Александр Шаровский: «Супруга моя – актриса, и у нас дома иногда даже случаются скандалы, если она вдруг начинает говорить о театре»

Интервью с с главным режиссером Русского драматического театра Александром Шаровским.

– Александр Яковлевич, вы окончили институт иностранных языков. Как и почему вы попали в театр?

– Вообще-то эту историю я уже не раз рассказывал. Причиной была… любовь.

Я из еврейской бакинской семьи, в которой профессия «актер» была, скажем так, не совсем понятной, в противовес врачам, педагогам и инженерам. Родители настраивали меня на поступление в медицинский, но я благополучно срезался, потому что у меня были другие мысли. А именно: у меня была цель завоевать особу, работающую в ТЮЗ-е пианисткой. Поэтому, не особо раздумывая, я пришел в театр с просьбой зачислить меня в штат. В руководстве тогда были Зафар Нейматов и Бала Касимов, которые весьма благосклонно отнеслись ко мне – в школе я занимался самодеятельностью, так что кое-какой опыт у меня уже был. Мне дали мне несколько дней на подготовку, потом я благополучно прошел вступительное прослушивание, и меня зачислили в штат театра во вспомогательный состав.

Не буду вдаваться в подробности той истории, скажу лишь, что через несколько дней мы втайне от моих родителей сыграли свадьбу. Конечно, когда все раскрылось, у родителей был самый настоящий шок. Но я сказал им, что в театре ненадолго, и пообещал обязательно поступить в институт иностранных языков.

Вторую часть обещания я выполнил: институт успешно закончил. Но вот театр меня уже так и не отпустил. Вначале я сказал, что причиной моего прихода сюда была любовь, так вот: к театру она оказалась глубже и сильнее, потому что с первой супругой мы впоследствии развелись.

– То есть по специальности вы не работали?

– Пытался преподавать, провел пару-тройку уроков, но, если честно, сразу понял, что это – не мое: учеников я, можно сказать, почти возненавидел (смеется). Скорее всего, я просто был уже настроен на театр и все, что с ним связано.

В моей жизни было много сложностей, катаклизмов личного характера, каких-то неприятных ситуаций житейских (и не только), а театр ко мне всегда относился одинаково благосклонно. У меня как-то сразу сложились с ним отношения, стали получаться роли. Перечислять их все сейчас не буду, но я играл Жадова, Дон Гуана, д’Артаньяна… Помню, тогда на спектакль, поставленный Юлием Гусманом, буквально ломился весь город. Приезжали также москвичи, а на премьеру – авторы пьесы Марк Розовский и Юрий Ряшенцев, а также Максим Дунаевский. Кстати, в этом спектакле я выступил не только в качестве актера, но и как ассистент режиссера.

Однако, несмотря ни на что, в стенах ТЮЗа мне становилось тесновато, к тому же меня всегда тянуло в Театр Русской драмы. Уйти же было почти нереально, потому что между театрами было заключено негласное соглашение не переманивать актеров. Выход нашелся, когда менялось руководство ТЮЗа.

Когда я пришел в Русскую Драму, главным режиссером здесь был Энвер Меджидович Бейбутов – старший брат нашего знаменитого певца Рашида Бейбутова. И хотя я стал играть достаточно много, здесь я окончательно понял, что меня по-настоящему увлекла режиссура. И именно здесь сложилась моя дальнейшая театральная судьба.

Получается, что с театром у меня – самый постоянный и самый удачный роман: хотел стать актером – я им стал; хотел стать режиссером – снова получилось; захотел стать главным режиссером – и вот я здесь, как говорится.

– Вы всему учились на практике, то есть, специального образования не получили?

– Нет. Более того, я считаю, что театру можно научиться только в театре.

Знаете, в литовском городе Паневежис был такой выдающийся режиссер Юозас Мильтинис, который, в свою очередь, был учеником французского режиссера Шарля Дюллена. Так вот, вся эта плеяда знаменитых артистов – Будрайтис, Банионис и другие, являются воспитанниками студии Мильтиниса. Принцип его работы был в том, что он набирал юных людей, в которых он видел некую «искру», оформляя их в театре монтировщиками, макетчиками и так далее. Сам же преподавал им основные студийные науки: движение, речь, ритм, мелодику. И к 18 годам из них получались прекрасные актеры.

Я придерживаюсь того же принципа, считая, что таланту научить нельзя, его можно развить. Сам я учился у актеров, с которыми мне повезло играть на одной сцене: это Фалькович, Якушев, Гинзбург и многие другие.

– А режиссура?

– Думаю, иногда талант или призвание, проявляются не сразу, а тогда, когда ты уже обладаешь навыками, чтобы воплотить его в реальность. Убежден, что вот эта способность сидела всегда где-то глубоко внутри меня, и именно к ней я шел постепенно. Сегодня я понимаю, что режиссура – это мое призвание.

– Александр Яковлевич, получается, что мечта связать свою жизнь с театром пришла к вам не с первой юношеской влюбленностью, а подсознательно жила в вас с детства? Вы хотели стать актером или режиссером?

– Я хотел стать моряком. Но в школе играл в драматическом кружке, у нас была прекрасная руководительница Клавдия Михайловна Кулапова, и там я играл достаточно серьезные роли: Арбенина, будучи 15-летним, Вагифа. Способности, может, и были, но я никогда не думал, что это станет моей судьбой.

– А чем отличается главный режиссер от «неглавных»?

– Главный режиссер – это человек, который формирует репертуар театра. Он – своего рода его художественное лицо, без которого представить театр невозможно. Ну, к примеру, невозможен театр Марка Захарова без Захарова, или театр Ефремова без Ефремова.

– Какое место в вашей жизни занимает Любовь? Или вы относите себя к циничным людям?

– Заниматься театром и не уметь любить – невозможно. Невозможно, не умея любить, стать ни актером, ни режиссером, так как все, что происходит в театре – происходит во имя Любви в самом глубоком и широком смысле этого слова.

Если нет любви, то постановка на сцене – это, простите, профсоюзное собрание, а не спектакль. Хотя было время, когда мне приходилось играть и в таких вот «постановках» на производственные темы.

– И как вы с этим справлялись?

– С юмором. Я в этих спектаклях, что называется, баловался, потому что выхода другого не было. Играть – скучно, вжиться в роль – нереально. Но чтобы не обманывать публику, я решил призвать на помощь юмор. Потому что это, конечно, не те роли, когда все кипит: и воздух вокруг, и ты сам изнутри. В таких «постановках» внутренне я оставался пуст и холоден.

Что касается цинизма… Считаю себя человеком совершенно не циничным. Более того, я не просто верю в любовь, я знаю любовь. Моя нынешняя супруга – женщина, которой меня наградила судьба. И хотя у нас с ней был период расставания еще до брака, сегодня отношения с ней приносят мне самое главное: счастье от ежедневного осознания, что она есть.

– Как вы сами считаете: способность любить и понять, что рядом тот самый человек, с которым вы хотите провести всю жизнь, вступить в брак, она приходит только в определенном возрасте? Неужели все ранние браки обречены?

– Любовь и брак надо уметь разделять не в том смысле, что брак возможен без любви, ни в коем случае. Надо просто понимать, что семья – это не только важный и ответственный поступок, это новая жизнь, в которой появляется очень много новых забот и обязанностей. А такая мудрость обычно приходит с возрастом.

Любви же, как сказал поэт, все возрасты покорны. В каком возрасте и почему человек начинает осознавать ответственность за любовь – вопрос, что называется, на засыпку. Вот я сейчас ставлю пьесу «Распутник» замечательного автора Эрика-Эмануэля Шмитта. Она рассказывает о великом французском философе Дени Дидро. В пьесе Дидро в конечном итоге отказывается писать статью о морали для французской энциклопедии. Потому что каждый раз все его попытки написать об этом заканчиваются тем, что он уничтожает написанное: ведь его жизнь и опыт меняются чуть ли не каждый день.

Так и в отношении любви: здесь нет рецептов или правил, или каких-то точных отличительных признаков. Нет четких объяснений того, что такое настоящая любовь. И это хорошо, иначе не было бы вот этого сердцебиения, волнения, первозданности ощущений, этого трепета и невыносимости допущения даже мысли о жизни без той, которую любишь.

– То есть, с теорией о существовании двух «половинок» вы согласны?

– Не знаю. Это вопрос настолько для каждого индивидуальный…

– Вернемся к вашей профессии. Вы прошли путь от актера до режиссера. Это вам помогает?

– Безусловно, да. Мне легче чувствовать актера. Зная ремесло, я могу объяснить не только на словах, но и сыграть. Однако в то же время есть блестящие режиссеры, которые никогда не были актерами, и наоборот. То есть, быть актером в прошлом – не есть обязательное условие для того, чтобы стать хорошим режиссером в настоящем.

– Когда ставите ту или иную пьесу, вы ее мысленно сначала играете или ставите? Или и то и другое сразу?

– Для меня важно «увидеть» начало, финал и «переходы», то есть монтаж, который относительно легко происходит в кино. В театре же сложнее сделать так, чтобы «швов» не было видно. Мне необходимо почувствовать «пластику» спектакля, проще говоря, увидеть всю «картинку» целиком, и тогда работа идет легко.

Если же это не удается, приходится работать, экспериментируя на каждой репетиции, и этот вариант мне нравится много меньше. Однако когда пьеса хорошая, когда ее чувствуешь, пусть даже поначалу не полностью, работать я начинаю в любом случае. Чаще всего то самое осознание и «образ спектакля» приходят в процессе работы, внезапно.

– В последнее время авторитет Русского Драматического театра вновь возрос, и он обрел былую славу и популярность. Верно ли, что некий спад зрительского интереса был связан большей частью с непростой политической и экономической ситуацией в стране, которая была еще лет 15 назад?

– Думаю, да. Сам же процесс настоящего возрождения я связываю с днем 26 мая 2008 года, когда Президент Ильхам Алиев, вручив мне орден «Шохрет», сказал очень ценные и важные слова о том, что «Русский театр в Азербайджане будет всегда». Помимо гордости от самого получения столь высокой награды, я и весь коллектив ощутили такой прилив энергии от его уверения, это был такой стимул для нас, что работать мы стали с удвоенной, а то и утроенной энергией. Кроме того, Театру подарили новую жизнь, проведя прекрасный капитальный ремонт.

И еще очень важной составляющей сегодняшнего успеха Театра Русской Драмы является его команда во главе с директором Адалятом Гаджиевым, его заместитель Ильгамом Мамедовым. Это люди очень работоспособные, современно мыслящие, креативные, не боящиеся риска. Поэтому мы приглашаем актеров, сами ездим на гастроли и так далее. Это – команда, которая работает на театр. Надо понять, что в театре все важны: от монтировщика сцены до охранника.

Вообще, театр – это такая организация, в которую надо что-то приносить, а не наоборот. Его надо любить, им надо жить. Это – особый мир, измерение, в котором особая аура, которая складывается из вложений души каждого члена этой команды. В театре должна кипеть жизнь, и сегодня она в нем действительно кипит, что не может не радовать.

– Вы считаете себя счастливым человеком?

– Хотя жизнь непроста и ежедневно ставит какие-то задачи, но – да. Иногда, правда, завидую солирующим музыкантам: взял скрипку, и все. Или художникам, имеющим дело лишь с холстом да кистью. Но, безусловно, я бы не променял свою профессию и жизнь на какую-то другую.

Когда был артистом, я мог прожить массу жизней за одну жизнь. Сегодня я режиссер, и конструирую «домики на песке», связанные с человеческими чувствами, эмоциями, где все меняется: любовь и ненависть, боль и счастье. Что может быть лучше в жизни – я не знаю.

– Вы разделяете жизнь на «театральную» и «внетеатральную»?

– Разделяю. И делаю это осознанно. Потому что, как говорила великая актриса Бабанова, театр – это место, куда надо приходить за 45 минут до начала спектакля и убегать сразу после его окончания.

Все мои ближайшие друзья – люди из других сфер и к театру прямого отношения не имеют. Но супруга моя – актриса, и у нас дома иногда даже случаются скандалы, если она вдруг начинает говорить о театре.

– Вы хотите в театре воспринимать ее как актрису, а дома – как жену?

– Да. Иначе невозможно.

– Но тем не менее, то, что ваша супруга – актриса, несомненно как-то помогло вашему взаимопониманию?

– Вне театра – да, потому что на репетициях больше всего достается ей. Я на ней показываю, как себя надо вести, на что она часто обижается.

– Вы дома тоже «строгий режиссер», или же вне театра вы тоже совсем другой человек?

– Я везде одинаковый. Я не могу быть разным, ведь в режиссера я не играю, это – часть меня. Да, могу порой сорваться, но это бывает искренне, пусть в сердцах. Точно так же искренне я радуюсь. Но я не притворяюсь ни в театре, ни вне его.

– А какой вы?

– В умных книгах пишут, что самое сложное – это познать себя. Думаю, это трудно еще и потому, что иногда человеку страшно заглядывать внутрь себя.

О себе могу сказать, что я – человек с огромным количеством недостатков, который искренне относится к работе, любви и друзьям.

– Вы можете сказать, чего бы вы никогда не сделали?

– Нет. Это все зависит от обстоятельств.

– Вы считаете, что человек проявляется в критических ситуациях?

– Не сказал бы. Критическая ситуация движет человеком помимо его воли, там уже начинает работать инстинкт. Человек больше проявляется в вещах, которые кажутся само собой разумеющимися: в отношении к женщине, к другу, к застолью, к соседям. Он должен в обычной жизни вести себя достойно.

К примеру, если речь о дружбе – это для меня понятие круглосуточное. Не понимаю вот этих «рамок»: в такое-то время я доступен, а вот с 8 до 10 – «не беспокоить». Отсутствующих друзей не бывает!

– Как вы считаете, кто кого выбирает: мужчина – женщину, или наоборот?

– Женщина. При том, что все мужчины склонны думать иначе.

– Каким своим достижением вы гордитесь?

 – Орденом Шохрет. Шестью внуками. Супругой.

– Вы человек верующий?

– Нет.

– И не суеверный?

– Совсем нет.

– А как же все эти «страшилки» про какие-то «роковые роли», театральные приметы, о которых не раз писалось и рассказывалось с экрана?

– Вы сами сказали, что это – «страшилки», умело поданные журналистами.

– Отсюда вопрос: вы фаталист или считаете, что человек сам строит свою судьбу? Вот вы хотели стать актером, и стали. И далее по тексту.

– Думаю, мне просто грандиозно повезло. Хотя, конечно, я не сидел сложа руки, а шел к своей мечте.

Б.Б.