ПРАВИЛА ЖИЗНИ. МУСЛИМ МАГОМАЕВ: «Предпочитаю точку ставить сам. Но не хочу громко хлопать дверьми»
МУСЛИМ МАГОМАЕВ
Великий азербайджанский певец, народный артист СССР, лауреат международных фестивалей. 1942 – 2008 гг.
1news.az представляет remake культовой рубрики журнала «Esquire» - «Правила жизни». Сегодня мы публикуем «Правила жизни» Муслима Магомаева.
«Правила жизни» записаны на основе многочисленных интервью уважаемого Муслима Магометовича различным изданиям, опубликованных на его официальном сайте.
Все цитаты сохранены согласно оригиналам.
Фото: Официальный сайт Муслима Магомаева. Обработка: Джамиля Алиева.
На три концерта я никогда не соглашался, да не только теперь, но и в прежние времена не гнался за количеством концертов. Старался поберечь не только себя, но и зрителя. Ведь если артист поставил концертную деятельность на поток, то о каком творчестве можно рассуждать всерьез?
У меня нет планов, нет даже распорядка дня. Утром не знаю, что буду делать вечером. У меня непредсказуемый характер: я даже концерты часто отменял.
Я мог бы быть художником, композитором, пианистом. Почему не стал? Наверное, из-за своей восточной лени.
Я ведь всю жизнь жил самотеком и никогда всерьез не думал о завтрашнем дне.
Уважаю людей, которые могут сесть за фортепиано и заниматься по 8 часов, как Святослав Рихтер. Он мог всю ночь работать над ноткой. А я репетировал только для оркестра. Приходил, брал ноты и пел как бог на душу положит. Эстрадный певец должен спеть все, что у него на сердце. А голос — это последнее.
Я и сам готовить люблю, на кухне импровизирую так же, как в жизни, как в музыке. А еще я обои могу клеить, плинтусы забивать...
Мне не нравится, когда меня узнают. Я стеснительный человек.
Главное — не действовать друг другу на нервы. Я никогда не лезу с вопросами, куда идет моя жена. Захочет — сама скажет.
Кроме водки, я ничего не пью, вино меня не берет. Приехал я как-то в Тбилиси, а грузины злятся: на столе столько вина, а мне скучно. Я им говорю: «Хотите, чтобы я веселился с вами? Несите водку!»
Петь — это не работа, это для души. Если бы прожить все заново, я ничего не менял бы. Только не курил бы.
Революцию я ждал. Всю жизнь был антисоветчиком, мечтал о том, чтобы наша жизнь изменилась. Чтобы мы перестали кланяться чиновникам, чтобы могли петь то, что нам хотелось, а не то, что утверждали нам партийные комиссии.
Как-то очень резко всё произошло — наступление нашего своеобразного капитализма. Это как после музыки Моцарта взять и врезать Шнитке. Разница будет такой же шокирующей. Не хочу определять, какая жизнь — та или нынешняя — была Моцартом, а какая Шнитке. Я просто говорю о контрастах, о том, что менять всё надо было постепенно, — народ оказался к этому не готов.
От фамильярности никогда не страдал. Я вообще очень трудно сближаюсь с людьми. Поэтому практически не посещаю тусовок, где собирается много народу. Считаю: сейчас не моё время. И очень удивляюсь своим ровесникам, которые тусуются с молодёжью. Я даже это слово не люблю — тусовка.
Пласидо Доминго в одном из интервью сказал: «Надо уходить, не дожидаясь того момента, когда услышишь: «Как? Он ещё поёт? Да он сам себя не уважает!» Эти слова я принял как руководство к действию.
Я не жилец за границей. На Западе совсем другие отношения между людьми. Только, может, Италия близка нам — они и внешне, и по темпераменту похожи на азербайджанцев. А французы, англичане, американцы: у них в жизни только бизнес, бизнес, бизнес — и больше ничего.
Сиюминутная слава — это, конечно, приятно. И когда артисты говорят: «Мне всё равно, любят меня или не любят!» — врут они. Причём нагло. Каждому артисту приятно, когда ему аплодируют, когда его ждут у входа, просят автографы. Правда, когда машину поднимают — это уж чересчур.
Все мы на этой земле — временщики. За свои дела каждый из нас будет отвечать там, на небесах. А земная мишура — она уйдёт.
Достаток для меня не самое главное. Никогда в жизни не копил денег — всё тратил мгновенно. Есть у меня деньги — я должен гульнуть.
Никогда не думаю о будущем в печальных тонах.
Нельзя людям запрещать высказывать свои искренние, сердечные чувства.
Наверное, если бы Бог не дал мне этот дар - в моем, уже немолодом возрасте суметь освоить компьютер, - я страдал бы от безделья. Так как желание петь, играть и рисовать приходит, увы, не каждый день.
Я никогда не считал себя Великим, как это делают сейчас многие “звезды и звездочки”. Я всегда думал о той высочайшей вершине, до которой мне никогда не добраться. Моими учителями были Карузо, Ланца, Гобби... Я понимал, что мне до них никогда не добраться, как до звезд на небе. Поэтому я всегда считал себя лишь ищущим музыкантом.
Голос у меня и вправду до сих пор здоров, но лучше уйти раньше, чем опоздать! Ведь я всегда пел о любви, а теперь переделывать свой репертуар на “песни старца”, не хочу.
Человек так устроен, если видит гадость и не верит ей, он все равно должен дочитать до конца.
Телевизор практически не смотрю.
Я тоже эмоционален, но спорить на политические темы не хочу.
Когда я даю слово, то это навсегда.
Уходил из оперы дважды. В первый раз ушел — но стали говорить, что, мол, Магомаеву трудно, он уже не может петь в опере. Я разозлился и после десятилетней паузы спел. Доказал самому себе, что могу. И ушел навсегда.
Классика требует самодисциплины, каждодневных занятий. А я не люблю тренаж и люблю свободу.
Молодежь уже не хочет одиноко стоящего человека, а хочет зрелища, попрыгунчиков, балетных девочек и чтобы все было красочно. И мне нравятся шоу Киркорова и Леонтьева. На других шоу я был, но не хочу о них говорить — они не по мне.
Мне предлагали сценарии, но какие-то дурацкие.
Сейчас любая сцена продается: хоть выпивай там с друзьями, но плати.
Я по складу патриот и среди иностранцев бы не мог: у них разговоры только о бизнесе.
Предпочитаю точку ставить сам. Но не хочу громко хлопать дверьми.
Когда-то мне Утесов говорил: я тебя, Муслим, люблю, но согласись, что лучше, чем “Легко на сердце от песни веселой”, не бывает. И я понял, что он считает так: ну Магомаев, ну успех, ну поклонники несут автомашину на руках, а все равно лучше меня никто не поет. И был прав — для своего времени. Точно так же для меня мое время было лучшим. Но оно прошло, и сейчас время Витаса.
Не понимаю, почему женщины рвутся за руль.
Азербайджан — отец, Россия — мать. А я, как Фигаро: и тут и там.
Я совершенно не осуждаю публику. Сейчас другая музыка, другое абсолютно все. И нет гарантии, что дальше на сцене не появится что-то вообще непонятное, несуразное, которое будет нравиться массам. Поэтому никогда нельзя говорить: «В наше время было хорошо, а сейчас плохо». Потому что может быть еще хуже.
Ходить на телевидение для меня было большой проблемой. Поэтому и записей мало.
Я по натуре, простите за сравнение, соловей: хочу – пою, не хочу – не пою. Раньше мы с Тамарой ездили с концертами, зарабатывали деньги. Иногда по два и даже по три концерта в день. Для меня это было каторгой. Просто так сложилось. Я всегда говорю, что я не Кобзон.
У меня никакой пенсии в России нет. Да и прописка появилась не так давно. Я всю жизнь прожил в Москве как бакинец, женатый на москвичке.
После того как я женился на Тамаре, я стал более скромно себя вести.
Я никогда не говорил, что я монах.На моем пути было достаточно прекрасных женщин... Но все это только до Тамары Ильиничны…
Мужчина должен быть главным в семье - хоть на Востоке, хоть на Западе. Но не настолько главным, чтобы командовать женой, заставляя ее шагать маршем. Как умный глава, ты должен помогать жене, заботиться, оберегать, ухаживать.
Обожал я по лестницам падать. В «Тоске» я все время с лестницы летал двадцать ступенек вниз. Специально заказывал такие декорации, чтобы кататься. На публику огромное впечатление производил. Вот эта шалость детская во мне всегда была.
Вытащить на сцену целый оркестр - это сейчас может себе позволить лишь спонсор Баскова или Киркоров.
Пусть уж лучше меня запомнят по записям, пластинкам тех лет. Да, сейчас спою, несомненно, более умудренно, глубоко. Но голоса такого, как в двадцать пять лет, у меня уже, конечно, не будет.
Помню, когда меня приглашали в программу "Это было, было...", где крутили мои старые записи, то я отказался от съемок: "Почему - было? Вот он я - есть, я живу!" Как можно так говорить. Ведь ни Фрэнк Синатра, ни Лайза Минелли никогда не участвовали в передачах типа "Это было". Они просто стали при жизни классиками эстрады.
Компьютер - это моя страсть и моя слабость. И не только Интернет, а еще самые разнообразные программы. Например, с помощью фотошопа я "меняю имидж" многим своим знакомым.
У меня все были талантливые, и дед, и отец, и мать. Что же я бездарностью должен был вырасти?
Она возвращалась всегда неожиданно, как снег га голову. Могла в 3 часа ночи появиться. Мама - можно сказать, ярко выраженная актриса и в жизни, и на сцене. Всегда была несколько экстравагантна. Насколько я помню, за время своей театральной деятельности она сменила городов пять-шесть. Есть такие артисты, которые не хотят в одном и том же театре работать. По натуре уже гастролеры. Вот такая у меня была мама.
1news.az
