Амирбек Нариманбеков: «Нам необходимо возрождать и развивать наши национальные художественные традиции» - ФОТО

Мое знакомство с работами Амирбека Нариманбекова произошло для нашего времени весьма обычно: я увидела в «Фейсбуке» его картину под названием «Театр справедливости» и моментально влюбилась в нее.

Заинтересовавшись творчеством Амирбека, я заглянула на его «страничку» и поняла, что это уже не влюбленность, это – любовь к его видению, его работам, его миру.

Но ведь фото картин и сами картины – это, как говорят в Одессе, две большие разницы, и я уже предвкушала, что, попав в святая святых – мастерскую Художника, степень моего восторга превзойдет все ожидания. Так и получилось. Сама аура помещения, мягкий полумрак, работы отца Амирбека – Видади Нариманбекова - и незаконченные картины на холстах создают совершенно неповторимую, теплую и светлую энергетику. Это несмотря на то, что здесь, как и в любой мастерской, достаточно прохладно.

Беседу с Мастером – Амирбеком Нариманбековым – мы представляем читателям 1news.az

 - Амирбек, мне даже слегка неловко за то, что я лишь пару дней назад познакомилась с Вашим творчеством.  Ваша династия так богата на таланты, что я несколько запуталась. Поэтому давайте познакомимся для начала.   Где родились, куда пошли учиться, когда приняли решение стать художником…

- Спасибо. Наша семья действительно являет собой пример исключения известного утверждения о том, что «природа отдыхает на детях». 

- Простите, что перебиваю, но я с этой фразой была не согласна изначально. Другое дело, что с детей спрос порой выше по причине их ответственности  за таланты родителей.

- Вы правы, к тому же, если речь идет о художниках, люди зачастую судят о наличии или отсутствии таланта не совсем справедливо, потому что у детей может быть совершенно иное видение и, как следствие, манера письма или техника. С другой стороны, детям и легче тоже, ведь они имеют возможность первыми узнать, увидеть и впитать какие-то секреты техники работы родителей. Что касается меня, то у меня как раз техническая и колористическая гамма очень похожа на отцовскую.

Несмотря на это, на одних генах далеко не уедешь, надо постоянно работать, и прежде всего над собой. Потому что генетически талант, видение или отношение к миру могут передаться, но развивать их – задача их обладателя.

«Театр справедливости», 1989

Бумага, чернила, перо 44x57

- Тогрул Нариманбеков – Ваш дядя?

- Да, мой отец, Видади Нариманбеков, его брат.  Нас в семье двое детей - я и моя сестра Нигяр Нариманбекова, тоже художница, которая живет и работает в Париже.

- Насколько я поняла, Вы, как и Ваши отец и дядя, тесно связаны с Францией.

-  Дело в том, что дед Тогрула и Видади, мой тезка Амирбек Нариманбеков, был в свое время губернатором Баку. Так вот, его сына Фармана правительство АДР (Азербайджанской Демократической Республики) отправило на учебу в Европу в числе еще 40 специалистов.

Там он поступил на энергетический факультет Университета Тулузы, где познакомился с французской портнихой и модельером Ирмой ля Руде. Они поженились в Париже. Мой отец Видади – их первенец, родившийся еще во Франции, а Тогрул появился на свет уже в Баку.

Я думаю, что вот это «смешение крови» и придало какой-то грандиозный импульс тому, что в нашей семье появились художники, потому что до этого брака в династии Нариманбековых были юристы, учителя, дипломаты, но никак не художники.

- Однако сильная у Вашей бабушки была кровь – сколько талантов в Вашей семье!

- Да, но и наша кровь достаточно сильная. Думаю, что именно благодаря этой «химической реакции» мы «получились» такими (смеется).  Наша семья, по сути, представляет некий синтез Востока и Запада в самом буквальном смысле.

Бабушка же была не только талантливой, но и сильной  личностью. Ее не сломили превратности судьбы, сталинские репрессии. Она обладала прекрасным вкусом, чувством стиля и, что не менее важно, чувством юмора, и как модельер создавала наряды тогдашней городской элите и женам первых лиц нашей республики.

Свою дочь я назвал в ее честь, и надеюсь, что имя бабушки поможет ей в жизни.

- Амирбек, а в каком возрасте Вы сами почувствовали тягу к искусству, и повлиял ли на Ваше решение стать художником Ваш отец?

- Никакого специального влияния не было, разве что личным примером. Ну и, конечно же, сыграли роль и атмосфера дома, и книги по искусству, разглядывать которые в детстве было моим любимым занятием. Каждая уносила меня в особый мир, иногда – тревожный, иногда – сказочный, как, скажем, книга о Фернане Леже,  французском живописце и скульпторе. Книга по истории африканского искусства переносила меня в совершенно иной мир. Ну и так далее…  Я просто «уходил» в них, брал из каждой понемногу и в итоге, как мозаику, создавал свой собственный новый мир…

"Пророчество", 2012

Гуашь, бумага, 37x31

- Тогда Вы и поняли, что будете художником?

- Нет, понял я позже, когда решил поступать в Художественное училище им.Азимзаде.

- В одном из интервью Вы назвали время перестройки «интереснейшим временем» и высказали радость по поводу того, что Ваша юность пришлась именно на это время. Мне очень понравилось Ваше отношение  к тому времени, потому что мало кто отзывается о том периоде столь позитивно.

- Но ведь это действительно так, перестройка, по сути, была неким аналогом «Оттепели», а тяжелое время перемен наступило чуть позже. Просто ждать его пришлось не так долго, как мы думали. Хотя на самом деле мы об этом не то, что не думали, предположить не могли, что Союз рухнет!..

А тогда наступило очень интересное время, особенно для людей творческих и ищущих. Стало больше свободы, особенно в доступе к информации, появились журналы по искусству - самые современные! Для нас это был как глоток, даже нет, как поток кислорода!

- А разве Вы тоже испытывали дефицит в такого рода литературе?

- С информацией о современном искусстве проблемы были у всех, потому что советская цензура запрещала все, что связано с периодом после 40-х годов XX века. Нам было разрешено знать лишь об импрессионистах, Пикассо, Матиссе… А вот что было после них – нет (улыбается).  Поэтому обо всем, что касалось развития авангардизма и неоавангардизма, мы и не слышали.

- Амирбек, а когда появилась арт-группа «Тясдиг», что она собой представляла и какие цели ставила?

- Создавая эту группу, мы с друзьями – Теймуром Даими, Самиром Кафаровым, Эльмаром Амираговым и Фикретом Магеррамовым, - ориентировались на различные объединения художников в западноевропейском искусстве вроде импрессионистов, постимпрессионистов, раннего периода авангарда. Идейным вдохновителем послужил для нас французский писатель и поэт Андре Бретон. В начале ХХ века Бретон, объединив  таких талантливых людей, как  Бунюэль, Дали и др., стал основателем и идеологом нового направления в искусстве - сюрреализма. Манифест сюрреализма, сыгравший огромную роль в истории искусства XX века, является главным детищем Андре Бретона.

Да, многие тогда не понимали, зачем нам это нужно, и что вообще представляет собой наша группа, даже делали нелепые предположения о том, что мы собираемся вместе рисовать одну картину (смеется). На самом деле каждый из нас работал совершенно самостоятельно, а объединяли нас исключительно взгляды на искусство, задачи и концепции современного искусства.

- Ну, а зачем для  выражения этих взглядов надо было объединяться? Ведь вы и так дружили, а значит - собирались вместе, обсуждали все вышесказанное.

- Чтобы «пробивать» свою позицию в атмосфере конформизма. Ведь тогда было совершенно другое время, и педагоги, скажем, приходили в ужас от наших идей.  Они почти физически не могли выйти за рамки собственных стереотипов, с которыми по сути уже намертво срослись, все новое их панически пугало. Нам грозили двойками и даже отчислением! Но зато студенты восприняли нашу идею и ее воплощение на «ура».

"Ночь", 1994

бумага, чернила, перо 57x46

В своем творческом самовыражении мы использовали такие авангардные формы, как арт-объект, инсталляция, ассамбляж, перформанс и т.д. Именно то, что сегодня выглядит очень актуальным, современным и новаторским, все эти художественные жанры мы апробировали еще тогда, в лихие 90-е. То была чудесная эпоха эксперимента и поиска себя.

- Вы ведь еще издали манифест. Что он из себя представлял? Это был просто некий «кодекс арт-группы», или вы искали единомышленников? Или просто хотели поделиться мыслями, убеждениями и идеями с как можно большим числом людей?

- На самом деле было два манифеста - манифест «Духовной свободы» и манифест «Транформация или Новое искусство». Это были, скорее, обращения. Мы хотели… шокировать, растормошить всех!  Там были такие призывы, как «Художник, выйди из этой серой комнаты! Облей ее разбавителем и подожги!» и так далее.

И знаете, у нас это получилось! Правда, педагоги были по-прежнему в шоке, а вот студенты вдохновились настолько, что изъявили желание присоединиться к нам. Но мы тогда объяснили, что наша цель – не собирать под свое крыло новых участников, напротив, мы советуем им самим объединяться по нашему примеру. И действительно, после нас потом образовалось очень много похожих арт-групп.

- А кстати, почему «Тясдиг» и почему акцент именно на арабском переводе этого слова - «внутреннее восприятие веры»?

- Название «Тясдиг» предложил Теймур Даими, в переводе с азербайджанского оно означает «утверждение», а потом он вычитал, что арабский вариант этого слова еще более глубокий. И мы подумали, что в этом есть какой-то скрытый смысл, Знак.

- Последняя выставка вашей арт-группы называлась «Черная». Почему?

- По нескольким причинам. Во-первых, она была приурочена к трагическим Январским событиям. Во-вторых, художники воспринимают черный цвет как некий симбиоз множества цветов и оттенков, он - полный, глубокий, «говорящий».

- Да, я знаю, что художники – это то самое исключение из числа мужчин, которое различает множество оттенков.  Но видеть цвета, различать оттенки – на мой взгляд, это ярче и глубже видеть мир…

- Согласен. А парадокс в том, что для того чтобы передать настроение, необязательно использовать множество цветов. Порой достаточно одного.

- Амирбек, читая Вашу биографию, меня не покидало ощущение того, что Вам постоянно везло: то и дело возникали какие-то способствующие дальнейшему продвижению события, Вы всегда оказывались в нужном месте в нужное время и так далее.  Это не означает, что Вы «плыли по течению», просто обстоятельства были весьма благосклонны к Вам. Вы сами писали, что в начале 90-х годов на волне интереса европейцев к современному советскому искусству Вы попали во французские галереи Bouscayrol, Isabelle, где участвовали в выставках. Потом, после освещения этого события во французской прессе, к Вам обратились из немецкого арт-журнала Ostwind с предложением опубликовать о Вас статью. Журнал распространялся среди арт-галерей и музеев немецкоязычных стран Западной Европы, публикация имела резонанс, и как результат – Ваши работы представлены в Музее современного искусства MOYA в Вене. Ну и так далее.

- (задумался) Вы знаете, что-то в этом есть… Но, с другой стороны, под лежачий камень вода не течет…

- Безусловно. Но, допустим, в везение Вы верите, а согласны ли Вы с тем, что если человек нашел свой истинный путь, то ему начинает помогать сама Вселенная, «подгадывая» встречи, создавая обстоятельства?

- Я немного скептически отношусь к теории Случая, хотя очень внимательно прислушиваюсь к Знакам. Потому что не раз бывало, что, анализируя пост-фактум какие-то события, понимаешь, что к «счастливому случаю» на самом деле привела цепочка вполне логичных событий.

А что касается веры – я свято верю в то, что сказал мне однажды мой отец: «Не может быть такого, чтобы не было отдачи, поэтому никогда не надо опускать руки. Работать надо всегда, невзирая на обстоятельства». Именно тогда и придет тот самый Счастливый случай.

-  А как же вдохновение?  Кстати, беседуя с самыми разными художниками, я  обратила внимание на две диаметрально противоположные точки зрения на это: одни говорят, что работать надо исключительно по вдохновению, а другие – что это ерунда, и работать надо каждый день.

- Вдохновение – не ерунда. Когда оно захватывает, не замечаешь течения времени, полностью «уходя» в работу. Но оно приходит не каждый день, и ждать его, бездельничая, неправильно. Именно в этом случае и происходит то, что потом называют «отсутствием отдачи». Я работаю ежедневно, потому что в мастерской работа всегда находится.  Можно, например, доработать детали какой-то картины.

- Как в таком случае быть с энергетикой? Ведь плохое настроение, упадок сил – все это отражается на самой работе…

- Картина создается из слоев, и если даже один из них будет слегка негативен, это лишь обогатит восприятие картины зрителем, он получит гораздо большую гамму чувств.

«Фантом свободы»

- Хм… Интересно. Но ведь бывают  полностью негативные картины. С чем это может быть связано?

- С типом личности самого художника. Но не надо сбрасывать со счетов  зрителя, ведь существуют еще особенности восприятия.

- Красота в глазах смотрящего?

- Именно.

- Амирбек, скажите,  а почему, на Ваш взгляд, сегодня работы действительно талантливые не пользуются спросом и даже порой не замечаются? А «бездарные»  продаются за немалые деньги?

- О, этот вопрос уже стал риторическим… Что касается цен за работы художников – это вообще тема отдельного разговора.

- Вы сказали, что прислушиваетесь к знакам. А сталкивались ли Вы с материальностью мысли? Не пытались ли, скажем, менять мир к лучшему?

- Мир  - никогда (улыбается). Я пытался реагировать на то, что в этом мире происходит. Допустим, работа «Театр справедливости» - одна из целой серии.

К сожалению, публикации в Интернете не дают полной картины этой работы, потому что мелкие детали «теряются», их надо видеть «вживую».

- Вы поменяли множество стилей. А в каких Вы работаете сегодня?

- Я искал себя. Сейчас многие «искания», что называется, перерос и сегодня работаю в стиле постмодернизма, используя синтез восточных и западных художественных традиций. Меня вдохновляют мастера Раннего Ренессанса, поэтому мои картины реалистичны по форме. Я наполняю их современной  и средневековой символикой.

Ведь художник ищет ту форму, через которую лучше всего может выразить себя.

- Как я поняла, Вы не подвержены стереотипам...

- Нет. Например, существует стереотип о том, что художнику гораздо комфортнее творить, когда у него нет семьи. Мол, тогда он свободен. Я так не думаю.

- А что изменилось в творчестве после создания семьи?

-  В творчестве ничего, потому что я разделяю две эти части моей жизни. А вот сама жизнь стала намного интереснее и полнее. Появился смысл.

- Амирбек, Вы верите в непризнанных гениев? Я говорю сейчас не о тех, кто стал известным после смерти. Я о живущих и считающих, что их не ценят и не признают.

- Сложно ответить однозначно, потому что были в истории периоды, когда непризнанной была целая армия художников, просто потому, что исторически было не до них, что называется. Допустим, в период 50-60-х гг. прошлого века на Западе существовали  неформальные направления «Искусство молчания», «Искусство пустоты».

- А какой, на Ваш взгляд, сейчас период развития искусства в Азербайджане?

- Я думаю, что мы сегодня несколько запутались. В то время как во всем мире снова возрождается интерес к традиционной живописи, у нас почему-то резкий всплеск моды на абстракционизм.  Думаю, нам необходимо возрождать  и развивать наши национальные художественные традиции.  К примеру, меня внесли в реестр российских художников, это – дань памяти советскому прошлому. К сожалению, западное общество пока недостаточно информировано об  «Азербайджанской художественной школе».

Необходимо показывать миру, насколько у нас развито традиционное национальное изобразительное искусство, нужно обучать молодых художников не «инсталляциям» и «перфомансам», а традиционной школе живописи.

- Но это, как я понимаю, процесс длительный.

- Да. Проблема состоит еще и в том, что сегодня, по сути, нет критериев, определяющих профессионализм. Мы стремимся к «иконе» западного искусства, которая, к тому же, не соответствует реальности.

- Когда ждать Вашей персональной выставки?

- Пока, на мой взгляд, рано говорить о персональной выставке, потому что традиционно она – это некое подведение итогов, недаром ее называют «Отчетной».

- Спасибо Вам за беседу и за Ваши работы. Успехов Вам!

Текст: Натали Александрова

Фото: Лала Гулиева