1816-1826 годы - Валериан Мадатов под покровительством генерала Ермолова - ЧАСТЬ IV
Сабухи Ахмедов,
Доктор философии по истории
В предыдущих статьях мы рассмотрели, как было сфальсифицировано происхождение генерала Валериана Мадатова, как при покровительстве И.Аргутинского-Долкорукова и Л.Лазарева он стремительно взлетел по каръерной лестнице.
Но «звездный час» Мадатова наступил, когда он был переведен на Кавказ. Причиной перевода были реформы в царской армии, когда выяснилось, что Мадатов абсолютно безграмотен, т.е. не имеет не только военного, но и вообще образования. Такой «полководец» не отвечал требованиям времени и его выслали к другому «вымирающему динозавру» - генералу Алексею Ермолову. Естественно, истинная причина перевода Мадатова армянскими авторами не указывается.
Как мы уже говорили, армянские авторы по вопросу биографии В.Мадатова в основном ссылаются на Г.Карапетяна и С.Мхитарян. Г.Карапетян так описывает назначение Мадатова на Кавказ: «С 1819 г. начинается славная боевая деятельность князя Валериана Мадатова на Кавказе, куда он вернулся в статусе правителя Ширванского, Нухинского и Карабахского ханств. Там он пробыл 11 лет, став правой рукой генерала Ермолова. В 1816 Мадатов был назначен командующим войсками в Карабахском ханстве, а в следующем году - окружным начальником уже в нескольких ханствах: Шекинском, Ширванском и Карабахском» (см. Карапетян Г. Штрихи к портрету Валериана Мадатова // Величайшие армяне в России: бесстрашный генерал Валериан Мадатов). Карапетян, видимо, не совсем определив для себя, когда же Мадатов назначен на Кавказ – то ли в 1816, то ли в 1819 году, указывает его должности так, как ему хотелось бы – «правитель Ширванского, Нухинского и Карабахского ханств».
О том, что Мадатов не был правителем ханств и, что ханствами управляли наследственные правители из числа азербайджанских родов, красноречиво говорят официальные русские источники. Так, после убийства Ибрагим Халил хана власть над Карабахом была передана по наследству его сыну Мехтигулу хану. Император Александр I признал над Карабахом именно его власть, а не власть каких-то мифических армянских правителей: «Нашему любезно-верноподданному ген.-м., Карабагской земли наследнику Мехти-Кули-аге Наша Императорская милость и благоволение. Утверждаем вас ханом Шушинским и Карабагским, позволяя вам владеть сею землею под верховным Нашим покровительством, державою и защитою Российской Империи, коей в верности подданства и в признании единственной Нашей над собою власти торжественно обязаны вы учинить присягу. Все обязанности ханства Карабагского, права и преимущества оному дарованные, какие письменно постановлены и к той грамоте от слова до слова приложены, Всемилостивейше ныне подтверждаем как вам, так будущим по вас преемникам.» (см. Высочайшая грамота генерал-майора Мехти Кули ага от сентября 1806 года // Акты Кавказской Археографической Комиссии (далее АКАК). Архив Главного Управления Наместника Кавказа. Том III. Под ред. А.Д.Берже. Тифлис, 1868, с.336-337).
Должность Мадатова значилась как командир русских войск в Карабахском ханстве. Генерал А.П. Ермолов, командующий Отдельного Грузинского Корпуса русской армии назначил Мадатова также военно-окружным начальником, но отнюдь не правителем, в Шекинском, Ширванском и Карабахском ханствах.
Современные российские авторы восхваляют Ермолова. Для наглядности используют этот портрет Ермолова, показывающий его в период Отечественной войны. Однако остался ли он таким же, получив почти полную власть на Южном Кавказе?
Ермолова - полководца, вешавшего пленных за ноги вниз головой, называвшего подданных империи словами «мошенники, сволочи», уничтожавшего дома и семьи своих противников показывают как «великодушного к врагу доблестному» (см. Военная энциклопедия. Под ред. К.И.Величко и др. С.-Пб., т. X, с.345; Князь Щербатов. Генерал-фельдмаршал князь И.Ф.Паскевич. т.II, С.-Пб., 1890, с.193.). Командующего, не обеспечившего свои войска одеждой, продуктами, фуражом, транспортом показывают как «пользовавшегося восторженной любовью за заботу об интересах солдат и офицеров». Ермолов использовал войска для строительства гражданских объектов, но это преподносится как «всяческие старания скрасить тяжелую жизнь войск». Человека, при котором расцвели казнокрадство и взяточничество, что признавали даже сенатские комиссии, человека, принимавшего под видом «дорогих подарков» взятки скотом, лошадьми, предметами антиквариата, дорогим оружием показывают как честного бессеребреника. При Ермолове сотни семей исконных жителей Кавказа покинули своё местожительство, что нанесло огромный урон экономике региона. А он демонстрируется как государственный деятель «содействовавший торговле и промышленности» (при том, что первая мануфактура (даже не завод или фабрика) появилась на Кавказе лишь в 1829 г.). Ермолов, никогда не женатый, имел «от разных связей» сыновей Виктора (от черкешенки Сойды), Севера, Клавдия и Николая (от черкешенки Токай) и дочь Софию. Тем не менее его ныне преподносят как образец целомудрия (см. Военная энциклопедия, т. X, с. 346). Про дипломатическую деятельность Ермолова между двух русско - иранских войн пишут как «блистательную службу», и даже не желая видеть очевидные факты, в том числе начало II русско-иранской войны пишут: «Персия отказалась от земельных притязаний, стала дружественной». Российское правительство «обязано» Ермолову десятками восстаний на Южном Кавказе и началом войны на Северном, но русские авторы указывают, что «Кавказ верно и быстро шел к подчинению русскому владычеству», а жестокости Ермолова оправдывают: «Эта политика восполняла ему недостаток материальных средств и сокращала время». Желая затушевать военные неудачи Ермолова в 1826 году, указывают: «успехи противника ограничились лишь уничтожением Миракского поста, да разорением одной немецкой колонии». На самом деле по его вине были уничтожены десятки постов и даже главные квартиры полков, русские войска понесли большие потери, противник захватил большие трофеи, в том числе артиллерийские орудия и в конечном итоге русские войска были выбиты из Северного Азербайджана.
Собственные письма Ермолова поражают наглостью. После уничтожения ряда сел в Дагестане он писал: «Хочу признаться, что покорение всего Дагестана меня потешило»; он писал о подавлении восстания грузин в Имеретии: «… этот глупый бунт в Имеретии отвлекает меня от некоторых полезных предприятий» (см. Ермолов А.П. Письма., с.22, 27). Окружая себя большим конвоем Ермолов писал: «надо признаться меня здесь не очень любят, но и то правда, что Правительство ничего не теряет, ибо столько же боятся. С сдешнею дичью не много выиграешь благостию!»; «сдесь разнесся слух, что меня отзывают и другой назначен на мое место начальник. Ты представить не можешь - какая была радость князей дворянства Грузинского, и в сем чувстве с ними сравнялись чеченцы, которые в восхищении»; «Не мне гибнуть от сдешних глупых народов!» (см. Ермолов А.П. Письма., с. 24, 8, 47).
Вот так выглядел Ермолов, когда он возомнил себя правителем всего Кавказа.
Ермолов проводил репрессии и против территорий, на которых не было восстаний: «Я расчел, что лучше наказать примерно такие области, от которых мы еще никакой пользы не получаем и тем устрашить Грузию, которая начинает приходить довольно в цветущее состояние.»; применительно к восставшим он употребляет термины «тварь», «сволочи», «дичь», «мошенники», «злодеи»: «ужаснейшая скотина...», «трухменцы, башкиры и другие твари»; «из турецкой сволочи не много бывает людей порядочных» (см. Ермолов А.П. Письма., с.37, 45, 28).
Когда слухи о его зверствах достигали Петербурга, Ермолов тут же засыпал чиновников льстивыми письмами, не забывая добавить к ним дорогие подарки (в письмах он открыто указывает, каким лицам передать дорогие персидские шали, чепраки и т.п.): «…не браните ли Вы меня за Римские мои приказы? Я уверен, что многие возразят против сего ряда приказов, но Вы просмотрите сквозь пальцы и никто не посмеет находить их странными. Ко всему привыкают!», «…не браните ли Вы меня за приказ в роде Римского? А многим бы и хотелось подобные делать фарсы, но никто не посмеет…однако же замолви нечто прежде в защиту мою» (см. Ермолов А.П. Письма., с.5, 9.). Ермолов не только признает жестокость (или как он выражается, «римский характер») приказов, но и призывает чиновников смотреть на жалобы «сквозь пальцы». Временами он посылал письма, где отмечал трудность своей службы и тяготы, которые переносит: «сдешним пребыванием начинаю скучать и не мудрено, ибо жизнь несноснейшая, нет никаких удовольствий и трудов без конца», «скучаю собственно самим образом жизни», при этом незабывал добавлять: «…я давно уже рассуждаю более о пользе государственной, нежели о собственной» (см. Ермолов А.П. Письма., с. 33, 15). Когда в 1820 году Ермолова чуть было не перевели с Кавказа, этот радетель государственных интересов использовал все связи, чтобы остаться на Кавказе: «Я не желаю переменить место» (см. Ермолов А.П. Письма., с.25). Этот «бескорыстный служака» в письмах просил и за себя, и за родственников, не забывая выставлять чиновников своими должниками и намекая на то, что «отблагодарит» за услуги: «В письме прошу я о переводе в Гвардию двоюродного брата моего. Он прапорщик Ермолов, служащий в 1-ом пехотном корпусе по квартирмейстерской части. Неужели не сделают для меня сего одолжения! Право, столько я уже заслуживаю! Похлопочите о сем. Не бойтесь, даром у меня ничего не достанет» (см. Ермолов А.П. Письма., с.17). Когда Ермолова упрекали в отсутствии мероприятий по развитию края, он отговаривался: «я живу в таком краю, где нельзя никогда полагаться на будущее время» (см. Ермолов А.П. Письма., с.5). Интриган Ермолов не забывал сталкивать тех или иных адресатов своих писем друг с другом: «Ты однако же еще не генерал-лейтенант, а Витт произведен и Александра (орден Александра Невского- прим.) имеет. Неужели же Государь его более тебя уважает? Невозможно!» (см. Ермолов А.П. Письма., с.41-42).
Ревнивое отношение Ермолова даже к подчиненным показывают написанные им в 1820 году характеристики: о генерал-майоре Дренякине - «усердный, но в начальствовании не внушает себе уважения»; о генерал-майоре Дебу – «хороших способностей ума, но не служба военная должна наиболее сделать его полезным»; о генерал-майоре Курнатовском – «храбрый, но старость притупила его способности, сделала в то же время слабым в командовании»; о генерал-майоре Мерлинге – «к отдельному начальствованию неспособен»; о генерал-майоре Эристове – «должность занимать не может из-за того, что болеет ипохондрией»; о генерал-майоре Краббсе – «не довольно строг в командовании»; о генерал-майоре Королькове – «если и имеет какие способности, то здесь их не проявляет». Генерал-майора Пестеля он охарактеризовал так: «редкий день не был пьян, жителей не только не умел содержать в должном повиновении, …но и сверх того, раздражал их самым оскорбительным распутством». Однако щедрые дары Пестеля привели к тому, что Ермолов назначил того на новую должность и даже стал представлять к наградам, причем за проигранные бои (см. Пронин А. Неизвестная победа проконсула Кавказа // Независимое Военное Обозрение, 07.06.2002).
Единственный (!) кому Ермолов дал хорошую характеристику - генерал-майор Мадатов: «служба его отличная и деятельная» (Ермолов А.П. Письма, с. 51-52). Ниже будет показано, за какие заслуги Мадатов удостоился таких похвал.
Ермолов был недоволен договорами, подписанными между азербайджанскими ханствами и Россией, ведь по ним ханы сохраняли свою власть в составе империи. Поэтому он стремился либо лишить власти ханов, либо уничтожить их физически. Даже русские историки (М. Покровский и др.) признавали, что постоянные провокации и преступные деяния Ермолова отталкивали ханов от России. В Казахе был арестован местный феодал Мустафа ага, в Шамшадиле – Насиб султан, что вызвало волнения 1818-1819 годов в регионе. Волнения прекращены с прибытием дополнительных войск, арестами активистов, переселением 826 семей азербайджанцев из Казаха и Шамшадиля в Иран. Репрессии в Губе и Дербенте привели в 1819 году к восстанию.
Неожиданная победа восставших в бою у села Башлы, в результате которой русские войска потеряли 418 человек, привела к тому, что по приказу Ермолова после подавления восстания были повешены 17 заложников, затем началось выселение семей участников восстаний. Карательные отряды возглавляли армяне Мадатов и Мелик Ваня (больше известен как «Ванька-Каин»). В 1819 году был отравлен и скончался Шекинский хан Исмаил хан, причем сами русские чиновники считали повинным в этом генерала Мадатова (см. АКАК, т.VI, док.1113). После этого Ширванский хан Мустафа хан Ширванский хан заявил: «Мне остается ждать, когда же русские объявят меня предателем» (см. АКАК т.VI, док.1208). И действительно, убив или выселив того или иного местного правителя, прибрав к рукам его имущество, перепродав его земли Ермолов для оправдания своих действий объявлял местного правителя предателем. Как предвидел Мустафа хан, Ермолов ввел в Шемаху четыре батальона пехоты с артиллерией и конницей, и Мустафа хан вынужден был бежать в Иран, а в августе 1820 года Ширванское ханство было ликвидировано. После этого началось давление на Мехтигулу хана Карабахского, завершившееся его бегством в Иран в 1822 году и ликвидацией ханства (см. АКАК, т.VI, док.1302). Из Карабаха русские власти выселили 539 азербайджанских семей. При этом Ермолов и его приспешники пытались снять с себя вину за происходившее: «без всякого на то, повода со стороны правительства, бежали в Персию ханы Ширванский и Карабагский». Началось давление на Ленкоранского хана - единственного азербайджанского правителя, сохранившего власть. Непосредственный участник событий подполковник, граф Симонич писал: «Талышинский хан изменил нам из опасения рано или поздно подвергнуться участи своих соседей, а еще более из-за целого ряда оскорблений, нанесенных ему ленкоранским комендантом. Чиновник этот, недостойный мундира, который он носил, понес впоследствии должную кару; но самое его назначение лежит пятном на управлении генерала Ермолова» (см. Персидская война. Кампания 1826 года, из записок графа Симонича. //Кавказский сборник, т.22. Тифлис, 1901, с.43).
Вместо ханской системы управления была введена комендантская, предоставлявшая собой оккупационный режим. Даже в материалах Сенатских комиссий говорится о злоупотреблениях и преступлениях комендантов, назначаемых из числа русских офицеров. Были полностью сохранены все прежние налоги и повинности, введены дополнительные (на ювелиров, продажу гончарной посуды, установлен налог на огороды и т. д). В поборах и взятках было замешано большинство чиновников и офицеров местной администрации, особенно выделялся генерал Мадатов. Как выяснила сенатская комиссия, сам Ермолов был замешан в присвоении коней, ювелирных изделий, дорогого оружия, семи тысяч баранов и др., которое отмечалось как «подарки местного населения» (см. Уманец С.М. Проконсул Кавказа. С.-Пб., 1912, с.75). Временами те или иные села объявлялись «неблагонадежными» и под предлогом поисков мятежников проводились массовые грабежи (например, в 1820 году в селе Алмалык к северу от Шеки после грабежей было сожжено 200 домов, вместе с русскими войсками в этом принимали участие «армянские добровольцы») (см. АКАК, т.VI, док.1139, 1140). В приграничных районах русские войска грабили население, а прибывшие для рассмотрения жалоб комиссии отмечали факты как
«вылазки иранцев». Национальный и экономический гнет дополнялся религиозным. Попытки насильственного обращения населения в христианство сопровождались преследованием наиболее популярных деятелей духовенства (например, Хаджи Мир Нияз Эфенди Ширванского) (см. АКАК, т.VI, док.1056), превращением мечетей в церкви (например, в 1823 году мечеть Дербентского магала превращена в церковь Святого Георгия), составлением русскими чиновниками текстов проповедей для моллы и таким одиозным мероприятием, как приказ генерала Ермолова от 1822 года о запрете хаджа (поклонение святым местам ислама) населению Мусульманских провинций Кавказа (см. АКАК, т.VI, док.1058).
Валериан Мадатов пришелся как нельзя кстати такому «деятелю» как Ермолов. Как же описывают деяния Мадатова на Кавказе армянские историки? Г.Карапетян пишет: «В 1818 году Ермолов предпринял покорение чеченцев, и главным его помощником был Мадатов, покоривший восставших жителей Табасаранской области, терекоменских лезгинцев, жителей Каракайдакской провинции. Затем он помог Ермолову одержать блистательную победу над акушинцами под Лавашей и занять их главное укрепление — Акушу. В 1820 Мадатов разбил казыкумыкского хана Сурхая и за две недели покорил всё ханство; организовал в нём суды, провёл дороги, учредил казачьи посты, способствовал развитию торговли и промышленности, разведению шелковичных садов, основанию конских заводов и т.п.. Т.е., читателю предлагается поверить в то, что Мадатов одним мановением руки не только покорял огромные территории, но и умудрялся проводить дороги, способствовать развитию торговли и промышленности (!), разведению шелковичных садов, основанию консиких заводов. И это при том, что ему как командиру русских войск в Карабахском ханстве и военно-окружным начальнику в Шекинском, Ширванском и Карабахском ханствах территории Северного Кавказа не подчинялись, и направлялся он сюда лишь для кратковременных карательных экспедиций.
С.Мхитарян назначение и деятельность Мадатова описывает следующим образом: «В этом новом звании Мадатову "много способствовало знание азиатских нравов и восточных языков, особенно же татарских, на котором он изъяснялся не только свободно, но даже красноречиво. Но не одни эти сведения содействовали князю Мадатову к отличному исправлению его должности, благоразумные распоряжения его, открытый благородный характер, более, нежели что-либо другое, снискали ему любовь и доверенность ханов". С побежденными князь Валериан Мадатов обходился по-христиански милостиво, зачастую отпуская по домам всех военнопленных. Возвратясь из этих походов, следствием которых было полное покорение Северного Дагестана, Мадатов занялся благоустройством вверенных ему ханств, и добился такого их процветания и спокойствия, что появилась поговорка: "Женщина в Карабахе может ходить безопасно с блюдом золота на голове". Им были учреждены суды (диваны), в которых он сам председательствовал для поддержания справедливости. Князь также занялся улучшением дорог, разведением шелковичных садов, улучшением конных заводов и иными отраслями хозяйства, увеличивая доход управляемых им ханств» (Мхитарян С. Герой Отечества генерал-лейтенант Валериан (Ростом) Григорьевич Мадатов). Эта информация размножена во множестве изданий и продолжает размножаться на интернет-сайтах. Что же было на самом деле?
Назначение военно-окружным начальником Мадатов использовал с выгодой для себя. После подавления восстаний в Дагестане имущество репрессированных отошло к Мадатову, точно также как большая часть имущества Шекинского, Ширванского и Карабахского ханов. В первой статье серии, посвященной Мадатову мы уже говорили о том, что по фиктивным документам, подтвержденным Ермоловым, Мадатов, якобы родившийся в знатной семье в селе Туг около Шуши, получил титул князя и срочно стал строить в селе Чанахчы родовое имение, причем используя казенные деньги. Жалобы Карабахского правителя Мехтигулу хана дошли до Петербурга и Комитет Министров? и Министр Иностранных Дел Нессельроде не одобрили отбор земли у Карабахского хана в пользу Мадатова, поэтому Ермолов писал в письме: «Комитет Министров не с настоящей стороны смотрел на мое представление… хан Карабахский возвращал предкам его (Мадатова) принадлежавшее имение. Жаль Мадатова!» (см. Ермолов А.П. Письма, с.5). Т.е., Мадатов отбирает земли и имущество у Карабахского хана, но его покровитель Ермолов пишет, что хан «возвращает Мадатову то, что ему принадлежит!» Для подтверждения своих слов Ермолов послал документы, якобы подтверждающие права Мадатова на эти земли, но в Петербурге быстро раскрыли их подложный характер, и Ермолову пришлось в очередном письме указать: «Хотел я лично похлопотать о деле Мадатова в рассуждении имения, принадлежащего его предкам и возвращаемого ханом, но Нессельроде так испакостил его, что уже и получил я отказ… Мне ужасно сие досадно и я намереваюсь, сделав возражение опять войти с представлением» (см. Ермолов А.П. Письма, с.9). Однако и на этот раз его представление было отклонено: уж очень нагло он действовал и все доказательства были шиты белыми нитками: «По известному делу Мадатова получил отказ Комитета Министров и весьма основательный» (см. Ермолов А.П. Письма, с.17). Таким образом, в столице раскрыли преступления Ермолова-Мадатова, но несмотря на это, земли и имущество Карабахскому хану не были возвращены! Мадатов, пользуясь покровительством Ермолова, продолжал строительство собственного имения в Чанахчы вплоть до начала войны 1826-1828 годов. Незаконность присвоения им имения подтвердилась уже в 1829 году в ходе работы специальной Сенатской комиссии, и имение было конфисковано, равно как и его тифлисский дом (см. Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. т.III. Персидская война 1826-1828 гг. Санкт-Петербург, 1886, с.269-270). Было установлено, что площадь присвоенных Мадатовым земель в Карабахе равнялась 102.462 десятинам земли (см. Əsədov F., Kərimova S. Çarizmi Azərbaycan gətirənlər. B., 1993, s. 29).
Ермолов попытался использовать Мадатова в качестве дипломата, послав от своего имени на переговоры в Тебриз с принцем Аббас Мирзой, сыном Фатали-шаха Каджара. Мадатов истратил огромные казенные средства, помпезно и пышно организовав встречу, но потерпел фиаско (см. Потто В., т.III, с.15). Ермолову не удалось представить своего протеже Мадатова как дипломата.
Не стоит думать, что преступления Ермолова-Мадатова касались лишь азербайджанского, грузинского и северокавказского населения. Казнокрадство и взяточничество отражались и на состоянии русских войск. Войну 1826 года русские войска на Кавказе встретили в верхней одежде и обуви 1821-1822 годов, из нового белья были выданы только рубашки и это при том, что из казны исправно переводились деньги на закупку одежды и униформы (см. Князь Щербатов. Генерал-фельдмаршал князь И.Ф.Паскевич. т.II, С.-Пб., 1890, т.II, с.134). Ермолов использовал войска на строительных работах в Тифлисе, его фаворит Мадатов – в селе Чанахчы. Присланные после войны на Кавказ правительственные комиссии, закрыли глаза на отношение Мадатова к азербайджанцам, но признали, что «Мадатов перевел 42-ой егерский полк из Шуши в Чинахчи, для работ по устройству усадьбы». И хотя государство выделяло дополнительные деньги для строительных работ, большая часть строителей их не получала (см. Князь Щербатов, т.II, с.199).
Тяжелым, а временами отчаянным было положение русских войск с продовольствием. Ермолов решение этого вопроса поручил Мадатову, однако, как показало начало боевых действий в 1826 году, никаких запасов не имелось. Именно поэтому осажденные русские гарнизоны Шуши и Баку испытывали голод; порой занимающий выгодную позицию командир вынужден был из-за отсутствия продовольствия покидать ее и идти на соединение с основными силами, пробиваясь с боями. Закупка продовольствия для войск была поручена Мадатову, но, получив деньги вперед за хлеб в 1825 году, он и в 1826 году его не выставил, «что поставило русские войска в Карабахе на грань гибели». Когда же ему сообщили о голоде, Мадатов обратился к войскам: «-Ну ребята, правду ли я слышал, что у вас нет говядины?»- «Так точно», отвечали солдаты. -Так вот ребята, что: я вас знаю – вы русские воины. Я поведу вас на персиян, мы их побъем, - и тогда у нас всего будет вдоволь!» (см. Потто В., т.III, с.132).
Интересно, что при всем этом позёрство Мадатова не имело границ. Прибывший на Кавказ в 1826 году и сменивший Ермолова генерал И.Ф.Паскевич ещё не зная происходивших здесь событий, поручил решить вопрос снабжения войск Мадатову, как это было раньше при Ермолове. Мадатов «разыграл обидчивость, показывая недостойность поручения, хотя, зная, как он устраивал свою усадьбу в Чанахчи, странно было видеть его обидчивость» (см. Князь Щербатов, т.II, с.66). Мадатов при новом командующем пытался показать себя лишь боевым генералом, но документы и свидетельства показывали обратное. Тогда Ермолов настоял на своем, тем более что деньги за поставки продовольствия получил именно Мадатов, и надо было возвращать либо деньги, либо привезти продовольствие. Каково же было удивление Паскевича, когда Мадатов ничего не поставил заявив, что скота для забивания на мясо нет, а зерно население не хочет продавать, а его покровитель Ермолов подвел Паскевича к карте и заявил (указывая на карту): «Вот здесь много деревень, большое население и в них всего достать можно». Один боевой генерал своровал деньги на снабжение войск, второй – причём ни кто-нибудь, а сам Ермолов (!) предложил ограбить местное население, чтобы достать всё необходимое. Помня, что такие методы привели к восстаниям в июне- июле 1826 года, Паскевич отказался от насильственного изъятия продуктов у населения, и, получив новые средства, стал закупать продовольствие у населения. Население, которое якобы, по словам Мадатова, отказывалось продавать продукты, теперь его продавало. По подсчетам М.Коцебу, Южный Кавказ способен производить продуктов и фуража, достаточных для содержания 72 тысяч человек и 5 тысяч коней и, как он указывал, «было удивительно, что, собирая огромное количество продовольствия и фуража русские войска оставались голодными» (см. Описание вторжения персиян в Грузию в 1826 г. Записки М.Е.Коцебу // Кавказский сборник, т.22. Тифлис, 1901, с.62-63). Интересно, что переводчиком Паскевича в отношениях с местным азербайджанским населением был бывший переводчик Ермолова - армянин поручик Карганов.
То, что вытворял Мадатов, прекрасно было известно Ермолову, но имея долю (иначе и не скажешь) от его преступлений, Ермолов укорял Мадатова в своеобразной форме: «Ты настояший яшка (уменьшительное от армяшка)», на что Мадатов отвечал: «Если я Яшка, то вы целый Яков Яковлевич». Не случайно, что Ермолов после окончания боевых действий стремился выручить своего фаворита, оправдывая его деяния (так, например, нехватку продовольствия в армии объяснял тем, что «провиант в крае не держится») (см. Князь Щербатов, т.II, с.116). От дружбы с Еромоловым Мадатом получал не только материальные блага: «за службу» под руководством Ермолова он получил высшую, 1-ую степень ордена Святой Анны (а это дало ему право на получение потомственного дворянства) и 2-ую степень ордена Св. Владимира.
Поражения русских войск на начальном периоде II русско-иранской войны положили конец государственной и военной карьере А.Ермолова, Мадатов также был лишен сначала гражданских, а затем военных должностей. Однако вскоре Мадатова стали тщательно «обелять». Обвинения в конкретных должностных преступлениях были заменены такой характеристикой: «Мадатов был человек совершенно необразованный, храбрый, но нравственности более чем сомнительной; несколько напускная простота его общения, выражая беззаветную откровенность, прикрывала и ловкую льстивость, и восточную пронырливость» (см. см. Князь Щербатов, т.II, с.228).
Интересную форму «отбеливания» деяний Мадатова, как деяний, бросающих тень на русскую армию и Российское государство нашел В.Потто: «На самую память его брошено несколько жестких обвинений, в которых ему не пришлось найти всеобщего оправдания. Следя за его управлением татарскими провинциями, многие и при жизни его и после находили в его действиях нечто азиатское, произвольное и деспотичное. Что в его действиях был этот характер, – оспаривать никто не будет; но ему есть другое, более веское и логическое объяснение. Нужно представить себе этот край, в котором ничто не уважается, кроме силы и власти, край, только что перешедший из рук ханского произвола под господство закона и не утративший ни одной черты в понятиях, которыми объяснялась и поддерживалась деспотичная власть, чтобы понять, что Мадатов, коротко его знавший, только приноравливался к его обычаям и нравам. Так, чтобы вызвать необходимое обаяние своей власти, он, как рассказывают, донося о всех предположенных им смертных приговорах, вместе с тем всегда представлял народу дело в таком свете, что он своей властью казнит и имеет на то право; и это было целесообразно с нравами и понятиями мусульман». Иными словами, Потто не может оспорить факты, говорящие о злодеяниях Мадатова, но предлагает считать Кавказ «краем, в котором ничто не уважается» и, что «нравы и понятия мусульман» были таковы, что сообщение о вынесенных смерных приговорах должно было «вызвать необходимое обаяние власти».
Почему же Мадатова так «обеляли»? Оказалось, что Мадатов получив отказ из Петербурга на признание незаконно захваченных им земель и богатств, понял, что покровительства Ермолова может оказаться недостаточным, а потому стал искать покровителей повыше. Щедрые подарки открывали перед ним двери разных домов, и вскоре он обручился с Софьей Саблуковой. Софья в 12 лет была пожалована в фрейлины императорского двора, с 1816 года постоянно находилась при императрице Елизавете Алексеевне, оказавшись в курсе всех обсуждамых при дворе дел. Такая головокружительная для девушки карьера объяснялась влиянием её отца Александра Саблукова. Сенатор Александр Саблуков был членом Непременного Совета (с 1810 года назывался Государственным Советом) - высшего законосовещательного учреждения при императоре. Членов Совета (а их было всего 35) назначал лично император, назначение было пожизненным. Совет решал практически все внутренние и внешние вопросы страны, обладая огромными полномочиями, так как председателем Совета был сам император. Об отношении императора к А.Саблукову говорит только один факт: помимо обычных привилегий в 1816 ему было пожаловано 10 тысяч десятин земли в разных губерниях по его личному выбору (!). Двух других дочерей Екатерину и Наталью, А.Саблуков выдал замуж за П.Бакунина, директора Императорской Академии наук и художеств, и А.Муханова, губернатора Рязани.
В 1824 году Валериан Мадатов женился на Софье Александровне Саблуковой, обеспечив себе покровительство на самом высоком уровне.
В следующей статье мы расскажем о Шамхорском бое – бое, который выдают за проявление полководческого гения В.Мадатова.
