Фатали хан Хойский: контуры образа на фоне истории. Часть 1
Фатали хан Хойский (1875-1920) возглавлял первое правительство Азербайджанской Демократической Республики (1918-1920 гг.) – первой исторической формации Азербайджанской государственности. По происхождению, воспитанию и культуре он принадлежал к тому социальному слою, которым гордятся народы, ценящие аристократизм духа: высокие понятия о чести, мужестве и благородстве.
Он родился в ноябре 1875 года в Шеки, в семье генерал-лейтенанта русской армии Искендер хана Хойского, представителя родовитой азербайджанской знати из Южного Азербайджана.
Фатали хану предшествовали три поколения знати, поступившей на службу к русским царям по убеждению. Русофильство азербайджанской знати, – своего рода реакция от противного. Предки Хойского, оказавшись в теснине двух образов жизни, отдали предпочтение стабильности и прогрессу. По той причине, что жизнь характерная для азербайджанских ханств XVIIIв. «bellum omnium contra omnes» («война всех против всех» - Т. Гоббс) порождала слишком много непредсказуемых моментов. Как раз в крутые времена эпохи Гюлистана – завоевания ханств Россией, Грибоедов знакомил российскую публику с пикантными подробностями персидской жизни: «Недавно одного областного начальника, не взирая на его 30-летнюю службу, седую голову и алкоран в руках, били по пятам, разумеется, без суда» (1819 г.).
Говорят, что «почести изменяют нравы». Аристократия крови и дарований дала к началу ХХ столетия оригинальную формацию азербайджанского человека. Хойские, Топчибашевы, Усуббековы, Рафибековы, Векиловы, Гаджибековы и другие аристократические фамилии образовали качественную силу нарождающейся нации, они определили культурный тонус жизни нации и, что самое важное, проложили траекторию ее государственнического пути. Пути, по которым народы следуют к своей государственности, относятся к категории путей самых глубинных и сокровенных. Азербайджанская родовитая знать породила азербайджанскую интеллигенцию. Этот факт очевиден и, по сути, не нуждается в напоминании. Но не столь хорошо известно другое обстоятельство, а именно: эта азербайджанская интеллигенция была заряжена патриотизмом. Эта фраза выглядит банальной и потому здесь следует сделать уточнение. Точная расшифровка этой фразы отсылает к Гегелю. Под патриотизмом, - говорил Гегель, - «часто понимают лишь готовность к чрезвычайным жертвам и поступкам». Но по существу патриотизм «представляет собой умонастроение, которое… привыкло понимать государство» как первооснову и цель. Патриотическое сознание, - говорит Гегель, - сохраняется «при любых обстоятельствах, и является основой для готовности к чрезвычайному напряжению». Азербайджанская интеллигенция заложила ценностные основы национального движения, которое ознаменовалось рождением государства.
В целом, основатели Республики послужили мостом, соединившим историко-патриотическое предание, пульсирующую социально-политическую мысль с силой народной, поднимавшейся навстречу просвещению, - общекультурному, гражданскому, политическому.
«Да свершится правосудие»
После гянджинской классической гимназии, с ее языками - латинским и греческим, - внушенной ею любовью к классической ясности и цельности, Фатали хан учился на юридическом факультете Московского университета. Это событие личного масштаба отметно знаком времени. Благодаря правовым понятиям, азербайджанец ближе подходил к реальности, научаясь препарировать ее посредством статей и параграфов законов, и более того критически всматриваться в сами законы, находя их архаичными и несовершенными. В университетах того времени, в частности знакомились с идеями Г. Еллинека («правовое государство» - государство самоограниченное правовыми нормами), идеями о положительной и отрицательной свободах, о регулятивной роли государства и многом другом, что пригодилось в будущей свободно-политической жизни.
Большинство тех, кого называют основателями республики - А.-М. Топчибашев, Н. Усуббеков, М.-Ю. Джафаров, М. Векилов, Н. Нариманбеков, Дж. Гаджинский, А. Сафикюрдский, А. Пепинов получили дипломы правоведов. Выученики российских столичных университетов олицетворяли собой принципиально новое судьбоносное явление. Знание профессиональных истин и норм легитимно-государственного бытования народов пригодилось во времена реализации национальных надежд и стремлений в 1917-1920 гг. Политико-правовая мысль и практика Первой Республики (1918-20) вполне отвечали стандартам европейского мира.
Между тем Б. Кистяковский, один из авторов скандально известного сборника «Вехи» (1909 г.), сетовал на убожество правового сознания большей части российской интеллигенции, он находил резкие слова в адрес социал-демократов, провозглашавших идею «господства силы и захватной власти вместо господства принципов права». Другой автор сборника «Вехи» либерал П. Струве писал: «Положить предел революции, как состязанию физических сил, можно только утверждением права». Такова была духовная ситуация в одном из своих измерений. В то время как сурово патриархальные отцы мусульманских семейств, удачливые нефтедобытчики и бакалейщики снаряжали своих чад в дальнюю дорогу, в «Урусет», - в заведения, обучающие «хлебной» профессии юриста, русская революционная интеллигенция традиционно равнодушествовала или инстинктивно чуралась статей и параграфов ненавистного канцелярского мира. Если азербайджанская интеллигенция в массе своей уважала государственное начало, то напротив, русская интеллигенция, в массе своей исповедывала безгосударственность.
Известный философ Николай Бердяев говорил, что «русские радикалы и русские консерваторы одинаково думали, что государство - это «они», а не «мы». Русский человек не любил государственную службу. Негативное отношение к бюрократии имело моральный смысл, потому что трудно было уважать «тип старого русского администратора, равнодушного к праву и возводящего справедливость с помощью палки и мордобоя, очень значительная часть русской бюрократии всегда верила только в палку и в муштровку, презирала «либерализм», «образованность» и «гуманность» (С.Франк).
Итак, fiat justitia (да свершится правосудие), - таково кредо азербайджанской интеллигенции национальной ориентации в канун трех русских революций начала ХХ века.
«Целое вместо части»
В канун второй русской революции - Февральской - Н. Бердяев писал, что «сверхнационализм, универсализм, - такое же существенное свойство русского национального духа, как и безгосударственность, анархизм. Национален в России именно ее сверхнационализм... в этом самобытна Россия и непохожа ни на одну страну мира». Здесь пролегала еще одна грань между русской и азербайджанской интеллигенцией известного мировоззренческого толка.
Азербайджанская интеллигенция истово культивировала национальную идеологию, выделяя из своей среды талантливых публицистов - от А. Агаева и М. Шахтахтинского до М.-Э. Расулзаде и Дж. Гаджибекова. Фатали хан Хойский, в отличие от М.-Э. Расулзаде не разрабатывал проблем идеологии, более того, он не знал азербайджанского языка в той мере, в какой это необходимо для нестесненного исправления служебных обязанностей, в чем он самокритично признавался, но знание языка, как это ни парадоксально, решающего значения не имело.
Что же объединяло русских и азербайджанских интеллигентов. Сходство выражалось в отношении к буржуазности, в степени принятия ее норм и ценностей. Хойский, Топчибашев, Хасмамедов, Джафаров разделяли ценности Свободы и Права и до 1917 года состояли в рядах главной партии либералов России - конституционно демократической партии «Народная Свобода». Казалось бы, русский либерализм не отличался от либерализма западноевропейского. Но русский либерализм был движим не социально-экономическими интересами, то есть не соображениями прибыли, а поисками выхода для подавленных патриотических чувств и индивидуализма. Иными словами, русские либералы, презирая буржуа за некультурность и жадность, мало походили на европейских коллег по вере.
Волею судеб не русские, а азербайджанские национальные либералы в лице Хойского, беспартийных специалистов и мусаватистов оказались у власти. Ф. Хойский много и увлеченно говорил о личной и национальной свободе, но, будучи главой правительства (май 1918 - март 1919), вводит плотный административный режим в экономике и торговле. Денационализация промышленности, проведенная его кабинетом в сентябре - октябре 1918 г., породила у капиталовладельцев иллюзию свободы хозяйствования. Им не нужно было «большого государства». Изречение Томаса Джефферсона «правительство, которое правит меньше всего, правит лучше всего» противоречило и ситуации, и ментальности людей, наделенных властными полномочиями. Разрешительная система экспортно-импортных операций и твердые цены, автаркические мотивы и утеснение министерскими постановлениями - таковы экономическая философия и практика Ф. Хойского, Н. Усуббекова, А. Гасанова, А. Аминова, Р. Капланова – государственных деятелей Первой Республики.
Эти мотивы зримы и коренятся в фактах. Когда на съезде «Мусавата» 26 октября 1917 года Расулзаде делал доклад, и в зале появился Гаджи Зейналабдин Тагиев, все встали и рукоплескали ему в полуобморочном восторге. Но, когда тот же Г. Тагиев, финансировавший национальное движение, стал доказывать главе правительства Н. Усуббекову, что административные ограничения вредны свободному хозяйствованию, что «промышленность является не врагом государства, а его надежным оплотом» (1919 г.), то его слова были оставлены без внимания.
Летом 1918 года Ф. Хойский возглавил правительство на жестких условиях турецких союзников. Подходы его правительства к экономической реальности имеют методологическое определение - это взгляд с позиций «экономического порядка», задаваемого соображениями укрепления позиций государства. Этими соображениями продиктованы и шифрованные строки Ф. Хойского М.-Э. Расулзаде в Стамбул: «Я полагал бы, что все управление должно быть сосредоточено в руках азербайджанского правительства, а турецкие воинские части все свои желания и требования должны обратить к правительству и через него проводить, а не вмешиваться непосредственно в дела управления, как это происходит сейчас» (31 августа 1918 г.).
Первое отражение государственных резонов видно в Обращении правительства Ф. Хойского к «гражданам Азербайджанской Республики» 17 июня 1918 г. Заявлена решимость реализовать мобилизационный проект без участия граждан, и, следовательно, без институтов формировавшегося после Февральской революции гражданского общества. Правительство, с целью «организации государственной мощи», фактически отождествляло себя с государством: исполнительная власть воплощала в своем лице также законодательную и судебную власти. Рекомендация гражданам «не вмешиваться в дела управления», в частности, в сфере экономики означала запрет на практику лоббирования своих интересов промышленно-финансовым капиталом.
Летом 1918 года правительству Хойского предстояло действовать в условиях анархии и сопутствующему ему феномену катастрофизма в массовом сознании. Этот феномен, присущ обществам c этатистской (государственнической) политической культурой, обществам переживающим крутые перемены, - революцию и гражданскую войну . Характерные для катастрофизма черты, - вера в спасительность государственного патернализма, необходимого для защиты жизни и имущества «подданных», недоверие к частным инициативам и практикам - работали в пользу гражданской администрации Хойского. Система финансово-экономических ограничений, запретов и мобилизаций была невозможна без государственного аппарата, поэтому государство начинает обрастать служивыми людьми. При Хойском восстанавливается административно-правовой механизм: принимается постановление о временном сохранении российских (и закавказских) законов (23 июня), восстановлении института мировых судей (14 сентября). Под страхом увольнения мобилизуются на работу госслужащие, устанавливаются штаты и должностные оклады (24 июня), при министерствах образуются канцелярии (30 июня), положено начало службе госконтроля (26 июня). Правительство переподчинило себе отряды милиции (27 июня), стало финансировать штат полиции. Ради повышения эффективности аппарата, жертвуется принцип языковой национализации, - делопроизводство ведется на русском языке, при символическом объявлении «тюркского языка государственным» (27 июня 1918 года).
Бакинскую многонациональную буржуазию курс кабинетов Ф. Хойского и Н. Усуббекова не удовлетворял. О степени неприятия говорит тот факт, что редакция «Нефтяного дела», органа Союза бакинских нефтепромышленников, предпочитает обозначать политическое и экономическое пространство, в котором управляет «Азербайджанское правительство во главе г. Ф. Хойским» словами «Восточное Закавказье» (декабрь 1918 года). Бизнесу приходилось терпеть административный гнет, идти на самообложение доходов в пользу неимущих, как это было предписано властями весной 1920 года.
Азербайджанские государственные деятели были младшими современниками выдающегося реформатора С. Ю. Витте. Он любил повторять, что «политическая экономия должна принимать идею национальности за точку отправления» и учить тому как «данная нация... может сохранять и улучшать свое экономическое положение». Азербайджанский проект некоммунистического модерна - это явление, не успевшее раскрыться полно и глубоко, как нечто подобное в кемалистской Турции в 20-30-х годах, но этот проект зримо присутствовал в практике правительственных кабинетов Ф. Хойского и Н. Усуббекова. Азербайджанская государственность, как и ее предшественница, российская государственность, отличалась от западноевропейской государственности: она была отражением самобытных национально-культурных черт азербайджанского народа.
Отставка Хойского с поста премьер-министра 25 февраля 1919 года, - результат разносной критики государственниками - Карабековым («Иттихад»), Кардашевым («Эхрар») и Агамалиоглы («Гуммет»). Объектом разоблачения стала смычка предпринимателей и части госбюрократии, наживавшихся на спекуляциях нефтепродуктами, зерном и бязью. В выступлениях обличителей наличествуют моральный мотив: «Если администрация будет нарушать законы и допускать злоупотребления, то какие требования мы можем предъявлять к обыкновенным гражданам. Это есть начало анархии и нужно положить этому предел», - говорит Карабеков. Но по существу его вынудили уйти те, кто обладал корпоративным ресурсом – мусаватисты. Они предпочли своего партийного премьера в лице Насиб бека Усуббекова.
Читая парламентские речи Ф. Хойского, М.-Э. Расулзаде, А. Агаева, К. Карабекова можно заключить: анархия и анархотворцы - смертельные враги молодого государства. Призывы покончить с ней звучат на каждом заседании Парламента. Расулзаде, Хойский и некоторые другие деятели Республики всем ходом событий подвигались к идее установить твердую партийно-государственную власть. Глубокая неудовлетворенность ходом событий в 1918-1920 годах травмировала сознание правящей интеллигенции, порождая у одних приступы малодушия, у других, а это Ф. Хойcкий, Ш. Рустамбеков, Х. Хасмамедов - стойкое желание перестроить организацию властвования, создав нечто такое, что мы можем назвать «демократурой», т. е. соединением элементов демократического представительства с диктаторской распорядительностью.
Ф. Хойский, А.-М. Топчибашев, X. Хасмамедов, М.-Ю. Джафаров, Дж. Гаджибеков на словах были либералами, но в реальности, будучи правящими националистами, действовали в согласии с идеей верховенства нации перед классами, группами и сословиями. Национализм предполагает безусловное верховенство общества над индивидуумом, а общественное благо считает необходимым условием свободы самовыражения, развития личности. Иными словами, лучшее правление, - это господство государства, то есть «целого» над «частью», - это «totum pro parte».
Государственники Ф. Хойский, М.-Э. Расулзаде и Н. Усуббеков выражали интересы нации, а не капиталовладельцев. Этатизм Хойского и Расулзаде, будучи светским, рационализированным и прогрессистским был направлен против исламистов и тюркистов, то есть политиков, увлеченных глобализмом и солидаризмом, он был направлен и против империализма. Однако в 1919-1920 годах Хойскому и его соратникам пришлось иметь плотные отношения с империалистическим Западом. Отношения с ним, то есть со странами Антанты (Англии, Франции, США, Италии) есть наиболее драматическая тема недолгой истории Республики.
Продолжение следует…
Талят Алигейдар
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
