Из «Дневников памяти Расима Исмайлова». «Асиф, Васиф, Агасиф» - ФОТО

1news.az представляет читателям цикл рассказов известного азербайджанского режиссера Расима Исмайлова из его неопубликованной книги.

Есть вещи, которые только на первый взгляд нельзя поставить в один ряд. Расима часто спрашивали, почему для режиссерского дебюта он выбрал вдруг детскую сказку, такую далекую от масштабных фильмов, которые  снимал - «Непокоренный батальон», «Последний перевал», «Насими», «Деде Коркут», «Бабек» и др. На самом деле сказка не так далека от этих блокбастеров, как кажется. Она также о любви к родине,  преданности,  доброте, которая должна быть сильной и мужественной. В отличие от многих режиссеров, которые стесняются называть себя «детскими», он гордился, что снимает для детей. Он любил своих маленьких героев и маленьких зрителей и не проводил между ними границы. Он как бы одним рассказывал о других. В детях он старался разглядеть будущего взрослого человека. Но и взрослый для него начинался с детства. Он не очень-то любил людей, которых нельзя представить себе детьми, людей, у которых не было неприкосновенного запаса детства. Так что «Лев ушел из дома» и «Асиф, Васиф, Агасиф» в творчестве Расима Исмайлова появились совсем не вдруг. 

Сад детства…

… А сейчас я расскажу, как ведут себя дети на съемочной площадке. Собственно, для того чтобы рассказать, как они снимаются, сначала надо знать, как они попадают в кино. На наше объявление по ТВ на предварительный кастинг фильма «Асиф, Васиф, Агасиф» бакинские родители привели более 500 малышей. Для фотопроб на главные роли мы отобрали 50. Для кинопроб – 12. Утвердили - троих. Бесконечные беседы, бесконечные вопросы и ответы. Ко всем надо найти персональный ключик доверия. Борьба характеров, самолюбий и амбиций, иногда - и родительских.

«А где ваш ребенок?» «За дверью». «Приведите». Слышен отчаянный рев. «Это он плачет?». «А что, плачущие дети уже никому не нужны?»

Другой диалог: «Что ты нам покажешь, дружок?» «Ничего». «Зачем же ты пришел?» «Мама сказала, что купит велосипед».

«Ты хочешь спеть? Мы тебя слушаем». «Резинка лопнула, трусы вниз опустилися», - с цыганским надрывом запел очередной конкурсант. Конкурсанту четыре года.

Нет, я не собираюсь писать юмористический рассказ. Просто, кого любишь, вспоминаешь с юмором. Время придает особую прелесть тем, кого любишь. А «Асиф, Васиф, Агасиф» - это особая статья в моей жизни. Это и любовь, и грусть, и поэзия, и биография. Это мир полузабытых образов моего детства. Рано или поздно я непременно должен был снять такой фильм. Не ути-пути, не ностальгическое сю-сю. Все серьезно и по-настоящему. Я хотел сделать чисто семейный фильм. Пожалуй, я вообще расскажу все с самого начала. Не потому что это нужно знать, а просто одно влечет за собой другое.

ПАПА, МАМА, БАБУШКА И МЫ

У нас была семья, в которой все любили друг друга. Папа обожал маму. Мама обожала папу. Добрая, суетливая нене Хейранса любила всех своих 14 внуков (10 детей от дочери, четыре – от сына). Семейная легенда гласит, что самым любимым ее внуком был я. Когда она забирала нас к себе (она жила в небольшом частном доме на углу улиц Видади и Касум Измайлова), целый день слышался ее взволнованный голос: «Расим хардады?» И все домочадцы, двоюродные братья и сестры бросались на мои поиски. Дом был перенаселен, а я любил предаваться фантазиям в уединении. Мне нравился бабушкин двор с закоулками, прохладные комнаты без мебели, устланные толстыми коврами, ниши по углам, голубые ставни на окнах. Однажды в очередной переполох: «Расим хардады?» - я сердито крикнул, - «Расим бурдады, бурдады», - и свалился с вершины горы из одеял, подушек и матрасов, которая почти под потолок возвышалась в одной из ниш. Этот полет стоил мне нескольких шишек, синяков, ушибов и незабываемого ощущения от ласковых причитаний перепуганной нене. Как много раз потом мне хотелось зарыться в ее широких кофтах и юбках, почувствовать нежные прикосновения ее шершавых рук…

Вообще-то, несмотря на трудные военные годы, у меня было хорошее благополучное детство. Наш солидно-внушительный папа занимал в правительстве ответственные посты; отсюда - спецмагазины, спецдачи, служебная машина. Но воспитывали нас в строгости, в спартанском стиле, в уважении к труду и семейным ценностям. Тогда скромность в быту была провозглашена нормой жизни. Папа пропадал на работе по 15-20 часов, (багировский «кабинет» работал круглосуточно), часто ездил в командировки, и мы его почти не видели. Прогулки с папой были большим праздником, я могу пересчитать их по пальцам, рассказать в подробностях. Сцена «Шары» из фильма «Асиф, Васиф, Агасиф», когда дети срывают сеанс в кинотеатре, – это как раз из этой серии. Папа всегда был для меня огромным авторитетом. Умный, целеустремленный, кристально честный. Однажды в его отсутствие нам привезли из района корзину яблок. Он заставил маму вернуть подарок, прикупив четыре яблока, которые мы успели съесть. Папа пришел в правительство в сороковых годах. Его преданность партии, делу, которому служил, особенно в годы войны, по-моему, не имела границ. Знал ли он о бесчинствах правящей элиты? Он никогда с нами на эту тему не говорил. Но порой мне казалось, что он все это знал и делал невероятные усилия, чтобы не выдать себя. Просто чувство принадлежности своему поколению было в нем исключительно прочным. Сильный человек с тайной за спиной.

Возможно, он не сомневался в идее, но в последние годы во многом и во многих разочаровался. Во всяком случае, когда я рассказал ему, что меня настоятельно зовут в партию, а я не иду, он не стал меня уговаривать. «Делай так, как подсказывает тебе чутье», - уклончиво сказал он. И все. И я не пошел.

Несмотря на особенности времени мы росли веселыми, неугомонными, беззаботными. Мама, учительница по образованию и призванию, не работала. «Учительствуй дома», - сказал ей папа, и запретил отдавать нас в детский сад. Мы были очень разные, братья: каждый со своим характером, своими комплексами, соперничеством. Так что конфликтных ситуаций и приключений в нашей жизни случалось предостаточно.

У нас был сосед Виктор Голявкин, впоследствии он стал известным советским писателем. Так вот он написал замечательную повесть «Мой добрый папа», где наша семья -  папа, мама, и все мы, братья, были в числе главных персонажей. Он даже имена наши сохранил: Расим, Рамис, Рафис, Раис.

Кстати, связи с кино у меня с тех далеких лет и претензии к нему тоже. Мне было лет семь, когда другой наш сосед, известный художник, оператор и режиссер Саттар Атакишиев, решил снять нас в документальном фильме. Не помню как назывался фильм, но там был довольно большой эпизод, что-то вроде «Дети в сквере». В ночь перед съемкой я так разволновался, что не мог заснуть. Утром, нарядно одетые, отправились с мамой в ахундовский скверик. Это рядом с нашим домом. Дядя Саттар посадил меня на скамейку, я должен был изображать мальчика, который читал книжку. Предупредил, что в камеру смотреть ни в коем случае нельзя. Я делал вид, что читал, а сам подглядывал из-под книжки. Рамис и Рафис должны были прогуливаться перед камерой, но они нашли кучу камней, и никак не хотели от нее отрываться. Съемка была какая-то сумбурная, длилась целый день: то пропадало солнце, то исчезали «по надобности» маленькие исполнители, то пропали цветные фильтры. Их обнаружили в оттопыренных карманах моих братьев. Можно себе представить, с каким нетерпением мы ждали выхода на экран картины. Она появилась через год. Смотреть ее мы пошли всем домом. Потух свет в зале. На экране замелькали знакомые улицы, наш сквер, памятник Мирза Фатали Ахундову, на который смотрят дети. По солнечной аллее идут девочки с портфелями. И все… «А где же мы?» «Вы шли за девочками, разве не заметили ваши ноги?» - спросил дядя Саттар.- А скамейка, на которой я сидел? Ее вырезали». Кто знает, может, мой выбор профессии – реванш за ту неудачную съемку?

Все эти сюжеты я потом записал. Получились милые, простенькие рассказы, которые даже печатали в газетах. По их мотивам моя жена Надежда Исмайлова написала киносценарий «Асиф, Васиф, Агасиф», и я снял фильм, который не мог не снять. Потому что это был как раз тот редкий случай, когда мои желания не разошлись с тематическим планом студии.

ЭМИЛЬ, РАМИН, КИМА, НАНА-БАНАНА И ДРУГИЕ

Обычно, все съемки похожи друг на друга. Знакомо щелкает хлопушка, звучит команда -  «мотор!», вспыхивают диги, катится по рельсам тележка с камерой. Но это чисто внешнее, технологическое сходство. Никогда не бывает похожей атмосфера, которая окружает эти производственные подробности. Атмосфера фильма «Асиф, Васиф, Агасиф» – это был праздник, цирковое представление с опасными трюками, это хождение по канату над пропастью во ржи. Чуть правее, чуть левее – и все летит в тартарары. Все время надо быть начеку, что-то додумывать, переделывать, переснимать. Поэтому ты в постоянной готовности к импровизации.

НАНА-БАНАНА вышла на съемочную площадку без единого зуба, что придавало особую прелесть образу. Пока шли съемки, зубы выросли. Пришлось заменить героиню.

КИМА на первых пробах почти не говорила, так отдельные несложные слова. И мы сократили ее реплики. В середине съемок, будто открылись шлюзы. Однажды после очередного, сложного кадра она вдруг сказала фразу, правда, опустив «р», «л» и «с»: «Дядя Расим, я хорошо сделала?» Видимо, запомнила чьи-то слова. Общаться с ней стало сплошным удовольствием. «Кима, ты куда торопишься?» «В авиньён» (павильон). «Кима, ты свободна, можешь пойти к маме». «А петисия?» (репетиция). Пришлось возвращать ей текст. Помню совершенно очаровательный диалог, который впоследствии, как говорится, «пошел в народ». Родители не верят, что Агасиф видел, куда ушел его брат. «Да, он ничего не видел». «Видель, видель, видель», - закричала малышка. «Ну, и куда он пошел?» «Не сказю». А что она делала с репликами: «Буратино –живописец» и «Жук женится» – это описать невозможно, группа буквально «держалась за животы».

Двух братьев – Асифа и Васифа - играли мальчики Эмиль и Рамин, Кима играла самого младшего – Агасифа. Как-то ребята прибежали потрясенные. Кима объявила, что они девочки. Такое сказать азербайджанцам. «Девочки, они девочки, - твердила Кима. В ее рассуждениях была своя логика: раз она девочка, играет мальчика, значит они тоже девочки. От такого заявления Эмиль расплакался, Рамин вообще убежал из павильона. Пришлось объявлять перерыв в съемке.

Дети – народ эмоциональный. Они надменные, рассеянные, капризные, но, главное, непосредственные. Они реагируют только на постепенное знакомство, на игру и ласку. Быстрота и натиск тут не подходят. С их психологией спорить бесполезно. Но можно их уговорить, подобрав соответствующие аргументы. И тогда они поверят, что аист улыбается, дождь ворчит, а музыкальный троллейбус развозит бакинцев между остановками «до» и «фа».

«ЭМИЛЬ, что ты умеешь?» – спросил я при первом нашем знакомстве. Он загадал мне несколько загадок, и очень удивился, что я на них ответил. Я чувствовал, как расту в его глазах, и он исполнил для меня акробатический этюд. Я тоже постоял на руках в позе «свечки». Мы стали друзьями. Он оказался разумным ребенком, не реагировал на камеру, жил своей жизнью. По ходу съемок я даже передал ему часть реплик Васифа, которые никак не мог запомнить Рамин.

Однажды Эмиль пришел на съемку с красивой девочкой: «Дядя Расим, познакомьтесь, это моя невеста». Он был очень серьезен, и мне стоило большого труда тоже остаться серьезным.

«Красивая», - только сказал я. Снимаясь, он поглядывал в сторону девочки, явно хотел произвести впечатление. На следующий день он был какой-то тихий и тусклый. «А где невеста?» – спросил я. «Она уже не невеста. Ей не нравится, что я снимаюсь в кино. Ей ни -че-го неинтересно». Вот вам и драма.

Долго не получалась сложная сцена «Разоблачение». По сценарию у Асифа пропадают рыбки. Это Агасиф вылавливает гуппи и скармливает их своим игрушкам. Первое в жизни горе. Предательство. Отчаяние. Но у детей никакой реакции. Иду на провокацию. На студию Эмиль, обычно, приходил со своей тетей Айгюн, к которой был очень привязан. Стоило ей отойти, как он начинал волноваться, искать ее, и даже всхлипывать. Прошу Айгюн спрятаться за декорацией, а когда начинается съемка, громким шепотом спрашиваю ассистента: «Куда ушла тетя Эмиля?» Губы у мальчика дрогнули, но я строго попросил его смотреть на тарелочку с рыбкой. Не смея мне возразить, он уткнулся потерянным взглядом в тарелку. Повисла пауза. Не отрывая глаз от рыбки, он стал причитать сквозь слезы: «Вот так всегда она уходит, исчезает, а кто меня оденет, покормит. Дядя Расим, найдите Айгюн». Он задыхался от слез. От жалости к нему заплакала маленькая Кима… Это сцена первого детского горя - одна из самых пронзительных в фильме. Естественно, монолог Эмиля при озвучании мы поменяли на нужный.

РАМИН - красивый, рыжий, лукавый, задиристый, конфликтный, он идеально подходил на роль проблемного Васифа. Настоящий «вождь краснокожих». С ним у меня было больше всего хлопот. Он во все вмешивался, всех дразнил, все трогал, разбивал, рушил. Он буквально засыпал вопросами: «Как заводится машина?» «Откуда камера знает, что снимать?» «Как включаются диги?» Опережая меня, он кричал в микрофон: «Мотор!» В общем, мешал. Отключить его можно было только приказом «Замри!». В эту игру герои играли по сценарию. Рамину она настолько понравилась, что мы ее перенесли в «жизнь». «Замри» – и он стоял, пока не прозвучит команда «отомри». Но и я несколько раз «замирал» по его приказу. И в самое неподходяще время.

В отличие от других детей, которые не реагировали на камеру, потому что привыкли к ее присутствию, Рамин все время «глазел» в объектив. Он никому не хотел уступать ни в чем. В одной из сцен Рамин дрался с мальчиком за полотенце. В конце концов, он вынужден был отдать чужую вещь. Но Рамин, оказавшись по жизни сильнее соперника, не отдавал. Три, четыре, пять дублей. Идет пленка. « Рамин, отпускай полотенце». «А почему?» «Мальчик должен отнять полотенце, понимаешь?» «Он же не может отнять». «Полотенце он отнимает ни у тебя, Рамина, а у Васифа». «Я же Васиф», - упирался он. На съемочной площадке массовка – около тридцати ребят. Все устали от повторов, рассыпаются, кто куда, чаще - в буфет и туалет. Чувствую, что теряю контроль над ситуацией.

Расстроенный, объявляю перерыв. Сам остаюсь в павильоне, сижу, обхватив голову руками: «Что делать? Может, заменить Рамина, пока еще не поздно». Вдруг ощущаю чью-то ручонку на своем плече. «Дядя Расим, у вас плохое «насранение»? Молчу. «Это из-за меня, я виноват. Я буду стараться, вот увидите». И действительно, съемка прошла без сучка и задоринки. Группа воспряла духом. В конце смены я улыбался. Неужели мне еще хочется снимать детей? «Дядя Расим, теперь у вас хорошее насранение?» – лукаво спрашивает Рамин.

Продолжение следует…