Владимир Высоцкий: человек, актер, миф
Со дня его рождения минуло 70. 28 лет - как его нет. Каким бы он стал, доживи до нынешнего юбилея? Какие бы он песни написал? Какие бы роли сыграл в кино и в театре? С кем бы он был сегодня - с Любимовым, или с Губенко? И еще сотня, тысяча вопросительных знаков.
Что до его внешнего облика, то с помощью новейшей компьютерной технологии, наверное, можно было бы просчитать все возрастные изменения Владимира Семеновича и предъявить почтенной публике его возможный в пожилые годы портрет. Но вот, что касается других вопросов, то никакой супер-пупер-нано процессор здесь нам не поможет, не подскажет. Нам ничего другого не остается, как помнить, каким он парнем был, вспоминать и перепевать его песни, переживать его чувства и любить свою любовь к нему.
...Вообще-то, каждый день рождения и каждый день смерти Высоцкого страна отмечала, телевидение готовило ко всякой дате новые документальные фильмы, организовывало и записывало концерты, показывало фильмы с его участием. В этом году, судя по программам, оно особенно постаралось. Каждый федеральный телеканал что-нибудь да приготовил. Почти каждый постарался приготовить что-нибудь особенное, исключительное. А Первый так вообще весь эфир субботнего дня с пяти утра и до полуночи отдал Высоцкому.
В таких масштабных торжествах, в том числе и неформальных, всегда есть риск пересластить, пересолить, переперчить. Словом - переюбилеить.
Есть другой путь. Можно попробовать привлечь покойного артиста в ряды какой-либо политической партии и тем самым утилизировать его авторитет, его прижизненную славу и посмертное величие. Можно легко и твердо прочертить прямую его настроений от 91-го до наших дней. В августе он стоял бы на танке плечом к плечу с Ельциным, или сидел бы в Белом доме с гитарой и калашниковым плечом к плечу с Ростроповичем, потом избрался бы в парламент, потом встал бы грудью на защиту Белого дома от ельцинских танков. И сейчас он был бы с Каспаровым и Лимоновым.
Что-то мне это сослагательное наклонение напоминает... Ну, как же, допущение, вдалбливавшееся в советской школе: если бы в декабре 1825-го года Пушкин оказался в Санкт-Петербурге, то он непременно вышел бы на Сенатскую площадь.
Уже в 1937-м, в год всенародного празднования столетия со дня гибели поэта, ни один советский человек не сомневался, что доживи Пушкин до Великого Октября, он стоял бы плечом к плечу с Лениным на броневике, потом со Сталиным - на Мавзолее, одобрил бы коллективизацию, индустриализацию, прославил бы зеков, строивших Беломоро-Балтийский канал и потребовал бы расстрелять Бухарина, Радека, Зиновьева и прочих как бешенных собак.
Как избежать в этот день с одной стороны политической спекуляции, с другой - спекуляции патетической?
Высоцкому удалось то, что немногим удалось при советской власти - стать мифологическим героем без санкции на то советской власти.
Смерть и похороны Высоцкого более четверти века назад в разгар Московской Олимпиады стали траурной дырой в пышном и пафосном празднестве на улице Советской режима, которую власти стремились, как могли, залатать и просто не заметить.
Если до этого у кого-то были сомнения, что ободранный в кровь голос Высоцкого, его неподцензурные и неподконтрольные песни, его бешенная и беспощадная жизнь есть вызов строю, режиму, собственно советскому государству, то сама смерть поэта и актера их рассеяла. Устремившиеся массы людей к Таганке, где происходила панихида, а затем и к Ваганькову, где его хоронили, воспринимались как знак противостояния народной стихии и рационального государства.
Дело не только в том, что Государство и Высоцкий не могли счесться славой. Они не могли счесться мифологическими статусами.
...На кухнях и у студенческих костров интеллиггенция запела голосом Окуджавы. А улица, а народные массы оставались безъязыкими. Пока не явился Высоцкий. Это его голосом, его словами, его образами заговорила толпа.
...Его нет с нами уже более четверти века; память о нем давно одета в гранит мифа, но, по прежнему, кровоточит.
Бывает, что знаменитые художники надолго переживают свой успех. Они регулярно и торжественно справляют юбилеи, но перечисление их заслуг, удач, триумфов напоминает перелистывание гербария, или блуждание по залам музея его имени.
Высоцкого тоже упорно музефицируют. Да, вот проблема: он не засушивается и не мумифицируется. Уж больно судьба его была трагична.
Про него уж точно можно сказать: смерть поэта не окончательно вырвала его из жизни. И это не высокопарная фраза.
Странное дело: оживить память о нем перепеванием его песен практически так ни разу и не удалось. Хотя попыток было довольно. Очень известные и даже очень неплохие актеры искренне стараются вжиться в его песни, аккуратно примерить их на себя, похоже изобразить его темперамент. Кому-то это удается в большей степени, кому-то - в меньшей. Но никому до конца, до дна. И не было случая, чтобы кто-то в своем исполнении поднялся над ним.
Тут возможно одно объяснение: Высоцкий неотделим от своих баллад, которые он сам называл «куплетами»; а они не отслаиваются от него.
Роли в кино, в театре - другое дело. Их можно играть и лучше, и даже совсем иначе, нежели это делал артист Владимир Семенович Высоцкий. Можно «косить» под него и попытаться сыграть его роль в жизни. Но сыграть, прожить его «куплеты»...
Дело-то в том, что его стихи, его поэзия - это его кожа. На бумаге они не живут. И песни не в его претворении - словно не живые, искусственные цветы.
Как ни странно, чем удается оживить его уже гранитный памятник, так это извлечением на свет божий из его биографии малоизвестных широкой публике трагических обстоятельств.
Редкая круглая дата Высоцкого обходится без какого-нибудь скандального сюжета. К двадцатилетней годовщине его смерти был снят документальный фильм Петра Солдатенкова «Владимир Высоцкий. История любви, история болезни», где повествовалось о его романтических отношениях с Мариной Влади на фоне специфически русской болезни - запойного алкоголизма.
В фильме, сделанном к 25-летию кончины поэта Виталием Манским «Владимир Высоцкий. Смерть поэта» речь зашла о другой любви и другой болезни.
В этом фильме рассказывается о болезненном пристрастии героя уже не специфически русского свойства - к водке, а к наркоте - заразе общечеловеческого масштаба.
Как и следовало ожидать, родные были против фильма. Мотивы их возражений понятны: зачем вытаскивать на свет божий то, что не красит кумира?
Это вечный вопрос, когда дело касается великих людей, к тому же освященных народной любовью.
Ответ на него не такой однозначный, как кажется, с первого взгляда.
Бросила ли тень "история болезни" Высоцкого на романтичную "историю любви" его к Марине Влади?
Запойный алкоголизм Володи то же, что и чахотка Виолетты в вердиевской "Травиате". В обоих случаях, что одна болезнь, что другая, -- орудие и знак враждебного Рока.
Влади была права. Она как способный мифописец поняла, что в прежнем мифе о Высоцком иные Враждебные Силы не так значимы и грозны. Советская власть в этом качестве не слишком убедительна. Она преходяща, как выяснилось.
Другое дело -- водка. Это настоящая Бездна, как кажется Марине Влади и Петру Солдатенкову. О ее непобедимости пишет и думает вдова поэта, его врач, его друзья...
У Манского в картине нет спекуляции на его наркозависимости, а есть высокая трагедия.
Рассказы друзей и близких приятелей о последних днях и часах Высоцкого сложились в хронику объявленной смерти. Чуть внимательнее в нее вглядываешься, и тебе открывается картина поединка, в котором бунтарь из плоти и крови бросил вызов Небытию.
За свою гражданскую и духовную независимость, он заплатил мукой зависимости и несвободы другого свойства.
Той же монетой заплатил за власть над чувствами миллионов.
-- В нем не было Веры, -- настаивает церковь.
Пусть так. Но ведь он сам стал для миллионов людей чем-то вроде вероисповедания. Он сотворил из себя миф, понятный миллионам и понятый миллионами. Миф о бунтаре-одиночке, являющегося нам в образе то обреченного подводника, то затравленного волка, то загнанного коня и т.д.
Миф на все времена -- и на тоталитарные, и, как выясняется, на рыночные...
Но сам он при этом неосторожно заступил границу художественного сознания. А, заступив, провалился в мифомир, откуда возврата нет.
При жизни Высоцкий более всего жаждал признания как автор, а толпы поклонников и фанатов боготворили его как героя.
Это как ели бы Зевс, или другой олимпиец, захотел бы стать всего лишь Гомером.
Высоцкий, будучи Громовержцем, захотел быть еще немножечко и Вознесенским.
Но оказалось, что нет такой цены, за которую можно было бы себя выкупить у бездны, именуемой мифом. Алкоголь и морфий только усугубляют ситуацию.
...Сегодня те, кто пытаются проникнуть в глубь трагической судьбы Высоцкого, все больше «танцуют» от сыгранного им Гамлета. На мой-то вкус, есть более основополагающая для этого случая роль артиста - образ Дон Гуана, самонадеянно попытавшегося подменить собой для человечества Веру.
Это при жизни Высоцкого. Сейчас, после смерти, у него другая роль. Он - Командор.
Два раза в году - в день рождения и в день смерти - мы слышим его шаги.
При жизни он считал годы, как версты. У него были роковые отметины в возрасте. Вот он проскочил 26, 33, 37. Смерть его поджидала на отметке 42.
Он проиграл неравное сражение с Роком, но выиграл войну.
***
Интересным и нужным оказался видеомост между Баку, Тбилиси и Москвой, посвященный памяти Высоцкого и организованный РИА Новости с участием художника Михаила Шемякина, актера с Таганки Феликса Антипова, барда Дмитрия Межевича, публициста Юрия Роста, золотопромышленника и предпринимателя Вадима Туманова, грузиснких артистов Кахи Кавсадзе, Гоги Кавтарадзе, Дмитрия Схиртладзе, искусствоведа Веры Церетели и других.
В фигуральном смысле видеомостом между нашими странами и всеми остальными бывшими республиками Советского Союза стал без сомнения сам Высоцкий, его песни, его жизнь и его жизнь после жизни.
Вот ведь в чем вся штука: сколько бы политики по разные стороны границ не старались нас, бывших граждан бывшей страны, убедить, что мы уже друг дружке чужие, но живую память не обманешь. Когда являются к нам по тому или другому поводу тени Абдулова, Окуджавы, Высоцкого, мы чувствуем, желая того, или не желая, что все мы еще люди одной крови, одной культуры. Что разбежаться, расплеваться, разучиться тому языку, который нас объединял, забыть друг друга, как страшный сон, во имя геополитических амбиций отдельных госмужей, это значит не более и не менее, как предать то лучшее, что было в нашем прошлом.
Высоцкий бы нам этого не простил.
Юрий Богомолов, РИА Новости
