Москва без маски: великодержавие, этнический террор и православие с дубинкой
Россия сегодня, вопреки собственным декларациям о «многонациональном братстве» и «традиционных ценностях», дрейфует к точке, где этническая ненависть и религиозная нетерпимость превращаются в основу государственной политики, а само государство - в механизм насилия против тех, кого оно же объявляет чужими.
Во главе этой трансформации стоит Владимир Путин, для которого великодержавный шовинизм стал не просто инструментом удержания власти, а фундаментом идеологического нарратива, оправдывающего войну против соседей, репрессии против оппонентов и дискриминацию - как институциональную, так и повседневную - против миллионов граждан нерусского происхождения. Превращение Кремля в «мозговой центр» ксенофобии отнюдь не случайно: российская история последние несколько веков демонстрировала повторяющуюся схему, в которой любая политическая турбулентность сопровождалась поиском «внутренних врагов». Однако то, что наблюдается сегодня, выводит традиционный арсенал российского шовинизма на качественно новый, еще более жестокий уровень.
Показательно, что наибольшее политическое и моральное падение совпало с открытой агрессией против Украины - некогда братской страны, с которой Россию связывают многие столетия культурно‑языкового и религиозного соседства. Расчет был предельно циничным: если пропаганда убедит общество, будто «братские» украинцы - лишь временно заблудшая часть «русского мира», значит она с тем же успехом внушит, что никакой ценности не представляют «чуждые» мусульмане Кавказа и Средней Азии. Риторика о «денацификации» и «освобождении» быстро трансформировалась в бомбардировки Мариуполя и избиения азербайджанцев, узбеков или кыргызов по всей России. Когда российская артиллерия ровняет с землей украинские города, а в оккупированных городах Украины совершаются расстрелы мирных жителей, трудно ожидать, что полиция в Екатеринбурге или Краснодаре проявит гуманизм к «неславянским» мигрантам. Война стала школой бесчеловечия, а возвращаясь домой, ее выпускники уже не видят разницы между блоком многоэтажек в Буче и общежитием гастарбайтеров на Урале.
В путинской России, кажется, есть все виды этнического насилия на основе разгоняемой властью национал‑патриотической истерии. Чеченские войны показали: когда Кремль называет целый народ «террористическим», границы допустимого стираются, а жестокость становится нормой. Именно тогда зародилась традиция, когда официальные лица оперируют эвфемизмами вроде «фильтрационных пунктов», «зачисток» или «нейтрализации бандитов», а на практике речь идет об этнических чистках, внесудебных казнях и массовых депортациях. Чечня стала полигоном, на котором отрабатывался сценарий государственного террора - от ковровых бомбардировок до легализации пыток. Теперь тот же сценарий, пусть и в видоизмененном виде, переводится на всех «неправильных» носителей другой культуры, будь то татары в Крыму, дагестанцы в Москве или азербайджанцы, к примеру, на Урале.
Всплеск насилия в отношении азербайджанцев стал особенно показательным. В пятницу в Екатеринбурге силовики, прикрываясь предлогом борьбы с «этнокриминалом», устроили облаву: людей хватали прямо на улицах, врывались в квартиры, избивали на глазах у детей, отказывались представляться и угрожали фальсифицированными обвинениями. Электрошокеры, пластиковые стяжки, попытки выбить «признательные показания» - все это не случайные злоупотребления, а систематический почерк. Концепция «этнокриминальности», внедренная МВД и ФСБ, фактически узаконила презумпцию виновности по этническому признаку: если преступление совершено, а преступника не нашли, значит «искать следует среди приезжих». Так, под вывеской «борьбы с группировками» и «наведением порядка» цементируется правоохранительный расизм, который уже не нуждается ни в воинствующих скинхедах, ни в маргинальных фан‑группах: роль уличного палача официально исполняет государство в лице его правоохранительных органов.
Легитимацию этой ксенофобской машины обеспечивает Русская православная церковь. Патриарх Кирилл, раздавая благословения на войну, сравнивает захватнические операции со «священной миссией», а внутренние репрессии объясняет «защитой духовных скреп». Подобное сближение алтаря и штаба превращает религиозный авторитет в моральный глушитель: когда церковь объявляет любые действия властей «Божьим промыслом», критика автоматически приравнивается к богохульству. Тем самым создается патерналистская ловушка, где государственный террор выдается за добродетель, а его жертвы - за врагов веры. Церковная риторика об «особом пути» цементирует великодержавный миф, согласно которому русская нация - носитель «истинного христианства», а значит вправе «воспитывать» иноверцев вперед дубинкой и автоматической очередью.
Формальные границы дозволенного стираются настолько, что даже сталинская система лагерей начинает казаться «гуманной процедурой». В те времена людей хотя бы старались проводить через фасадное подобие суда, тогда как в сегодняшней России приговор нередко выносится на тротуаре ОМОНовцем с резиновой дубинкой. Видеозаписи, на которых полицейские врываются в московские шашлычные, таскают за волосы женщин‑официанток, ведут азербайджанских подростков по улице с повязанными скотчем руками - это реальность, а не исключение. И именно эта реальность побуждает все новых «силовиков» выходить на смену ушедшим в прошлое скинхедам: теперь ксенофобия перестала быть уличным экстремизмом и окончательно стала государственной идеологией.
Тем не менее, любая госидеология требует героической мифологии, и Кремль охотно поставил ее на конвейер. «Подвиг» советских войск, расстрелявших мирных бакинцев 20 января 1990 года, в определенных российских кругах трактуется как «защита конституционного строя», тогда как в Азербайджане эта дата вошла в историю как Черный Январь - день, когда парадные дивизии превратились в карателей и оставили на улицах Баку более сотни трупов. Годами Москва старательно затирала архивы, скрывала имена командиров, отдававших приказ стрелять по каждому, кто осмеливался поднять флаг независимости. Итог - вывернутая на изнанку история, где жертва становится виновной, а палач - спасителем.
Тот же принцип применен к Ходжалинской трагедии 1992 года, где армянские вооруженные формирования при поддержке 366‑го мотострелкового полка Минобороны СССР уничтожили сотни азербайджанских мирных жителей. Российские официальные лица упорно называют это «загадочным эпизодом гражданской войны», хотя следствие давно установило конкретных исполнителей и косвенную роль Москвы, позволившей своему воинскому контингенту участвовать в этой расправе. Софистика в духе «мы там ни при чем» лишний раз демонстрирует, что для России признать вину, значит поставить под сомнение собственный имперский иммунитет, чего Кремль никогда не допустит.
В целом, оглядываясь назад, невозможно забыть, что за 30-летней оккупацией пятой части территорий Азербайджана стояла Россия. Именно при ее военно-политической поддержке армянские оккупанты на протяжении трех десятилетий удерживали контроль над исконно азербайджанскими землями Карабаха и Восточного Зангезура.
Из последнего негативного опыта взаимоотношений с Россией стала попытка Москвы замолчать трагедию 25 декабря 2024 года, когда Embraer 190 азербайджанской авиакомпании AZAL, выполнявший рейс из Баку в Грозный, был, хоть и непреднамеренно, но все же подбит силами российских ПВО над чеченской столицей и потерпел крушение при аварийной посадке у казахстанского города Актау. Погибли 38 человек, 29 выжили.
В феврале 2025-го азербайджанские госорганы и крупные медиа подверглись массированным DDoS-атакам. Госслужба спецсвязи Азербайджана публично возложила ответственность на APT29 - группу, которую США и ЕС связывают со Службой внешней разведки РФ.
А 4 мая 2025 года депутат Милли Меджлиса Азер Бадамов, направлявшийся в Астрахань по официальному приглашению областного правительства, был задержан в московском аэропорту и депортирован. ФСБ вручила ему уведомление о пятилетнем запрете на въезд без объяснения причин, что, вполне естественно, в Азербайджане было расценено как политический демарш.
В совокупности - от «Черного января» и Ходжалы до 30-летней оккупации, гибели пассажиров Embraer-190, кибератак и депортации парламентария - эти подтвержденные факты формируют последовательность, в которой роль Москвы, будь то прямая сила, военная поддержка союзной для нее Армении или скрытое давление, прослеживается с начала 1990-х до наших дней.
Характерно, что все это происходит на фоне риторики, осуждающей «фашизм» и «бандеровцев». Российские власти судорожно выискивают в символике нацистской Германии отражение чужих черт, чтобы убедить мир: фашизм - это кто угодно, только не они сами. Однако реальность упорно рушит эту конструкцию. Легализация презумпции виновности «этнокриминальных» групп, одобрение православными иерархами агрессивных войн, государственное прикрытие уличных расправ, карательные операции против этнических кварталов - все это не просто напоминает модели 1930‑х годов в Германии, а фактически дублирует их. Россия создала систему, в которой сама возможность принадлежать к иной национальности превращается в юридический и физический риск.
Азербайджан, переживший с «легкой руки» России множество трагедий, сегодня ясно осознает, что за благостными речами Москвы о «дружбе народов» скрывается давно устоявшаяся имперская практика подавления, запугивания и этнического высокомерия. И потому Баку все решительнее отказывается быть частью этой токсичной системы, делая ставку на суверенность, прагматизм и партнеров, уважающих не только государственные границы, но и человеческое достоинство.
