрали и снова били, издевались. Женщинам было очень плохо, я, сам чуть живой, плакал оттого, что не мог им помочь...
Очнулся от боли, когда кто-то вытирал мне лицо. Я увидел, что я в каком-то подвале, увидел своего спящего сына. Я подполз и положил голову к нему на колени.
Потом я уже плохо помню все по времени, как-то нас перевезли в Аскеран, в КПЗ райотдела полиции. Я не помню, сколько времени был там, потому что почти каждый день меня били. Я уже не мог сам ходить. Однажды пришел армянин Виталий Баласанян (раньше знал его), заставил меня подняться и повел куда-то.
Я думал, что на расстрел, и поэтому руками закрыл голову сына. Но нас и еще женщин с детьми погрузили в автобус и повезли. Оказалось, привезли на границу с Агдамом. Мы видели, как армяне говорили с кем-то из азербайджанцев. После того как азербайджанцы что-то передали армянам, нам сказали — идите! Мы пошли, и нас встретили азербайджанские солдаты.
Потом меня отвезли в больницу, где я лечился четыре месяца. Позже, при встрече, Мамедов Ягуб, который был в плену вместе с моим младшим братом Фаиком, рассказал, как его убили.
Армянин, его называли по кличке «пюю», приставил пистолет к сердцу брата и сказал: «...Скажи, что Карабах армянский!». Но Фаик ответил, что это наша, азербайджанская земля. Армянин снова предупредил: «Скажи что наш, армянский, иначе я тебя застрелю!». Но Фаик повторил свой ответ. Тогда армянин выстрелил ему прямо в сердце.
Мой старший брат выкупил у армян тело Фаика и мы похоронили его в Агдаме, в парке победы 1941—1945 гг.».
Человек живет, пока бьется его сердце. А как быть, если сердце бьется, но человек не живет? Можно ли, после такого пережитого, чему-то радоваться, к чему–то стремиться, чего–то хотеть?
Яшар Алимаммедов смог дать ответ мне на этот вопрос: «…да, у меня есть мечта, хочу вернуться в свой родной дом, и чтобы ни с кем, нигде и никогда не повторилось то, что пришлось пережить мне».
А еще, он сказал, по секрету, что хотя он и живет, раненный в сердце, армяне не смогли убить его душу.
Татьяна ЧАЛАДЗЕ
