Румия Агаева: «Каждый раз, когда исполняла эротические сцены, казалось, что сейчас в меня полетит помидор…» - ФОТО

Большинство людей предпочитает следовать путем, который был протоптан задолго до их появления – ведь это гораздо спокойнее и легче, нежели практиковать нечто новое, бросая вызов консервативному обществу.

И хотя мышление азербайджанского народа за последние годы значительно продвинулось вперед, существует барьер, переступить который до сих пор не представляется возможным из-за внутреннего «блока» и особенностей пресловутого менталитета.

Когда несколько лет назад в Баку основали экспериментальный театр «ADO», Румия Агаева стала одним из смельчаков, не побоявшихся представить местной аудитории непривычный для них жанр, в котором смысловая нагрузка переплеталась с откровенными эпизодами.

Однако определенные обстоятельства заставили ее променять «арт-хаусное» подвальное помещение на большую сцену Русского драматического театра.

В настоящее время эта молодая и талантливая актриса параллельно играет одну из главных ролей в сериале. В беседе с корреспондентом 1news.az Румия рассказала о своем профессиональном становлении, проблемах, с которыми ей довелось столкнуться, и нелегкой актерской доле.

Непредсказуемые желания и внезапная смена курса

Я никогда не думала, что стану актрисой. Однако в детстве во время походов в гости родители постоянно просили меня станцевать лезгинку, исполнить песню или продемонстрировать элементы боевого искусства ушу, которым я тогда занималась. Сама того не осознавая, я с удовольствием выполняла их просьбы, мне нравилось чувствовать себя в центре внимания и слышать похвалу.

Затем я окончила хореографическое училище, а, как известно, танцовщицы тоже должны обладать актерским мастерством, рассказывая языком тела какую-либо историю, и передавать ощущения зрителям. В тот период в Баку приехал шоу-балет «Тодес», основав здесь свою школу. И я начала посещать занятия, в итоге оказавшись в основном составе, с которым мы часто выступали на концертах различных певцов. Это была очень сильная школа, научившая меня многому.

Потом я поступила на кинорежиссерский факультет, потому что с детства мечтала освоить эту интересную профессию, и по завершении обучения начала работать помощником режиссера – своего отца Намика Агаева. На самом деле, это очень сложная работа, которая совмещает в себе множество граней – ты должна успевать за процессом, быть оперативной, набираться опыта, поэтому я считаю, что каждому режиссеру полезно начинать именно с позиции ассистента.

Пару лет назад отец пригласил меня в качестве хореографа на свои спектакли в Азербайджанском драматическом театре. И в тот момент, когда я показывала актерам движения, а они не могли повторить их в полной мере, внезапно во мне зародилось желание оказаться на их месте, потому что у меня гораздо лучше получилось бы вжиться в образ. Одновременно я понимала, что в моих планах никогда не значилось становиться актрисой, и в то же время испытывала неконтролируемую зависть по отношению к людям, которые исполняют полноценные роли, однако, подавляя в себе подобные мысли, я продолжала твердить, что все еще хочу быть режиссером.

Искусство исключает понятие пошлости: готов ли азербайджанский зритель к новому?

Спустя определенное время отец знакомит меня с молодыми перспективными ребятами, основавшими экспериментальный театр «ADO». Они тогда искали хореографа для постановки своего первого спектакля, и я начала им помогать на безвозмездной основе, учитывая, что у театра не было финансовых средств, и весь состав работал на чистом энтузиазме.

Так получилось, что актриса, которая исполняла одну из ролей, заболела и начала пропускать репетиции, вследствие чего я предложила заменить ее, пока девушка не вернется. В итоге втянулась так, что мне стало сложно представить другого человека исполнителем этой роли, которая буквально ко мне приросла. После такого яркого и успешного опыта я стала принимать участие в постановках театра не только как хореограф, но и в качестве полноценной актрисы.

Учитывая, что театр был довольно нетипичного для нашей страны формата и выбивался из рамок азербайджанского менталитета, он, конечно, вызывал множество споров в обществе. Каждый раз, когда исполняла эротические сцены, мне казалось, что сейчас в меня полетит помидор, что кто-нибудь из присутствующих встанет и уйдет, не дождавшись окончания спектакля, что меня подкараулят в темном переулке и набросятся с кулаками, но этого не происходило. Напротив, спектакли воспринимались достаточно хорошо, и после каждого выступления мы слышали восторженные отзывы зрителей.

Парадоксальным явилось то, что недовольства и обвинения поступали со стороны людей, которые сами не удосужились даже разок заглянуть в наш театр, хотя, согласитесь, это достаточно нелогично – судить о том, что ты никогда не видел. Я считаю, что азербайджанскому обществу нужно идти вперед и под этим словом вовсе не подразумевается разврат или выход за границы моральных принципов. Идти вперед – это быть открытым для всего нового, смотреть шире и замечать другие стороны происходящего.

Родители ничего не имели против моей деятельности, тем более что наши спектакли не просто были построены на откровенных сценах, а несли в себе глубокую смысловую нагрузку. На первую же премьеру спектакля я рискнула пригласить своих родителей и бабушку, которые восприняли увиденное адекватно, даже похвалили нас за то, что мы не боимся идти против менталитета и ломаем стереотипы.

Я лично не видела в наших постановках пошлости. Искусство надо преподносить так, чтобы зрителям от него не становилось тошно, иначе это уже не искусство. Думаю, мы с этой задачей справились.

Подвал вместо сцены и отсутствие заработка, или Когда устаешь работать на энтузиазме

Работа в экспериментальном театре дарила очень много эмоций, однако со временем я поняла, что оставаться здесь надолго нельзя. Во-первых, мне не хватало удобств. Я – человек немного педантичный и люблю комфортные условия, чтобы можно было спокойно переодеться в своей гримерке, подготовиться и выйти на сцену – именно на сцену в ее классическом понимании. В «ADO» мы были этого лишены – сами себе наносили грим, переодевались и вместо сцены ставили спектакли в затемненном подвале, а затем сами же убирали бардак, оставшийся после выступления.

Во-вторых, мы ничего не зарабатывали, потому что деньги, вырученные с продажи билетов, с трудом покрывали аренду помещения. Представьте, что вам 28 лет, вы пашете целый день, но при этом элементарно не можете позволить себе купить «Сникерс». Это противоречие очень сильно меня злило, я ходила раздраженная, и в какой-то момент поняла, что устала работать на энтузиазме. С такими мыслями я ушла и устроилась на работу в Русский драматический театр.

Здесь, разумеется, все обстоит иначе. Я имею определенный месячный доход, каким бы он ни был минимальным, и наряду с этим накапливаю стаж, который важен для любого человека. Плюс ко всему, традиционный театр – это хорошая школа. Чем мне нравится Русская драма – здесь не практикуют исключительно классический подход, и идет развитие в направлении современности – в плане музыкального оформления, костюмов, актерской игры. То есть, у меня нет такого чувства, что в «ADO» я двигалась вперед, а сейчас – назад, напротив, для меня традиционный театр является неотъемлемой частью профессионального становления любого актера.

В народе бытует мнение, что в театральном мире царит зависть, и постоянно плетутся интриги. На самом деле такие случаи имеют место практически везде – и в банках, и в любых других организациях – просто творческие люди, наверное, подходят к этому более изощренно (улыбается).

Например, когда я работала танцовщицей, нам могли порвать костюм или налить в обувь воду, в результате чего мы выступали с мокрыми ногами. Однако в Русском драматическом театре за год работы я пока не сталкивалась с подобными ситуациями.

Оболочка – не определяющий фактор: дерзкая снаружи, нежная внутри

Прошлым летом мне поступило сразу два предложения – сняться в фильме «Oğlan evi-2» и в сериале «Cehizsiz gəlinlər». Если в первом случае у моего персонажа была всего пара фраз, то во втором – перспектива целый год разговаривать на азербайджанском языке пугала меня, учитывая, что я – человек русскоязычный. Мне было страшно, я стеснялась своего произношения, но наш режиссер Руфат Шахбазов вселил в меня уверенность, и я согласилась.

Единственное, что меня отталкивает в образе девушки, которую я играю, это то, она слишком грубая, дерзкая, мужеподобная. На самом деле, этот образ далек от меня настоящей – я практически отказывалась играть моменты, когда моя героиня в порыве гнева называла пожилого человека «goca kəftar» и целый месяц уговаривала сценаристов вырезать сцену, когда мне нужно было заживо закопать свою провинившуюся сестру. Я очень сильно переживала, пока, наконец, не сказала сама себе, что это – всего лишь роль и моя задача заключается в том, чтобы максимально достоверно ее сыграть.

Хотя в некоторых аспектах мне этот образ близок. В детстве я часто играла в футбол, дралась с ребятами, но все изменилось, когда в 8 классе мне страшно понравился один мальчик. Я постоянно за ним бегала, писала любовные записки, в общем, всячески добивалась его расположения, а он был очень стеснительным и сторонился меня. В конечном итоге, ему это преследование надоело, и он передал через мою подружку, что его не привлекают девочки, которые выглядят как мальчики. От этих слов у меня, естественно, случилась истерика. Помню, мама всю жизнь пыталась заставить меня надеть юбку и стать более женственной, но я отказывалась. И вдруг после этого случая я надеваю юбку, полностью меняю свой внешний облик и… влюбляю его в себя! (смеется).

Конечно, потом эта школьная любовь прошла, и с тех пор я снова расслабилась. Окружающие говорят, что нужно работать над своим внешним видом, становится изящнее, но я предпочитаю, чтобы меня принимали такой, какая я есть. Мне бы хотелось, чтобы мужчина, которого я встречу, знал – я могу быть абсолютно разной: в один день отправиться с ним на каблуках на какой-нибудь светский прием, а в другой – покорять горные вершины, облачившись в кроссовки. Я не хочу, чтобы он видел только оболочку…

О непростой профессии актера

Между игрой на сцене и съемками в фильме существует большая разница. Например, в театре есть только один шанс качественно сыграть, потому что на меня смотрит зритель, который может либо сопровождать выступление аплодисментами, либо зевать, уткнувшись в телефон. Я всегда очень остро ощущаю энергетику зала, когда он участвует в процессе, выстраивая с актерами незримый диалог. В такие моменты внутри все наполняется светом, и я покидаю сцену с крыльями за спиной.

В кино и сериалах все иначе – мы можем повторять одну и ту же сцену на протяжении нескольких дублей, пока не добьемся желаемого результата, однако здесь есть свои сложности. Бывает, у меня получается с первого раза передать необходимые эмоции, но ошибаются остальные актеры, которые присутствуют в кадре, звукорежиссер, оператор или любой другой человек, потому что съемки – это командная работа, требующая слаженного подхода. И когда нам подряд приходится снимать несколько дублей, эмоции притупляются, переключаясь на автоматический режим – зритель на экране, конечно, не почувствует этой разницы, но я-то знаю, что мой внутренний накал постепенно ослабевает.

Наряду с этим, выступление в театре длится примерно час, а потом я отправляюсь за кулисы, в то время как съемочный процесс может продолжаться ежедневно по 16-20 часов. Причем мы часто чередуем сцену грусти и сцену радости, и постоянный переход из одного состояния в другое, естественно, очень изматывает. В результате появляется хроническая усталость – от этого режима и эмоционального перенапряжения.

Но с другой стороны все эти трудности компенсируются, когда я вижу себя на экране, и понимаю, что занимаюсь любимым делом. Эта мысль очень меня подбадривает, и я бы хотела пожелать каждому человеку найти себе занятие по душе.

Лейла Мамедова