Джаннет Салимова: Многие мужчины проживают свой век, пользуясь продажными женщинами, так и не познав любовь...

Слаб голос мой, но воля не слабеет,

Мне даже легче стало без любви.

Высоко небо, горный ветер веет,

И непорочны помыслы мои

Анна Ахматова

Наверное, я являюсь самым неудачным адресатом и самым малосведущим специалистом в вопросах отношений между мужчинами и женщинами, потому что вся моя огромная жизнь умещается в одном маленьком слове – театр.

И в этом особенном мире все поставлено с ног на голову – для того, чтобы быть по-настоящему успешным, актеры-мужчины, помимо таланта, обязательно должны обладать женской психологией.

Однажды к замминистра культуры, Мамеду Фиридуновичу Зиядову, пришел директор «Аздрамы» и начал жаловаться на одного артиста: и негодяй он, и жуткий человек, и развратник. Выслушав эту трагическую тираду, Зиядов, обладавший потрясающим остроумием, сказал: «Чего же ты хочешь от мужчины, который каждый вечер смотрит на себя в зеркало, красит губы, щеки, ресницы и выходит на сцену? И от такого ты хочешь мужских поступков?».

Дело даже не в гриме, просто так устроена актерская профессия – их выбирают, им, как женщинам, делают предложение, и без присутствия в актерах глубинного женского начала, то есть, умения нравиться, кокетничать, предлагать себя, производить впечатление, им просто не выжить в этой профессии. Самое интересное, что это касается не только актеров, но и большинства творческих людей. Я знала выдающегося дирижера, который обладал точно такой же женской психологией. Так что, всю свою жизнь я провела со странными мужчинами, зная эти нюансы, во многом потакая им.

Идет перед тобой такое существо, на нем джинсы, кроссовки, короткая стрижка, и ты не понимаешь – женщина это или мужчина?

Папа прощал нам очень многое, мягко соглашался и уходил. Не помню ни одного случая, когда он хоть в чем-то возразил бы маме. И делал это не потому, что был добрым человеком, а потому, что, как мужчина, чувствовал, что с женщинами по-другому просто нельзя. Он безумно любил моего покойного брата, и когда однажды я сказала маме, что никогда не видела папу плачущим, мама мне возразила: «Он очень плакал, когда умер Мусабек»… Но я была маленькой… Я не видела этих слез… Я не видела их даже тогда, когда мы с ним каждое воскресенье ходили на кладбище. Даже там папа не приобщал меня к своему горю. Напротив, он играл со мной в прятки, рассказывал что-то про цветы… Маму же, обессиленную от горя, он вообще не допускал к этому месту…

Эта пронзительная и незаметная на первый взгляд нежность всегда присутствовала в их отношениях. Папа, например, никогда не ходил на базар, но он всегда точно знал маршрут, по которому мама возвращается, молча брал тяжеленные сумки и тащил их домой. В тех же редчайших случаях, когда папа все же вынужден был пойти за покупками, мама восклицала: «Алибек, они тебя ждут! Ну кто же еще за такую цену может купить у них желтые огурцы, гнилые помидоры или мелкую картошку!»

Папа, например, никогда не ходил на базар, но он всегда точно знал маршрут, по которому мама возвращается, молча брал тяжеленные сумки и тащил их домой

Она мне сказала: «Никогда не плати за мальчика. Дядя Рагим всегда говорил – “мы любим женщин, которые дорого нам стоят”»

Маму я помню постоянно ворчащей и всем недовольной. Она всегда приводила в пример других женщин, "у которых были настоящие мужья". Наблюдая их сложные отношения, я никогда не думала, что их связывает любовь. Ну, живут люди полвека вместе, и что?… Только когда папа смертельно заболел, я поняла – насколько же ему была дорога эта женщина, которая после смерти сына вообще потеряла женский облик. Из ее жизни навсегда исчезли помада и духи, стремление к модной одежде. Но папина любовь к такой погасшей, утратившей блеск глаз, женщине, от этого не стала меньше…

 

Уже не вставая с постели, практически не разговаривая, единственное, на что у него хватало сил, это шептать два слога: «А-ня». И несмотря на то, что я постоянно сидела с ним, он хотел только одного – чтобы рядом была мама. Только в ее присутствии он успокаивался и блаженно закрывал глаза. Для меня это было настоящим откровением, что такой странный, тихий, скромный человек был так предан и верен всю жизнь. А ведь полвека – это немало…

 

Помню, как мы получали из Ирана и Америки посылки от тети Фани, маминой сестры. Зная, что наш папа не сможет в этом смысле о нас позаботиться, она присылала нам целые ворохи модной одежды. Однажды в посылке оказался великолепный мужской костюм в клеточку. Когда папа его примерил, мама вскрикнула от восторга: «Ах, Алибек, ты стал совсем другим человеком! Как же она угадала, носи его». Но папа снял костюм и тихо сказал: «Продай его, Аня, я это не одену». Он считал, что это все не главное, не по сути, без этого можно прожить.

 

Один раз папа отправил нас отдыхать в Кисловодск и пообещал, что пока нас не будет, он сам сделает ремонт. Когда мы вернулись, мама встала у дверей и ужаснулась – обои были приклеены криво. Естественно, мама с ним поругалась, несмотря на то, что папа обещал все исправить. Мне кажется, это извечное мамино недовольство было связано с тем, что у нее пред глазами стоял пример дяди Рагима, мужа ее сестры и отца нашего Лютика. Вот уж кто был полной папиной противоположностью. Когда дядя Рагим женился на моей тете Фане, он купил большую квартиру, где мы потом жили, содержал огромную семью, имел любовниц, которым покупал дорогие подарки в Торгсине. При этом, дядя Рагим был очень начитан, остроумен, обладал феноменальной памятью и всех держал в кулаке. Моя мама считала, что настоящий мужчина должен быть именно таким.

 

После их отъезда в Иран в нашей семье долго жили легенды и афоризмы дяди Рагима. Помню, однажды я попросила у мамы деньги на билеты в кино, в том числе и для моего сокурсника, и она мне сказала: «Никогда не плати за мальчика. Дядя Рагим всегда говорил – “мы любим женщин, которые дорого нам стоят”».

 

По сути, он был гениальным коммерсантом и вполне мог бы стать миллиардером, если бы, как говорила мама, не его страсть к женщинам, игре и широкой жизни. Однако он умудрялся сделать так, чтобы тетя Фаня не была в курсе его дел, хотя в конце жизни она все его увлечения воспринимала философски, тем более что на благосостоянии семьи это никак не сказывалось. И мою маму эти его качества всегда восхищали.

 

При этом дядя Рагим был умнейшим человеком и очень хорошо относился к папе, прекрасно понимая, что у каждого своя судьба, и каждый для этой судьбы призван богом и награжден определенными способностями. Папа не мог так ухаживать, не мог так влюбляться, дарить драгоценности и уж, конечно же, не мог, как дядя Рагим, делать из любой женщины богиню. Причем, дядя Рагим влюблялся в любых женщин, порой не очень красивых и обаятельных, но в каждой он находил «изюминку» и возносил ее за это до небес.

 

Однажды дядя Рагим ехал в поезде, и в вагоне стояла такая страшная духота, что у него буквально перехватывало дыхание. Вдруг по проходу между рядами прошла какая-то женщина: «Я не видел ее лица, но за ней остался такой тонкий аромат невероятно прекрасных цветов, что я в нее влюбился»… Тетя Фаня до конца жизни была им очарована и твердила его имя, как святое заклинание – Раги-джан, Раги-джан… Вот такой это был человек, наделенный необыкновенно ярким мужским талантом…

 

Чем дольше я живу, тем больше для меня исчезает и растворяется во времени понятие «мужчина»… Помню, как восхваляли в прессе подвиг Севиль Газиевой, которая стала трактористкой, и помню ее жуткую смерть от собственного шарфа, который накрутило на какой-то механизм. И я часто задумываюсь – неужели в том селе не было мужчин, которые бы могли управлять трактором? Куда они делись? Неужели эту тяжелейшую работу надо было поручать этой девочке? Значит, не было… И ей, из-за куска хлеба, пришлось взвалить на себя мужскую работу.

 

У меня складывается такое ощущение, что век, который раскрепостил женщину и уравнял ее с мужчиной, совершил большой грех, потому что это неправильное равенство, и в таком исполнении он не имеет права на существование. Каждому из нас бог определил свою территорию, а сейчас вторгаться на чужую, несвойственную тебе территорию, стало правилом. Женщина больше зарабатывает, принимает решения, тянет семью и работу, а мужчины, понимая, что с этим бессмысленно бороться, сдались. И, сдаваясь, потеряли многие свои мужские качества, в том числе и ту снисходительность к женщине, которую я так ценила в папе.

 

Да и сама я, вопреки своему женскому предназначению, выбрала мужскую профессию и стала режиссером. Но судьба подарила мне очень короткий, по-настоящему женский период, когда я вышла замуж за Газанфара. По природе своей он был тираном, то есть полной противоположностью папе и дяде Рагиму. Он считал, что все мое время теперь должно принадлежать только ему. Никаких разговоров с подругами, посиделок, репетировать, правда, я могла, но как только все заканчивалось, меня уже ждала машина. Я была уже довольно состоявшимся режиссером. Однако когда на нашей даче в Мардакянах собирались его друзья, сплошь знаменитые артисты, я мгновенно превращалась в гостеприимную хозяйку, которая, между тем,  не имела права сидеть с мужчинами за одним столом…

У меня складывается такое ощущение, что век, который раскрепостил женщину и уравнял ее с мужчиной, совершил большой грех, потому что это неправильное равенство

 

Были в нашей жизни такие вещи, которые, как считал Газанфар, должен делать только мужчина. Каждую субботу мы отправлялись на дачу, а в то время дорога от Баку до Мардакян была усеяна множеством мясных лавочек. И, несмотря на то, что у него было свое излюбленное место, и только там он покупал баранину, он останавливался около каждой лавки. Надо было видеть, как внимательно он осматривал мясо, как тщательно его выбирал, как будто это была невеста. Боже сохрани, чтобы я не то что купить, а помыслить посмела о том, чтобы самой купить мясо! Когда мы, наконец, добирались до дачи, он приступал к делу – у него был специальный пень, особенный топорик, он надевал фартук, садился, и начиналось священнодействие. Газанфар разделывал мясо, раскладывал все по сверткам и надписывал – «люля-кябаб», «шашлык», «бозартма», «котлеты», «плов», и в течение недели я должна готовить в соответствии с этими предписаниями.

 

Не говорю уже о том, как великолепно он готовил джыз-быз, а я даже присутствовать при этом не могла, единственное, что он мне доверял – это картошка, которую надо было нарезать на кубики. Если я нарезала ее обычной соломкой, это тут же выкидывалось, и он заставлял меня делать снова, приговаривая: «Чтобы кубики были, ку-би-ки»… Это было проявление настоящего восточного мужчины. Только с ним я поняла, что такое мужик в доме.

 

Нравилось ли это мне?.. В какой-то степени меня это очень устраивало, и я до самой его смерти даже не знала, сколько стоит хлеб. Он создал мне невероятно комфортные условия, в этом смысле я была, как за каменой стеной. Он мало оставлял мне времени для общения с другими людьми, очень не любил когда я читала. В эти моменты ему казалось, что я ухожу от него, я не с ним, и он очень ревниво к этому относился: «Брось книгу, я же здесь, рядом!» Он был старше меня на 13 лет, и однажды произнес ужасно трагичные слова, которые до сих пор звучат в моей памяти: «Говори со мной, говори со мной, – и после долгой паузы тихо добавил, – я же умру раньше тебя»…

 

В моих глазах Газанфар был настолько мужчиной, что я поняла – оказывается, до него я несла на себе огромный воз вещей, которые должен делать мужчина: покупать, приносить, иметь дела с мастерами, обустраивать быт. Сейчас я таких мужчин, к сожалению, не встречаю. Я вижу, как современные женщины все тянут на себе, им просто не на кого это скинуть, и это чудовищно!

 

«Говори со мной, говори со мной, – и после долгой паузы тихо добавил, – я же умру раньше тебя»

Мне кажется, все это связано с нарушением демографического равновесия. Вторая мировая война унесла лучших мужчин. И в городе, и на селе остались одни женщины, и мужчины страшно избаловались излишним женским вниманием. И это продолжается по сей день. А мы, не оправившись от той войны, уже пережили несколько новых…

 

Мне бы хотелось сказать еще об одном качестве тех мужчин, которые сыграли большую роль в моей жизни – это ответственность, ответственность за все! Они понимали, что за ними, как говорят американцы, «deadline», никого нет, мертвая зона, и только они должны отвечать за то, что лампочка не горит, за то, что я устала, и он чувствует за это вину. А сейчас…

 

Сейчас это качество потеряно на самых изначальных, глубинных проявлениях. Мужчины больше не несут никакой ответственности за женщин, которые им принадлежат. Наоборот, они боятся, они бегут от этого, даже не понимая, как они обедняют в духовном смысле свою жизнь. Многие современные мужчины проживают свой век, пользуясь продажными женщинами, так и не познав самое дорогое чувство на земле – любовь… Это отсутствие истинно мужского качества ответственности очень трагично. Вообще, это очень больная тема отношений между мужчинами и женщинами связана и с демографией. Мальчиков сейчас рождается больше, но их и убивают больше. Вспомните, сколько мужчин «сожрали» Карабах, Чечня, Афганистан…

 

Я давно уже не задаю себе вопросов о поисках выхода из этой ситуации, ибо они бессмысленны. Так устроена современная жизнь. Единственное, что мы можем делать – это честно выполнять свою работу. Лично моя задача заключается в том, чтобы пробудить в моем зрителе духовное начало, чтобы он вышел со спектакля порядочнее, чище, чтобы он знал, что такое настоящая любовь, свобода, чтобы он возненавидел фашизм и тиранию. И я перед богом обязана выполнить эту непростую задачу! Как это у меня получается, не мне судить, но я стараюсь делать это максимально честно. И в качестве режиссера я пытаюсь сказать, что Ромео и Джульетта по-прежнему живы.

 

Мне бы очень хотелось, чтобы каждый из нас вспомнил себя четырнадцатилетним, потому что потом уже никто не умирает из-за любви. Но эта сумасшедшая любовь может существовать хотя бы в этот маленький период времени, когда мы готовы отдать за нее жизнь. Я хочу, чтобы люди почувствовали, вспомнили, какими же бескомпромиссными и влюбленными они были, сколько открытий они сделали, как не спали по ночам, а порой даже жить не хотели без возлюбленных, и от этого им было хорошо… А потом… Потом мы тихо-тихо предаем себя всю оставшуюся жизнь…

 

Возвращаясь к разговору о современных мужчинах, мне хотелось бы сказать, что он может быть очень бедным и не иметь возможностей проявлять свое внимание к женщине в материальном плане. Но если он обладает мужским глазом, мужской ответственностью, которые совершенно не зависят от количества денег, это сделает его особенным. Он должен уметь делать то, что не может и не должна делать женщина, и делать это прекрасно. Я не должна видеть женщину с молотком, топором, нагруженную тяжестями. Я не должна видеть женщину, которая стоит в автобусе, а сидящий мужчина от нее отворачивается. Иногда мне так и хочется сказать: «Сиди, мой золотой, ты уже стал, как баба. Сиди. Я сильнее тебя».

 

Правда, я очень редко пользуюсь транспортом, но иногда наблюдаю такие картины и возмущаюсь про себя – ну что тебе стоит, будь ты хромоногий, больной, старый, встать и уступить ей место?! Я хочу чувствовать, что меня окружают мужчины, а не бесполые особи. Сегодня я так редко ощущаю себя женщиной при мужчинах. Очень редко…

 

Я почти забыла, как это прекрасно чувствовать себя просто женщиной, достойной уважения, снисхождения, преференций. Такими нас создал бог, и так было всегда. И у нас в доме так было. Мой папа зарабатывал совсем немного денег, он совсем немного мог, но он всегда подчеркивал, что мы достойны его любви, ласки, снисхождения, защиты.

 

А сегодня женщины, к сожалению, даже привыкли без этого обходиться. Так что лучшие друзья девушки, как говорила Мэрилин Монро, вовсе не бриллианты, а все-таки мужчины. Хотя… Если мужчина, как бриллиант, рядом с тобой, то я предпочитаю мужчину. Но если твои бриллианты всегда при тебе, а мужчина бог знает где, то лучше бриллианты. В этом смысле Мэрилин была права, потому что все ее мужчины, за исключением Артура Миллера, были предателями…

 

Мне бы очень хотелось, чтобы наши мужчины поняли простую истину – даже крошечный жест по отношению к женщине тут же переводит их из разряда бесполого существа на достойную высоту – именоваться мужчиной.

 

Джаннет Салимова

режиссер