Российское военное присутствие в Армении: гарантия или пережиток прошлого?

Южный Кавказ на протяжении последних десятилетий оставался пространством, где в тесном переплетении сталкивались интересы как глобальных, так и региональных сил.

Постоянное внешнее давление, стремившееся навязать странам региона чужую волю и ограничить их самостоятельность, вынуждало каждую из них выстраивать собственную систему безопасности, исходя из своих представлений о будущем.

При этом именно Азербайджан сумел сохранить стратегическую независимость, отказавшись примкнуть к каким-либо военно-политическим блокам и строя свои отношения с внешним миром на основе равноправия.

Грузия на протяжении многих лет искала защиту в евроатлантическом пространстве, стремясь к интеграции в НАТО.

Между тем, Армения предпочла опереться на Россию и на созданную Москвой Организацию Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), членом которой, к слову, остается по сей день, правда, в последние пять лет только формально. Такой выбор внешнеполитического вектора не мог не отражаться на отношениях с Москвой, что особенно наглядно проявилось в последнем заявлении посла России в Армении Сергея Копыркина, сделанном им в интервью армянской газете «Сюняц Еркир».

Дипломат подчеркнул, что «российское военное присутствие остается ключевым элементом системы безопасности Армении и важным фактором региональной стабильности», добавив при этом, что «российские военные никому в регионе не угрожают». Эти слова звучат привычно и, возможно, даже ожидаемо, ведь именно так Москва традиционно описывает свою роль на Южном Кавказе. Но, как показывает реальность сегодняшнего дня, сами обстоятельства, в которых звучат подобные тезисы, заметно изменились, и потому они уже требуют более внимательного и, возможно, критического осмысления.

Несомненно, российское военное присутствие в Армении в виде 102-й базы в Гюмри и пограничников РФ на рубежах республики с Турцией и Ираном долгое время воспринимались как символ гарантий - стратегического обязательства Москвы перед Иреваном. Но время не стоит на месте.

Результаты Второй Карабахской войны запустили многие процессы и по сей день продолжают менять геополитическую карту региона, и роль подобных «символов» следует переоценить. Пришло время задуматься: не наступил ли момент, когда этот козырь теряет свою силу, а прежние аргументы становятся менее убедительными?

Во-первых, следует констатировать, что регион действительно переживает значительные трансформации, которые делают аргумент «нужды во внешнем военном покровителе» все менее релевантным. Так, на весну-лето 2025 года Армения и Азербайджан достигли согласования текста мирного соглашения, призванного положить уже формальный конец десятилетиям конфликта. Важным этапом мирного процесса стало подписание 8 августа в Вашингтоне лидерами Азербайджана и Армении при свидетельстве президента США Совместной декларации и парафирование сторонами текста Мирного соглашения. Эти события говорят не просто о намерении к миру, они отражают политическую волю к трансформации региона.

Во-вторых, параллельно с попытками урегулировать отношения с Азербайджаном, Иреван делает шаги к нормализации с Турцией - соседней державой, исторически связанной с Арменией сложным и болезненным прошлым, но ныне выступающей как важный геополитический мост между Востоком и Западом. Как отмечают аналитики Carnegie Endowment, нормализация с Анкарой может оказать не только символическое, но и конкретное позитивное влияние на региональную безопасность и уровень доверия. Этот диалог уже не просто «в перспективе», а становится объектом активного обсуждения и дипломатических инициатив.

В условиях активного стремления Армении к дипломатическому «перевесу», российская база могла бы восприниматься как историческая реликвия, оставшаяся из эпохи, когда соседей можно было рассматривать исключительно как потенциальные угрозы.

Более того, учитывая традиционно дружественные связи Армении и Ирана (напрямую и опосредованно), а также их взаимные экономические и культурные контакты, угроза, исходившая с юга, никогда не была центральным элементом стратегической паранойи Иревана. Иран, будучи крупным региональным игроком, нередко рассматривался как партнер Армении по транспортным маршрутам, экономическому взаимодействию и безопасности (особенно в контексте энергопроводов, транзитных коридоров и региональных связей). В подобных условиях аргумент «Россия здесь как щит от всех угроз» теряет прежнюю силу, ибо если меняются внешние векторы, нужно соответствующим образом менять и рамки безопасности.

Здесь можно осторожно задать вопрос: не является ли ныне российское присутствие, сохраняясь на прежнем уровне, скорее препятствием, нежели гарантией? Ведь когда Армения стремится к расширению дипломатического пространства, к многосторонним связям и сближению с новыми партнерами, постоянный военный «якорь» из «цивилизованного соседа» может восприниматься как ограничивающий. Вполне возможно, что Россия, сохраняя свою базу, не просто стремится поддержать союзника, но подспудно регулирует гибкость Иревана в выборе внешнеполитического курса, особенно курса, направленного на сближение с Турцией, государством-членом НАТО.

Важно подчеркнуть, что речь не о слепой критике российского присутствия или требования его немедленного ухода. С точки зрения региона, ценность такой роли Москвы определяется не только формой военного присутствия, но и тем, насколько оно учитывает интересы соседей, включая Азербайджан. Настоящее стратегическое партнерство означает влияние без давления, возможность сотрудничества без превращения России в «контролера» действий Армении, что особенно важно для поддержания стабильности в Южном Кавказе. Но если же подобное присутствие превращается в препятствие для Армении, то возникает риск, что посол Копыркин, провозглашая «роли гарантии», в реальности претендует на роль ограничения.

Нельзя не сказать и о том, что по мере развития дипломатического ландшафта Армении ее право на самостоятельность - право самой страны выбирать направления внешней политики - становится все более очевидным. Никто не вправе упрекать Иреван, если он считает, что эпоха, когда опоры извне воспринимались как обязательные, постепенно уходит в прошлое. Армения как суверенное государство вправе выстраивать стратегические связи с теми, с кем желает, если это отвечает ее интересам. Сейчас перед ней стоит исторический этап, в течение которого нужно сделать выбор, который будет отражать не страх, а уверенность, не пассивную зависимость, а активную роль в регионе.

Допустим, что посол Копыркин прав в одном: никто в регионе не должен ощущать угрозы от российских войск. Но вместе с тем - угрожает ли сама перспектива зависимости? Если соседние страны - Азербайджан, Турция, Иран - готовы вести дела на новой основе, Армения может довериться себе. И если она уже сейчас демонстрирует готовность расширять внешние связи, участвовать в глобальных проектах (к примеру, проект «Маршрут Трампа», об обсуждении которого недавно заявлял Пашинян), то российское военное присутствие должно найти новую форму, согласованную с возможностями нового времени.

Как бы там ни было, нельзя отрицать того, что российская роль в регионе тоже меняется. По мере того как армяно-турецкое сближение приобретает фактический характер и то, как Армения активнее обращает внимание на многосторонние отношения (с ЕС, с западными державами, с соседями), прежний статус «ключевой военной гарантии» может утратить свою убеждающую силу. А если он перестает убеждать - то на что же он тогда опирается?

Поэтому мягкая критика слов Копыркина не в том, чтобы заявлять, что он лжет, а в том, чтобы спросить: не пора ли адаптироваться, не пора ли пересмотреть форму гарантий? Чтобы это присутствие стало не источником сомнений, а элементом конструктивного партнерства. Армения, похоже, не просит чужих рулить, но хочет иметь возможность держать руль самостоятельно. И если завтра она повернет в сторону Турции, Ирана или Запада - пусть это будет не вопреки России, а с ней, на новых условиях, уважительных к ее суверенитету и избранному пути.