Российский политолог: «Армения для Москвы - стратегический партнер. Но…»
Интервью 1news.az с руководителем Центра анализа международной политики Института глобализации и социальных движений (ИГСО), российским политологом Михаилом Нейжмаковым.
- Каково, на ваш взгляд, нынешнее развитие азербайджано-российских отношений, особенно на фоне недавней продажи нашей стране крупной партии вооружения?
- Отметим, что поставки российских вооружений в Азербайджан происходят в соответствии с контрактами от 2011-2012 годов. Тем не менее, при желании Москва действительно могла бы отсрочить исполнение контакта, учитывая ухудшение отношений с Баку в конце 2012 – начале 2013 года. Не выдерживает критики высказанное в прессе мнение о том, что данные поставки происходят в обход Кремля – такие международные поставки, как правило, согласовываются на высшем уровне. Скорее, здесь две причины. Во-первых, отказавшись от поставок вооружения в Азербайджан, Россия отдаст этот рынок западным и израильским военным компаниям. Дело здесь вовсе не в меркантильных интересах российского ВПК (хотя и такой мотив в комментариях ряда экспертов озвучивался). Закупка вооружений – это не просто разовый акт: это еще и многолетние поставки комплектующих к ним, и обучение военнослужащих обращению именно с этими марками оружия. Таким образом, переход на закупку вооружений вне России еще более сблизит Баку с НАТО и Израилем. А это для Москвы, безусловно, нежелательно.
Во-вторых, ставка исключительно на одну страну в региональной политике никогда ни к чему хорошему в истории не приводила. Армения, безусловно, для Москвы стратегический партнер. Но это не значит, что политика России на Южном Кавказе должна быть «одноногой». Возможно, начало реализации данных контрактов – еще один шаг к улучшению отношений между Москвой и Баку.
- Какова вероятность военного решения карабахского конфликта в таком случае?
- Гонка вооружений на Южном Кавказе продолжается уже много лет, но само по себе это не означает скорого перехода карабахского конфликта в «горячую» фазу.
- Как можете оценить ситуацию в Египте, где после свержения президента Мурси ситуация многократно ухудшилась?
- История свержения Мурси напоминает события 36-летней давности в Пакистане и судьбу пакистанского премьер-министра Зульфикара Бхутто. Обычно вспоминают, что он в 1977 году был свергнут в результате военного переворота. И большинство обычно забывает, что подточили его власть длительные митинги протеста, которые начались в Пакистане после парламентских выборов. Военные просто воспользовались ситуацией, увидев, что массовая поддержка премьер-министра подорвана.
Как минимум с 2011 года стало принято сравнивать две организации умеренных исламистов – Партию справедливости и развития в Турции и «Братьев-мусульман» в Египте. Только два года назад таким сравнением обосновывали радужные перспективы «Братьев», а сегодня – «закат политического ислама». Между тем, Мухаммед Мурси совершил ряд ошибок, которые вначале в Турции избежали его идеологические коллеги Эрдоган и Гюль. Прежде всего, последние работали на снижение политического веса армии постепенно, несмотря на то, что позиция и главы Генштаба в 2002 - 2006 годах Хильми Озкёка, и его преемника Яшара Бююканыта были выдержаны в духе «холодной войны» с исламистами. Лишь с 2007 года (начало знаменитого «дела Эргенекона»), когда представители ПСР почувствовали себя достаточно уверенно, они стали наносить решающие удары по влиянию военных.
Мурси же в Египте во многом недооценил влияния армии, чему, видимо, способствовала и одержанная им летом 2012 года политическая победа в противостоянии с Высшим советом вооруженных сил Египта. Летом 2013 года, имея довольно многочисленных сторонников (ведь и после свержения египетского президента многие из них вышли на улицы), в случае хотя бы нейтралитета военных Мурси имел шанс удержать власть во время беспорядков. Именно вмешательство армии окончательно привело к его падению.
Дело в том, что Мурси начал одновременно проводить реформы по укреплению своей власти и вводить меры по жесткой экономии, которые размывали его поддержку как раз в патерналистски настроенных слоях, которые обычно и готовы поддерживать более жесткие режимы.
Наконец, для устойчивости политического режима большое значение имеют настроения в столице и ближайших окрестностях. Свое значение это имеет во всех регионах мира (вспомним успешные «цветные революции» в государствах бывшего СССР). Но в странах Ближнего и Среднего Востока этот фактор многократно усиливается. Как показали прошедшие в 2012 году президентские выборы в Египте, уровень поддержки Мурси наиболее высоким оказался в основном в сельских районах. Тогда как в дельте Нила, Каире и округе Красное море большую поддержку получил Ахмед Шафик (последний назначенный Мубараком премьер-министр). География нынешних акций протеста также во многом повторила это разделение город-село.
По поводу перспектив Египта после свержения Мурси можно сказать следующее. Армия сегодня существенно повысила свою роль и укрепила свой авторитет. На президентских выборах 2012 года основным противником Мурси выступил представитель старого истеблишмента Ахмед Шафик. Не исключено, что теперь при мягкой поддержке армии в борьбе за власть в Египте может победить кто-то из представителей старых элит.
Тем не менее, о закате «Братьев-мусульман» говорить рано. Сейчас они собирают многочисленные митинги, да и опыт ведения борьбы под прессингом властей у них имеется. Крайне сложная экономическая ситуация в Египте делает его зависимым от внешних спонсоров – а они (как аравийские монархии, так и США) до сих пор делали ставку на политический ислам. Кроме того, полное исключение «Братьев-мусульман» из легальной политической жизни приведет к подъему радикальных салафитских движений. Не исключено, что «Братья» (или некоторая часть выходцев из этого движения) будут каким-то образом встроены и в новую систему власти.
- В отличие от Египта, протестам в Турции окончательно приказано долго жить, или...?
- Если протест не обусловлен серьезным социально-экономическим кризисом, а власти проявляют твердость, он, как правило, стихает. Отметим, что согласно социологическому опросу, проведенному компанией ORC в разгар акций протеста с 10 по 26 июня 2013 года в различных городах Турции, правящая в стране Партия справедливости и развития была поддержана 44,2% респондентов (на выборах 2011 года она получила немногим больше - 49,95%). Замеры американского центра социологических исследований Pew примерно в тот же период показали довольно высокий личный рейтинг премьер-министра Реджепа Эрдогана – 46%. В середине июня 2013 года на митинг в поддержку политики Эрдогана в Стамбуле вышло около 300 000 человек, что также показательно.
Потенциальными угрозами для власти Эрдогана многие называют армию и разногласия в самой правящей ПСР. Между тем турецкое правительство оказалось в шаге от вмешательства в конфликт армии, но все же не привлекло ее для подавления беспорядков, избежав роста зависимости от военных. Интересно, что еще 18 апреля 2013 года, то есть до начала беспорядков, МВД и Генштаб Турции вновь подписали Протокол о сотрудничестве в сфере безопасности и общественного порядка (EMASYA). Предыдущий такой протокол был аннулирован в 2010 году. Это означает, что к тому моменту само правительство уже не видело в армии серьезной угрозы для своей власти. Поэтому и намерение Эрдогана добиться изменений в ст. 35 Устава вооруженных сил страны, которая обычно трактуется как обоснование для вмешательства военных во внутреннюю политику вплоть до проведения переворота («Долг вооруженных сил — защита турецкой Родины и Республики, как это определено в конституции»), скорее является подстраховкой, чем попыткой защититься от непосредственной и явной угрозы.
Что касается внутрипартийных разногласий в ПСР, то противоречия между президентом Абдуллой Гюлем и премьер-министром Эрдоганом ни для кого не секрет. Однако недавняя волна протестов в итоге может подтолкнуть их и к поиску компромисса друг с другом.
Таким образом, в Турции стоит ожидать хотя бы временного затишья. В то же время недавние события в этой стране уже негативно повлияли на внешнеполитические планы Анкары. Можно вспомнить хотя бы о высказываниях европейских политиков по поводу перспектив вступления Турции в ЕС.
- Давайте теперь перейдем к Сирии, где затяжному конфликту пока не видно конца, а победителем из него вполне себе может выйти действующий президент Асад.
- В последние два месяца мы наблюдаем кризис в среде сирийской оппозиции. Показательно, как затянулось избрание нового лидера «Национальной коалиции сирийских революционных и оппозиционных сил», какие дебаты вызвал даже вопрос о составе коалиции. Но, скорее всего, все это говорит не о развязке сирийского кризиса, а просто о новой фазе того же вялотекущего противостояния. Спонсорам сирийской оппозиции сейчас выгодно затянуть конфликт. Во-первых, в 2014 году истекут президентские полномочия Башара Асада, и у его зарубежных противников появится еще один повод, чтобы говорить о его нелегитимности. Будет большой соблазн поставить под сомнение новые президентские выборы в стране, охваченной гражданской войной.
Во-вторых, пока исламские радикалы заняты в Сирии, у них меньше сил, чтобы действовать в США и Европе. Британское МВД уже выражало обеспокоенность по поводу ожидаемого возвращения на Альбион из Сирии боевиков, постоянно проживающих на британской территории или даже имеющих британские паспорта. Но против Башара Асада использовали уже все способы свержения, кроме разве что прямой военной интервенции. Это говорит о большой жизнеспособности правящего сирийского режима. Перелом наступит, если в ближайшие несколько месяцев правительственные войска подавят ключевые очаги сопротивления своих противников. Тогда внешние спонсоры сирийской оппозиции, поняв полную бесперспективность борьбы с Асадом в ближайшее время, вынуждены будут уступить.
- Оцените, пожалуйста, итоги президентских выборов в Иране. Стоит ли нам ожидать радикальной смены внешнеполитического курса Ирана?
- Внешнеполитический курс Ирана определяет верховный лидер этого государства аятолла Али Хаменеи. Смена президента влияет скорее на форму и стилистику воплощения этого курса в жизнь. Возможно, теперь вместо эпатажной игры «на грани фола», свойственной для Махмуда Ахмадинежада, Иран будет ассоциироваться с более дипломатичным и осторожным поведением. Но суть политики не изменится. Вспомним, что будучи переговорщиком по иранской ядерной программе в 2003-2005 годах, ныне избранный иранским президентом Хассан Роухани показал себя умелым и твердым дипломатом, даже добившись определенных уступок от западных держав.
Действительно, вряд ли смена президента в Тегеране повлияет на главные подходы к иранской политике в регионе (в том числе на ставку на партнерство с Арменией). В то же время предвыборные высказывания политиков в вопросах внешней политики как правило жестче, чем их реальные шаги после избрания на должность. Но если стиль Тегерана станет более гибким в отношениях с США, возможно, произойдет и некоторое потепление в иранско-азербайджанских отношениях.
Гамид Гамидов
