Хаям Мирзазаде: «Сейчас молодые ребята оканчивают консерваторию, и мы получаем свадебных музыкантов с высшим образованием…»
«Пусть будет нашей высшей целью одно:
говорить, как чувствуем, и жить, как говорим»
Сенека
В советское время я никогда не задумывался о том, в какой стране я живу… А жили мы для того времени очень даже неплохо – у нашей семьи была маленькая квартира в Ичери шехер, так сказать, остатки былой роскоши. Жизнь была спокойной, тихой и размеренной, и мы занимались, пожалуй, самым важным делом на земле – созданием и развитием своей семьи. Семьи, которая могла бы оставить какой-то след в истории нашего города. Мы не занимались политикой, в нашей семье вообще не интересовались этими вопросами. И самое главное, у нас не было «мутильщиков», которые заводили бы разговоры на эти темы, потому что 37-й год оставил в нашем роду страшный след… Когда во время войны по улице проезжала конная милиция, у нас дома думали, что теперь пришли за ними.
Единственное, о чем мы думали – что делать летом? Ведь мы, бакинцы, очень любим лето. Те, у кого были дачи, уезжали, те же, у кого их не было, с нетерпением ждали выходных, чтобы поехать к кому-нибудь в гости, сходить на море (тогда были только дикие пляжи, и никто не осмеливался ограждать для себя куски побережья), поиграть вечером в лото, прочитать хорошую классическую книжку и вернуться обратно в Баку…
Моему поколению довелось повидать всех первых людей республики – Мирджафара Багирова, Вели Ахундова и великого Гейдара Алиева. Мое поколение вообще очень интересное, потому что мы жили в эпоху постоянных перемен и видели все, что происходило в нашей республике. Но тогда технологические прорывы осуществлялись медленно, а сейчас – время действия! Прекрасно понимаю, что каждый человек хвалит свое поколение. И здесь я не оригинален – мне дорого это время потому, что тогда я был молод…
Мне кажется, если бы Азербайджан избежал многих неинтересных и не полагающихся ему событий, а вел бы европейский образ жизни, у нас была бы совершенно другая жизнь. Однако наше мировоззрение еще не достаточно развито, это выражается и в системе правления, и в общении друг с другом, и в том, что вокруг немало негодяев. И здесь нам явно не хватает воспитательных примеров. Ведь мы, написав хорошие произведения, не следуем этой высокой планке. И только благодаря нашему государству, правительству и некоторым единичным людям происходит борьба с коррупцией и повышается благосостояние нашего народа.
В советские времена тоже боролись с коррупцией, но тогда само понятие «взятка» было очень своеобразным. Взяткой, например, считалось подношение лососины, осетрины или джейрана, а когда в сталинские времена килограмм хлеба стоил сто рублей, то и буханка хлеба была взяткой, потому что времена были голодные…
Советское образование было очень хорошим, и мне грустно, что сейчас его испортили болонской системой. Ведь советская музыкальная система была создана на базе немецкого музыкального образования, методики преподавания в России и Германии были аналогичными. То же самое касалось и Баку, потому что Азербайджан уже 200 лет находился в составе России. Я проработал в консерватории более 55 лет, и мы преподавали по программе московской консерватории. Но эту программу «разбавляли» азербайджанской музыкой. Именно «разбавляли»! А сейчас наоборот. Но ведь нельзя же сравнивать объем мировой музыки с объемом азербайджанской! Ведь самому старшему азербайджанскому композитору 120 лет, а первая азербайджанская опера была написана 105 лет назад. Итальянский же композитор Монтеверди родился 250 лет назад…
Хочется вспомнить один эпизод. Помнится, в мои юные годы в стенах центральной музыкальной школы – «десятилетки», под руководством Михаила Владимировича Рейтиха был организован унисон из более чем пятидесяти скрипачей. Впоследствии многие из этих ребят стали очень известными людьми. А аккомпанировали юным скрипачам ученицы этой же школы – Тамилла Махмудова, которая спустя годы стала народной артисткой Азербайджана, и Гюляра Алиева, впоследствии получившая звание заслуженного деятеля искусств Азербайджана. Мы выступали на всех мероприятиях республиканского значения, которые проходили в нашем оперном театре.
А сейчас один бог знает чему учим… Плюс к этому открыли Национальную консерваторию, которая абсолютно не нужна! Я занимался этим вопросом серьезно и в свое время беседовал на эту тему с Кара Караевым и Назимом Аливердибековым. Они мне рассказали, что спрашивали об этом у Гаджибекова: «Узеир бей, почему в консерватории нет факультета народных исполнителей?» Гаджибеков сказал им гениальную вещь: «На этих инструментах достаточно хорошо учат в музыкальных училищах, там великолепно знают это дело». Среднее образование, которое давали в музыкальном техникуме им. Асафа Зейналлы? было прекрасным. В консерватории же народные музыканты повторяли то же самое, чему их учили в училище, но с очень слабыми преподавателями, потому что все хорошие педагоги – Сеид Рустамов, Адыль Гярай и другие преподавали именно в училище. А сейчас молодые ребята оканчивают Национальную консерваторию, и мы получаем свадебных музыкантов с высшим образованием…
Сегодня много говорят о цензуре, которая царила в советские времена. Но вот в чем дело – цензура живет в каждом человеке вне зависимости от политической системы! Когда родители вам запрещают ругаться – это цензура. Когда вам говорят в школе писать без ошибок – это тоже цензура. В масштабе государства эти запреты называются цензурой, а в маленьком масштабе это называется табу. И табу было всегда!
Я сталкивался с цензурой на своем композиторском поприще. У меня были друзья и недруги, и то, что я делал, некоторым не нравилось. В 1963 году я написал большое сочинение «Очерки-63», а в тот период я уже много ездил за границу по всяким фестивалям, и естественно? это кому-то не нравилось, так как они думали, что я являюсь продолжателем музыкального стиля, который портит азербайджанскую музыку. В одном из докладов некоего первого секретаря комсомола даже было упомянуто мое имя: «Здесь учился один парень, Хайям Мирзазаде, который хотел писать музыку, но у него получилось нечто архаическое и ужасное». После того, как его доклад был опубликован в газете, меня начали склонять на все лады. Естественно, я был в ужасе и пошел к Кара Караеву – тогда мы все к нему подходили со своими проблемами… Прошло некоторое время, и в 1964 году эти «хорошие силы» перешли в наступление. (Не буду называть их имена, потому что их уже нет на свете, но факт остается фактом). Вскоре я узнал, что в ЦК готовят обо мне постановление…
Прошло еще немного времени, и однажды Кара Караев мне говорит:
– Хайям, ты помнишь, я приезжал в Баку?
– Помню, – ответил я, – вы приехали утром, а улетели вечерним рейсом.
– А ты знаешь, зачем я приезжал?
– Нет…
– Готовили постановление о модернизме в музыке, и я был у Ахундова и у секретаря ЦК Хасая Везирова…
Тогда Кара Караеву удалось меня отстоять, но я не переставал поражаться – откуда, с какой планеты появились эти так называемые «спящие красавицы» и ревнители девственности музыки? Некоторым ведущим музыковедам было предложено написать свои отзывы по данному вопросу. Отказались все, за исключением одной дамы… Ее давно уже нет на свете, но этот документ в архиве остался…
Тем не менее, несмотря на эти неприятные обстоятельства, я постоянно ездил за границу. В 1959 году мою симфонию №1 сыграли в Москве, на пленуме Союза композиторов СССР. А потом ко мне подошел один очень порядочный и скромный творческий деятель: «Хотите продать вашу симфонию?» Естественно, я согласился, и вскоре московское Центральное телевидение и радио купило у меня симфонию, а деньги я получил в Баку.
Причем, меня предупредили, чтобы я кого-нибудь с собой взял, так как сума была довольно большая – 44 тысячи. Тогда я еще жил в Крепости с родителями, и они чуть с ума не сошли от количества заработанных мною денег. Я стал думать – что же мне делать с такой уймой денег? И услышал, что в АСПС есть путевки в Брюссель… Это была моя первая поездка за границу, и я оказался одним из восьми азербайджанских туристов. Собеседования прошел гладко, ведь я был парнем из хорошей семьи, замечательно учился, получал гаджибековскую стипендию. До Бельгии я добирался пароходом через Германию по Кильскому каналу, и единственное, что немного омрачало поездку – это был недостаток средств, потому что тогда советским гражданам меняли гроши, всего тридцать рублей. Я успел только сестрам купить подарки, но тогда, в эпоху тотального дефицита, даже эти небольшие сувениры были невиданными диковинками. А себе я купил билет на выставку «Последние 50 лет современной живописи», где впервые познакомился с работами Сальвадора Дали, Пикассо, Шагала и других знаменитых художников.
Потом я объездил полмира, но уже никогда не ездил в качестве туриста. Все мои поездки были связаны с Союзом композиторов, и я посещал множество фестивалей и конкурсов. Но самая главная причина моих поездок заключалась в том, что мои произведения играли в разных странах мира! Безусловно, я мог бы жить и работать в любой стране, но у меня никогда не возникало желания навсегда уехать из СССР. Я не могу без родины… Я не могу и не хочу покидать Баку даже на один день… Баку – это моя колыбель, теплая и родная. Этот акцент, этот ритм, и даже какие-то недочеты все равно для меня родные… Правда, в последние годы Баку немного изменился. Но я – оптимист! Уверен, что мы, бакинцы, их исправим. Ведь в начале ХХ века сюда тоже приехало огромное количество самого разного народа, и их потомки уже не считают себя приезжими, а называют гордым словом – «бакинец»…
Как-то раз в самом начале карабахских событий я был в Париже, где встретился с Рамизом Абуталыбовым. После посещения Эйфелевой башни мы пошли к нему в гости, и там он дал мне французскую газету «Монд», в которой было опубликовано первое выступление так называемого академика Аганбегяна по поводу Карабаха. Эту газету я привез в Баку и отдал одному из руководителей ЦК. Потом я рассказал об этом Бахтияру Вагабзаде, а через некоторое время по городу пошли разговоры, что Бахтияр где-то выступил. Но я-то знаю, что эту весточку в Азербайджан привез я… Что происходило в стране потом, знают все. И кто же проиграл в результате этого конфликта? Грузины живут еле-еле, армяне живут очень плохо, а как живем мы, знает весь мир.
Когда началась перестройка, мы давно уже знали, что СССР обречен, и это чувство с приходом Горбачева только усилилось. Ведь все же знали, что первое место в стране должен был занять Гейдар Алиевич Алиев. Он – великий человек, а Горбачев был вруном, предавшим свою страну.
Человечество всегда живет надеждой, потому что без надежды нет жизни. Так было всегда… Я и сегодня живу надеждой – хочу читать, слушать музыку, общаться с друзьями, посещать концерты в филармонии. Это и есть моя жизнь…
А к воспоминаниям об СССР я отношусь очень спокойно. И если быть совсем честным, то я вообще не испытываю никаких чувств по отношению к своей бывшей стране, потому что я прежде всего азербайджанский композитор, и всегда служил моей родине. Я осознаю, что я не Моцарт, не Бах и не Бетховен, но я всегда хотел, чтобы моя музыка, музыка моей республики была на одном уровне с другими народами и странами. Надеюсь, мне это удалось…
Хаям Мирзазаде
