Гамид Гафаров: история жизни необыкновенного человека о том, как воспитать настоящих патриотов из босоногих мальчишек – ФОТО

Художник по металлу Гамид Гафаров родился в 1937 году. Он был автором многих объектов в Баку, лауреатом Всемирной выставки в Монреале, директором  бакинского Театра марионеток.

Но самое удивительное – этот человек был создателем первого в Азербайджане военно-патриотического лагеря «Галхан» для детей беженцев, живущих в палаточных городках.

Для реализации этой идеи Гамид Гафаров продал свою квартиру в центре города. А затем и собственную мастерскую.

Он ушел из жизни 9 мая 2007 года, не дожив месяца до своего семидесятилетия.
Мы встретились  с супругой Гамида Гафарова, Тамарой Гафаровой, чтобы рассказать вам об удивительной жизни этого замечательного человека.

- Как возникла идея организовать такой лагерь?

- Когда началась Карабахская война, Гамиду было 58 лет. Почти все его друзья, - они были молодые, пошли воевать на фронт.  Смириться с таким положением дел Гамид не мог, и спустя некоторое время душа его не выдержала – он принял решение поехать туда, чтобы хоть чем-то помогать солдатам.  Помогал по хозяйской части, организовал баню для солдат, питание, помогал погибших домой отвозить…

И, когда он был там, часто видел одиноких детей, видимо, потерявших родителей, одиноких, которым некуда было податься. Тогда ему пришла идея взять этих детей и растить как «сыновей полка». Гамид пошел к полковнику с просьбой разрешить взять несколько детей под свою опеку. И ему разрешили взять 10 детей. Но к этому времени он набрал уже 23 ребенка (смеется).

- 23 ребенка! Это же большая группа детей! Как же они справлялись?

- Он распределил их по ротам, каждая имела по 2-3 воспитанника.  И даже солдаты как-то подтянулись, перестали ругаться, курить, даже появилось какое-то соперничество между ротами – чьи малыши опережают других по образованности, определенным  навыкам.

- А что было дальше?

- Когда Гамид вернулся в Баку, он решил устроить в своем театре благотворительные спектакли, и вместо платы за представление просили приносить детские игрушки. Чтобы потом раздать их детям-беженцам.

И люди приносили игрушки, старые и новые. Те, что нуждались в реставрации, они отреставрировали, собрали много мешков этих игрушек  - целую машину, и отвезли в Барду – там был один из первых палаточных лагерей для беженцев.

Когда они туда подъехали на своей машине, нагруженной мешками игрушек, в это же время туда привезли гуманитарную помощь - масло, муку, какие-то еще продукты. И люди буквально набросились, разбирая их.

Гамид потом рассказывал: «Я там стоял в сторонке, и думал: какой же я дурак, привез эти игрушки, кому они здесь нужны. И тут вдруг увидел, как люди все побросали, пришли разбирать эти игрушки для своих детей. Ведь именно это, а не продукты, было для них настоящим символом жизни.
И вот тогда он твердо решил для себя, что создаст летом лагерь для детей-беженцев из палаточных городков. Тогда он думал, что это будет единожды.

- А сколько лет вы организовывали эти лагери?

- 11 лет. Первый из них был в Масаллы. Назвали мы его тогда «100 дней, 100 детей». За помощью Гамид обратился к своим друзьям-военным, они ему дали напрокат палатки, полевую кухню, посуду.  Запланировали устроить коммуну, где дети многое делали бы сами.

Мы нашли там подходящую поляну, поставили палатки, несколько ребят - молодых сержантов, поехали с нами как пионервожатые. Лагерь был только для мальчиков.

Кстати, один из этих сержантов стал впоследствии Национальным героем Азербайджана.

- Да? И кто это?

-  Фариз Мадатов. Он был тогда совсем молоденьким (улыбается). (Фариз Мадатов отважно сражался в составе воинской части специального назначения на Губадлинском, Физулинском, Кяльбаджарском и Тертерском направлениях фронта. Получил известность как опытный разведчик. Был неоднократно ранен, но при этом не покидал ряды ВС. В настоящий момент из-за сильных болей, вызванных фронтовыми ранениями, демобилизован, работает в правоохранительных органах - прим. авт.).

- Гамид муаллим сталкивался с какими-то сложностями в организации лагеря?

- В 1997 году мы устроили лагерь в Набрани. Пошли в Министерство рыбного хозяйства, при нем  был когда-то пионерский лагерь. Нам предоставили эту территорию, к тому времени абсолютно уже заброшенную. Министерство обороны выделило 2 машины с бензином, чтобы мы могли возить продукты. Нам снова удалось  создать лагерь «100 дней, 100 детей».  Но в этот сезон мы дали ему название «Галхан». Тогда же придумали галстуки трехцветные, организовали движение «Гяндж тямялчи», дети сами написали марш, а Гамид сочинил клятву, произнося которую, ребята вступали в ряды «Гяндж тямялчи».

Но уже в 1998 году у нас возникли трудности. Организовать транспорт не получалось. Нам не выдали машин, а без них перевезти весь лагерный скарб в какой-то район было невозможно. У нас даже не было своей машины, чтобы возить это все частями. К тому же проблемы возникли и с местом – в Набрани нам на этот раз отказали. Помощи ни от кого не было, мы остались вдвоем перед этой дилеммой.

Гамид нервничал так, что я думала, у него случится инфаркт. Потому что мы уже напечатали и раздали детям в Саатлы путевки. Там даже споры были, потому что все хотели отдать своих детей на три месяца в лагерь, а мы брали только мальчиков с 9 до 15 лет.

- Судя по всему, вы все-таки нашли выход?

- Гамид был человеком, который всегда находил выход. Он решил устроить лагерь на своей даче в Вишневке. А дача  эта – пустой участок, его даже когда-то спалили, даже забора не было.

Помню, мы поехали туда, а там - пустыня, ничего не растет, только в нескольких местах лежит виноградник. В общем, Гамид пошел договариваться в Дом пионеров. Там ответили, что палатки у них есть, но склад не открывался уже лет 6-7, и там все в ужасном состоянии. Решили устроить обмен – несколько сержантов по просьбе Гамида помогли с уборкой на этом складе, а взамен получили палатки, постельное белье и посуду для нашего лагеря.

- И как же вы вдвоем справились с обустройством? Ведь готовить и присматривать за сотней мальчишек – не шутка.

- Я тогда не знала еще, что это такое. Палатки на даче расставили, и тут Гамид мне говорит: «Вот здесь 86 одеял жаккардовых, их надо постирать. «Они чистые, - говорит, - но на складе лежали, их надо освежить». «И приготовь нам к вечеру ужин», - добавляет.

А сам поехал в Саатлы за ребятами. Я перестирала все постельное белье,  приготовила ужин, сижу, жду, уже стемнело, никого нет. Мобильных тогда не было. Выбраться из этой пустыни самостоятельно не могу, да и куда я поеду, я ждать их должна, сижу, плачу. Вокруг никого, только собаки бегают, и я. Утром  следующего дня так никто и не появился. Днем – тоже. И только к вечеру они приехали. Оказалось, там, в Саатлах тоже возникли какие-то сложности.

Приезжает «Икарус», полный детей. Гамид выходит, я плачу, за него хватаюсь.

И дети, которые до этого были в Масаллы, в Набрани, видели природу, и вдруг - Абшерон, пустыня, ничего вокруг нет, и они со своими котомками – в тряпочки завернуто что-то там - стоят такие растерянные.

И тут Гамид говорит: «Я не понял! Что за упаднические настроения, что случилось?» Тут же включает музыку, первым долгом, не покормив даже детей, устраивает танцы.  В общем, поднял нам всем настроение. Мы поужинали, улеглись спать.

Ранним утром меня будит Гамид. Говорит: «Пора вставать, у нас в семь часов подъем, детям надо делать уже зарядку. Вставай, приготовь детям завтрак».

В общем, затеяла я рисовую молочную кашу.  И понимаю, что рисовую кашу я варить умею, но не на 86 человек! Почему-то решила, что нужно по стакану риса на ребенка. Насчитала 86 стаканов. Потом подумала: «Нет, мало. Вдруг кто-то захочет добавки».

Поставила большую кастрюлю на плитку, она греется, греется, никак не закипает, рис набухает, начинает вываливаться. Я в панике собираю все это в миски, дети собрались вокруг, утешают меня, говорят: «Не переживайте, мы на следующий день все это съедим!». Я опять в слезы.

На то, чтобы приноровиться, у меня ушло два дня. Сразу научилась все делать, и все последующие годы готовила по три обеда на всех детей.

- А на какие деньги все это происходило?..

- Когда только начинали лагерь, Гамид продал квартиру свою, через некоторое время пришлось продать художественную мастерскую, потом в дело пошла его коллекция серебряных поясов, свои работы медные, - он каждый раз что-то продавал. И каждый раз, когда мы начинали лагерь, у нас был запас продуктов и всего необходимого ровно на неделю. И я все время нервничала, думала: «Как же мы будем дальше?».

А он был уверен. Наверное, только он мог бы так делать: начинал «выбивать». У него была какая-то сила внутренняя. И когда он приходил к кому-то, никогда не просил денег, чтобы что-то сделать. Он привозил этих людей в лагерь, показывал все, а потом спрашивал: «Хочешь, чтобы этот лагерь просуществовал еще неделю?

Привези мне 40 пар кроссовок, два мешка риса».

И военные очень помогали. Они его  уважали и любили. То трехлитровую  банку подсолнечного масла пришлют, то мешок перловки.

- Чем занимались дети в лагере?

-  У мальчишек практически пяти минут свободного времени не было. Расписание было такое: хоть в лесу мы были, хоть на даче, в 7 часов утра подъем, делали зарядку, возвращались, у них было время, чтобы умыться и одеться, и, несмотря на то, что все жили в палатках, у каждого там царил порядок.  Гамид учил их, как сделать из прутика c веревочкой вешалку, чтобы вешать мундиры – а одежда была военной, мы ее купили на ярмарке - кто-то продавал списанную советскую форму, я ее перешивала потом на этих детей, вышивала на каждой логотип «Галхан», галстуки тоже шила. Они надевали форму, потом он включал увертюру «Кероглу» Узеира Гаджибейли, и дети собирались на построение. Пели гимн, потом начиналась беседа. Обсуждали предстоящие планы на день. Три человека ежедневно отбирались на кухню – мне на помощь. Добровольцы вызывались сами. Чистить картошку, принести воду, еще в чем-то помочь. Назначали кого-то из старших на уборку территории, младшим тоже давали задания на день.

Всего, конечно, не расскажешь. У нас там был свой кукольный театр, кроме того, Гамид учил детей работать с деревом, инструментами, мастерить что-то, ремонтировать.

И там, в лагере, делал все сам, у нас же никого не было - только он и я.

Вечером мы обязательно разводили костер, все садились вокруг него, и Гамид начинал им рассказывать своими словами, кто такой Узеир Гаджибейли, кто такой Пушкин, кто такой Достоевский. Дети, живущие в палаточных городках, образования практически не получали, многие даже не умели читать и писать. И так, в форме сказки, Гамид рассказывал им всякие поучительные истории, говорил о том, что  сам рос в детдоме, объяснял, как важно быть хорошим человеком, говорил о том, что все у них будет хорошо.

- Случались ли какие-то ЧП?

- Бывало, конечно. Если какой-то ребенок не так себя повел, сделал что-то не то, это обсуждалось на таких вот линейках. Но Гамид никогда не называл имен. Он тут же придумывал какую-то притчу, и рассказывал ее, оценивая поступок героя притчи. Вот так он воспитывал детей.

Была такая история. Однажды в лагере у нескольких  детей стали пропадать вещи. Они пришли и поделились этим со мной. Вечером, когда пришел Гамид, я рассказала ему о произошедшем. Он промолчал. Но на вечерней линейке сказал: «Ребята, тут несколько человек сообщили мне, что у них что-то пропало. Очень неприятная история. Давайте сделаем так: мы все сейчас выйдем за территорию лагеря. Все. И я, и тетя Тома, и даже наша собака Боська. А потом все будем по одному на две минуты заходить внутрь. И Боську мы тоже на две минуты впустим. И тот, кто это взял, пусть положит вещи на место. Я знаю, это произошло случайно, но это может привести к нехорошим последствиям». Вот так, шутя, решали проблемы. Мы, конечно,  знали, кто это был, догадались.

- И как, вернул?

- Конечно. Все оказалось на своих прежних местах.

Вот еще одна интересная история.  Несколько лет подряд в нашем лагере жил мальчик, Алекпер. Мы готовили его для поступления в Военное училище им. Нахчыванского.

А там при поступлении надо пройти несколько медицинских комиссий. И вот,  предстоит очередная комиссия, а у него поднялась температура. Всю ночь я ухаживала за ним, натирала его уксусом, пыталась сбить температуру, но не получилось. Наутро у него температура – 39.

Какая тут аттестационная комиссия?

А он так подготовлен был хорошо. Мы все  очень сильно расстроились.

Но Гамид не растерялся, построил всех детей, выбрал самого похожего мальчика, и говорит: «Будешь Алекпером!».

Поехали они туда, парень прошел комиссию, получаем результаты, а там написано, что Алекпер – дальтоник. Это же надо было такому случиться, чтобы выбранный на замену парень оказался дальтоником!

Алекпер к тому времени уже выздоровел. Гамид отвел его туда, говорит: «Какой же он дальтоник, быть такого не может!» Добился, чтобы парня проверили. Пришли к выводу, что действительно -  не дальтоник.

Так решилась его судьба, Алекпер поступил в Военное училище, потом окончил Академию, и теперь он - военный летчик.

- И многим ребятам вы помогли с образованием?

- 17 детей поступили в училище им. Нахчыванского, военно-морское училище. Мы с ними занимались, собирали для них все необходимые документы. Их родители даже не подозревали о том, чем мы занимаемся. А потом, когда им сообщали: «Ваш сын поступил в военное училище», были безумно счастливы.
В лагере Гамид выдавал ребятам такие самодельные корочки – удостоверения. И те, кто был в нашем лагере из года в год, получали новые звания.

Когда наши дети шли служить в армию (а военные все знали Гамида), и когда мальчики показывали эту самодельную корочку, им присваивали звание сержанта, потому что военная подготовка у них была идеальная, и это все знали.

- Вы упоминали о том, что сам Гамид муаллим рос в детском доме. Как это произошло?

- Гамид из семьи репрессированных родителей. Его отец, Гусейн Гафаров, был ученым секретарем Академии наук Азербайджана. Они с мамой Гамида, Баджиханым Ахундовой, ездили по районам Азербайджана и открывали школы.

В 1941 году, когда было принято решение перейти на кириллицу, Гусейн Гафаров выступил на ученом совете и сказал: «Что вы делаете, мы еще архивы с арабской вязи на латиницу не перевели, зачем нам кириллица, это будет такая путаница».

За эти слова его на 10 лет сослали в Сибирь.

У меня есть копия приговора, там написано: «За восхваление немецкой техники».

На следующий день, после того как его забрали, арестовали и его супругу, Баджиханым. А у них семеро детей, только что последний родился.

Ее вызвали в НКВД, и когда женщину привели к следователю, у нее началась истерика. Она расплакалась.  Подошел следователь, стал трясти ее за плечи, даже пощечину ей дал, чтобы привести в себя и говорит: «Послушай, плакать нет времени, слушай меня внимательно. Меня завтра отправляют на фронт. Я сейчас твое уголовное дело спрячу в шкаф, подальше. Соберись, иди домой, дома сегодня не ночуй. Детей всех разбросай по родственникам, и сама уходи». Вот так ей удалось избежать ареста. Фамилия этого следователя была Пинчук. Она всю жизнь молилась за него.

Детей надо было куда-то пристраивать, и Гамид со своим братом попал в Шушу, там был детский дом «Лесная школа». И только к концу войны мать смогла их забрать оттуда.

Когда вернулся из ссылки отец, ему не позволили даже одну ночь провести в Баку. Потому что приговор гласил: «10 лет ссылки и 5 – поражение в правах». Он не имел  права жить в столице. Направили его в Саатлы. Там он стал начальником цеха на заводе. Гамид поехал туда и жил с отцом.

Гусейна Гафарова реабилитировали, он знал об этом, но документа так и не дождался, бумажка пришла через несколько дней после его смерти…

- Как Гамид муаллим стал художником по металлу?

- Гамид работал с отцом, пока его не призвали в армию. Отслужив, снова устроился на завод, но уже в Сумгайыте.

И там был один мастер, который научил его резьбе по дереву, Гамиду это очень удавалось. Его работы отправили на какую-то выставку, а оттуда  переслали в Монреаль,  на Всемирную выставку. После этого он стал заниматься металлом, ему предоставили целый цех при заводе Дзержинского, где он обучал чеканке, ему заказывали восточную посуду, чтобы делать подарки высокопоставленным людям.

«Шярг базары» – полностью его работа, он там все оформлял, сам делал.

И там тоже случилась интересная история. Гамид был заядлым курильщиком. В день открытия «Шярг базары» должен был приехать сам Гейдар Алиев.

Гамид нервничал, курил одну сигарету за другой, и вдруг перед ним появился Гейдар Алиев.

Гамид потом рассказывал: «Первый секретарь Наримановского райкома партии говорит: «Познакомьтесь, вот это главный художник-исполнитель». А я растерялся и забыл, что у меня в углу рта зажата сигарета. Подхожу к Гейдару Алиеву, протягиваю руку, а он мне руки не подает.  Пауза длилась всего секунду, я не могу понять, в чем дело, а секретарь мне говорит: «Гамид, сигарета!» Мне ничего не оставалось – я взял ее в рот и зажевал. Гейдар Алиев рассмеялся, пожал мне руку, по плечу похлопал».

Это была последняя его сигарета. После этого он больше не курил.

- А почему «Галхан» прекратил свое существование?

- В 2004-2005 годах мы с Гамидом сильно сдали. У меня обнаружили  онкологию, делали операцию, он сам перенес несколько хирургических вмешательств.

В 2005-м, сразу после моей операции Гамид вывел меня в парк, дал мне в руки фрукты, сам ходит такой задумчивый, и вдруг говорит:  «Я в принципе понимаю, что уже старый, ты тоже больная, мы, наверное, уже не сможем устраивать летний лагерь для детей, сил у нас не хватит. Но мы же с тобой просто так сидеть не сможем?» .

Я отвечаю: «Конечно, не сможем».

Он продолжает: «Давай знаешь, что сделаем? На территории нашей дачи устроим дом для престарелых. Человек на семь. И докажем, что старость может быть творческой, активной! Я продам нашу квартиру, построим там дом, а когда все устроим,  подарим этот дом государству, чтобы его расширили. Единственное, о чем попрошу, это чтобы мы с тобой в этом доме для престарелых дожили свои дни». 

Я отвечаю: «Ну, хорошо». А сама думаю: «Господи, дети - это одно, старики - совсем другое. Не дай бог какой-нибудь старик умрет, потом докажи, что ты не виноват».

А он ходит вокруг меня, рассказывает, какой будет дом, какие там будут колонны, комнаты. А потом задает вопрос: «Как ты думаешь, как лучше сделать вот лестницу у входа?».

И тут я не выдержала и сказала: «Гамид, ну на какие деньги мы это сделаем? Нам же не хватит!».

Как он на меня обиделся! Говорит:  «Я тебе такое говорю, а ты про деньги. Да причем тут деньги?».

И я уверена, если бы он был жив, сейчас там был бы построен дом для престарелых. Со всеми колоннами, со всеми цветочками - все как он хотел.

Потому что я его знаю. Я прожила с ним жизнь, и до сих пор не понимаю, откуда у него это  бралось, но знаю точно, он бы своего добился.

Лейла Лейсан