Казбек Туаев: «Я с Ильхамом Алиевым в футбол играл – удар у него как из пушки!»
Сегодня знаменитому нападающему "Нефтчи" и сборной СССР, бывшему главному тренеру сборной Азербайджана, члену Исполкома АФФА Казбеку Туаеву исполняется 75 лет.
1news.az предлагает предлагает вашему вниманию большое и очень интересное интервью юбиляра, данное российскому изданию "Спорт-Экспресс".
"Лев Яшин говорил, что страшнее форварда для него нет. Мы думали, справлять 75-летие Казбек Туаев, бывший тренер сборной Азербайджана и "Нефтчи", останется в Баку. Как иначе? А уж там-то праздновать юбилеи умеют!
Но Туаев приехал в Москву. Мы не удивимся, если выключит телефон. Чтоб не докучали любезными словами. Вот только нас пригласил в квартиру на окраине.
– Какими судьбами? – спросили.
– У меня от природы два сына… – вкрадчиво произнес Туаев.
Мы поняли – разговор сложится.
– …Один стоматолог, живет здесь. Вот приехал к нему погостить. Второй – программист в Канаде.
– 75 отметите в Москве?
– Я вообще дни рождения не отмечаю. В Баку начали готовить какие-то торжества, собирались матч Азербайджан – Молдова приурочить… Нет, думаю, надо от этого убегать. Не хочу ни банкетов, ни подарков. В нашем доме испокон веков дни рождения не устраивают.
– Вы нас удивляете.
– Ни отец, ни мать этого не любили. К стыду своему, даже не знаю их дату рождения. Сыновей – знаю. Но тоже не отмечаем. Вот мой близкий друг, заслуженный человек Алекпер Мамедов обожал юбилеи. Пышно справлял 55 лет, 60, 65… Говорил ему: "Алик, зачем?" – "Мне приятно!"
– Почему в Москву добирались поездом?
– Мне летать нельзя. Врач сказал: "Если хочешь самолетом – надо месяц колоться". Давление, сосуды… Когда десять лет назад в "Нефтчи" работал, часто в Анталию мотались. Команда туда самолетом – а я машиной.
– Это ж сколько за рулем?
– Не так много – 8-9 часов. До Нахичевани доехал, а там недалеко.
– Друзья в Москве остались?
– Юре Кузнецову иногда звоню. Сережа Крамаренко умер, мы были близкими друзьями. Как и с Адиком Голодцом.
– Голодец лет пять отыграл за "Нефтчи"?
– Да. Адика я боготворил. Деликатнейший человек. Но на поле какой смелый! Играем в Ташкенте. Красницкий собирается бить штрафной – а сильнее удара в Союзе не было. Ставим стенку. Тот ка-а-к дал – нашему маленькому Адику в грудь! Он столбиком на землю хоп – и лежит. Готов!
– Бедный Адамас Соломонович.
– В раздевалке видим: у него мяч отпечатался во всю грудь! Мы смеемся, особенно громко – Эдик Маркаров. Потом едем в Куйбышев, снова штрафной. Снова стенка.
– Снова в Адика?
– В Маркарова! И не в грудь, а в челюсть. Тот кулак ко рту подносит – тьфу, и зуб нам всем показывает…
– Ай да история.
– Голодец – умнейший игрок. Хитрый, сообразительный. Дома проигрываем "Кайрату" 0:2, топчут нас! Вдруг забиваем один, второй – уже 2:2, можно дышать. Пять минут до конца, суматоха в их штрафной – вижу, как в замедленном кино: мяч отскакивает к Голодцу, спокойно останавливает и "щекой" в угол. Тихонечко-тихонечко. 3:2!
К нам из Киева перешел. Почему-то Адик очень не любил Лобановского. Называл "Верблюд пустыни". Как-то играем с киевлянами дома, 2:1 ведут. Рвут! Что-то они поскандалили на поле – Голодец на Лобановского накинулся: "Ах ты, верблюд пустыни!" После спрашиваю: "Адик, почему?" – "Да ну его, верблюд и есть…" Что-то между ними ещё в Киеве произошло.
– В сегодняшнем футболе возможен такой игрок как Лобановский?
– Это был отличный игрок! Как давал "резака" с углового! А справа набегал всадник без головы, здорово выпрыгивал. Как же его…
– Базилевич?
– Точно! Взлетит, башкой – тюк! Вынимай!
– Что ж Лобановского "балериной" звали?
– Из-за фигуры. Не потому, что боялся кого-то. Вон, посмотрите, как Коноплянка идет с мячом – Лобановский шел так же, только лучше. Высокий, руки высоко держал, как балерина.
– Вы же еще футболистом могли оказаться в московском "Спартаке"?
– Должен был! Я осетин, но родился в Баку. А мама русская, завучем в школе была – учила и меня, и Люсю, мою будущую жену. С 8-го класса рядом! 60 лет мне кровь пьёт! Но свой долг выполнила – два сына.
– Мы вас понимаем.
– В 17 лет меня взяли в "Нефтчи". Толком играть не начал – внезапно отчисляют. Отправился в Нальчик – был там товарищ: "Приезжай, будешь у нас играть". Устроился на завод помощником слесаря. Первый раз снег увидел – в Баку не знал, что это такое…
Доигрался до сборной класса Б. На турнире в Кишиневе так сыграли, что нас с Сашкой Апшевым увезли в московский "Спартак". Поселили в Тарасовке. На электричке каждый день ездили, тренировались в Лужниках…
– На базе не было поля?
– Зима! Сугробы! "Спартак" улетает в Китай, меня должны заявлять. Тут выясняется – мой товарищ за меня написал заявление в "Нефтчи". Я той зимой был в Баку – всё меня уговаривал: "Давай в "Нефтчи". Зачем куда-то идти?" Тогда я мялся, не знал, что делать. Никакой "Спартак" в тот момент интереса не проявлял.
Позже всем республикам, кроме Эстонии, дали высшую лигу. Азербайджан получил место – стали собирать своих ребят по всему Союзу.
– Но виноватым оказались вы?
– Как сейчас помню – в Доме профсоюзов заседание федерации футбола. Сначала праздничная программа: Юрия Кузнецова за 9 игр признали лучшим центрфорвардом страны. Потом в повестке наказания – мне за два заявления влепили год дисквалификации! Сидим с Николаем Старостиным, слушаем. Как объявили, принялся утешать: "Не тужи. Сейчас брат Андрей вернется, пересмотрят вопрос. У него должность в федерации…"
– Куда направились?
– Домой, в Баку. В "Нефтчи" хорошо отнеслись: "Мы за тебя будем просить, сделаем зарплату". Тренировался с ними, даже ездил куда-то. Но денег не давали ни копейки. Ну вас к черту, говорю. Поехал обратно в Нальчик. Там тренером был легендарный спартаковец Станислав Леута, заслуженный мастер спорта. Вместе со Старостиным сидел на Колыме. Великолепный человек! Он-то меня и спас…
– Каким образом?
– Так всё провернул, что разрешили заявить на второй круг – пожалуйста, играй за Нальчик. Но в "Нефтчи" меня не забыли. Зимой за мной Тофика Бахрамова прислали.
– Ого. С "Золотым свистком"?
– Он еще не судил, кажется. Был вторым тренером "Нефтчи". Из города надо быстрее скрыться – решили убегать. От Нальчика до Прохладного 40 километров, оттуда без проблем можно до Баку добраться. Поймали частника: "Жми!" В аварию попали, чуть не убились…
– Это как же?
– Машины столкнулись лоб в лоб. Ехали в темноте – я почувствовал удар и отключился. Очнулся – вокруг какие-то люди суетятся. "А где Тофик? Тофик!" – кричу. Слышу, отзывается еле слышно: "Здесь я…" Тоже окровавленный лежит.
– Почему убегали-то?
– В Нальчике сплошные санатории – в одном таком наш "Спартак" жил. Как-то иду – навстречу два автоматчика с офицером: "Слушай, где здесь футбольная команда?" – "Вон там". – "Нужен Туаев Казбек. Ты не знаешь?" – "Не-е, не знаю…"
Сразу за угол – а они в кабинет к Леуте. Дождался, пока уйдут, и к нему. Говорит: "Уезжай скорее, отрывайся. Ростовский СКА тебя хочет, спецнаряд прислали".
– Почему вас московский "Спартак" не отстоял?
– Большой клуб – зачем им я со своими проблемами? Симонян был главным тренером – потом говорил: "Я всегда хотел тебя взять!"
– Годы спустя не пытались вас получить снова?
– Нет. Каждый год московское "Динамо" тянуло. Я смеялся: "У вас же Игорь есть, Число" – "Его переведем в центр, а тебя оставим справа…" Адик терзал просьбами, Юра Кузнецов приезжал за мной. Я раз собрался, сел в поезд. Посмотрю, думаю, что творится в этом "Динамо".
– Не доехали?
– Тут остановка – Нальчик! Там спрыгнул. Пошёл, гулял с приятелями. Когда в Баку вернулся, Адик названивал: "Где ты, негодяй? Я тебя встречаю!" – "Не обижайся. Не доехал".
– Бахрамов – что за человек?
– Интеллигентный, мягкий, мнительный. Но на поле преображался. Становился жестким, деспотичным, решительным. Никому спуску не давал. До конца жизни его изводили вопросом: "В 1966-м был гол или нет?" Тофик отшучивался: "Какая разница? Королева пожала мне руку, это главное…" Показывал "Золотой свисток".
– Дунуть хотелось?
– Даже мысли не возникало. В тот год "Нефтчи" впервые завоевал бронзу, Бахрамов отсудил финал. Потом вместе возили по республике. На встречи с передовиками производства Тофик обязательно брал с собой "Золотой свисток". Иногда такие мероприятия жутко изматывали. Как-то приехали в городок Сальяны. Школа одноэтажная, усадили на крышу, зазвучал мугам.
– Азербайджанская народная музыка?
– Совершенно верно. Растянулось надолго. Внизу люди собрались, ждут, когда можно пообщаться с командой, Бахрамовым, а музыканты бренчат по струнам и закругляться не думают. Тогда игроки начали бросать в них часы "Луч", которые нам дарили постоянно. Часов скопилось много – не жалко. Концерт наконец-то свернули. Пошли в дом культуры, где каждому вручили огромного осетра с банкой черной икры.
– Неплохо. Что еще получили за бронзовые медали?
– По окладу – 160 рублей. И ковру. Плюс разрешение на покупку 21-й "Волги". За свой счет! Я и цену помню – 5602 рубля.
– В Москве футболисты "Волги" продавали. А в Баку?
– То же самое. Смысл оставлять – если ее с руками отрывали за 25 тысяч? Да и не люблю машину водить.
– Жесткий человек. В 1964-м летим в Мексику, рейс из Парижа в Нью-Йорк. В Америке непогода, так швыряло, что головами полки разбивали. Понятно – нормально не сядем. Уже видим красные кресты в аэропорту. Всё, думаем, кранты. Но приземлились!
Объявляют посадку в Мехико, все бледные, никто не встает. Поднялся только Николай Петрович: "Мы же русские люди! Пошли!" А так бы, клянусь, в Нью-Йорке остались. В том самолете на Мексику кроме нас никого не было.
А впервые встретились со Старостиным в Кисловодске. 1959 год. Московский "Спартак" на сборах, мы приехали на игру. Перед матчем Старостин подошел к нам. Смотрим с восторгом – его ж вся страна знает! Говорит: "Ребята, не бейте" – "Ну что вы, мы "Спартак" уважаем…"
– В ваши звездные годы был в советском футболе хоть один правый край сильнее вас?
– Зачем так говорить? Мы с Игорем Численко дружили. Это великий правый край!
– Объективно – в чем вы были лучше?
– Я потоньше в обводке, потехничнее. А Игорь – мощнее. В сборной на одно место претендовали, но никогда антагонизма не было. В Баку приезжает, хватаю его: "А ну-ка, пошли…" В Москве уже он меня встречает.
Но последние годы что ж с ним творилось… Увидел – у меня слезы покатились. Я пришёл на "Динамо" к Голодцу, он был директор школы. Адик говорит: "Давай по граммуле". – "Что за граммуля? Если пить, то пить!" – "Это наше словечко, динамовское". Тут Игорь появился. Худой, зубов нет, говорит еле-еле.
– Видимо, после инсульта.
– Скорее всего. В спортивном костюме. Я приподнялся: "Игорь!" Он не обрадовался и не огорчился. Прошамкал, половины не разобрать: "Ой, Казбек, привет, привет… Я сейчас". Развернулся и пропал. Так горько стало! Адик сказал: "Не обращай внимания". Вскоре Число умер.
– От сборной СССР майка на память осталась?
– Что вы! Тогда все забирали, вплоть до тапочек! Сейчас майками меняются, а в те времена и подумать об этом не могли. Хотя в первый раз мне эту майку выдали – вообще ее не снимал, такая была гордость. Потом шерстяной костюм натягиваю – на нем тоже буквы "СССР" нашиты. Из войлока.
Когда Бесков тренировал сборную – я был в ней всегда. 1963-й, 1964-й… Потом его сняли – за серебро на чемпионате Европы. Я тоже был в Испании, хотя до этого румыны сломали руку. "Нефтчи" туда ездил – Бесков Алику Мамедову сказал: "Не берите Казбека, мне он нужен здоровым!"
Меня Константин Иванович даже с гипсом взял в сборную. На игры, конечно, ставил Численко. Он классно играл все матчи – кроме финала. Против испанцев был сам не свой.
– Между прочим, по-человечески Бесков Игоря Леонидовича не любил. Тот отвечал взаимностью.
– Сколько сидели за столом – ни разу Численко на Бескова не жаловался. Это новость для меня.
– Нам Владимир Пономарев рассказывал: у Численко родился сын, ребята спрашивают – как назвал? Численко усмехнулся: "Как, как… Константин Иванович!"
– Какой Пономарев? А-а, "кожаные штаны"…
– Почему это?
– Прозвище такое. За то, что всю игру в подкате. Подкаты, правда, изумительно делал.
– Самый жуткий подкат под вас?
– Меня всегда били самые близкие друзья! Едем в Минск – знаю, что получу от Вани Савостикова. После матча, хлебом клянусь, не мог в себя прийти. Гетры на мне рвал шипами! Иду к нему, показываю ссадины: "Ваня, тупой ты баран! Что ты делаешь?" – "Казбек, если тебя не бить – как играть? "Раздевать" меня будешь!" Но он друг – значит, обижаться не имеешь права.
Толя Крутиков такой же. Деревенский. Но хороший футболист! Дистанцию чувствовал, подлезал под нападающего, тягучий. Подключался очень умно. Но жесткий, никуда не денешься. Не попал в мяч – засадил в ногу. Бывает!
– В череде ударов был особенно страшный?
– На части ногу разорвал только Ваня Мозер, за Минск играл. Он правый край, я тоже. Так дал, что до сих пор шов через всю ногу. Вылечила в Москве женщина-врач, войну прошла. Там и посерьезнее видела шрамы. Команда в Польшу полетела после того матча, а я – в Москву. Нога кровоточит! Посмотрела, вздохнула: "Ты терпеливый? Кричать не будешь? Палку в рот возьми, сжимай сильно!" – "Зубы не поломаю?" – "Всё будет в порядке". Не дай Бог вам пережить, что я тогда выдержал!
– Что делала?
– Зеленкой по кости водила – без всякого наркоза. Создавала корку. В войну, говорит, это было первое средство. За неделю зарубцевалось.
Сейчас вспомнил случай, как сознание на поле потерял. Играл за Нальчик в Тбилиси, против СКВО. Класс Б. Так двинули в челюсть, что отрубился. Через полминуты глаза открываю и тут же получаю мяч. Вижу ближние ворота сквозь пелену – и к ним! Вслед орут: "Казбек, ты куда? Это свои!" Хорошо, ударить не успел…
– Лучше, конечно, пробить.
– Я и пробил. В девятину! Яшин так и застыл с расставленными руками. После матча говорит: "Свет плохой у вас на стадионе…" Смеюсь: "Лев Иваныч, при чем здесь свет? Что придумываешь?" Потом и второй я забил. 2:2 сыграли.
– Сложные мячи от вас Яшин брал?
– Играем как-то на "Динамо", счет 0:0. Ка-а-к дал ему – а у Яшина трусы длинные-длинные. Вроде поймал, смотрит – а в руках-то мяча нет. Оборачивается – и в сетке нет. Глядит растерянно. А он в трусах застрял! Так Яшин сам потом громче всех смеялся!
– Как нужно было Яшину бить? Что он не любил?
– Я вам эпизод расскажу – а вы сами думайте. Были на сборах в Югославии. Дают упражнение – с линии штрафной надо забить Льву Ивановичу. Никто не может! Ни Месхи, ни Метревели, ни Геша Гусаров… Мы Леву знали, но все равно поразились. То рукой дотянется, то ногой отобьет. Такого я никогда не видел.
– Смешные голы на вашей памяти пропускал?
– В 1963-м попадаю в "33 лучших", Бесков вызывает в сборную. Едем в турне Марокко – Бельгия – Голландия. Так в Марокко казус вышел. Метров с сорока бьют по нашим воротам, Лев Иванович между ног пропускает!
– Вот как надо было бить.
– Вскоре наши с пятидесяти метров жахнули – и марокканский вратарь между ног пропустил!
– Вы играли?
– Нет. Приезжаем в Бельгию, игра с "Андерлехтом". Минут за пятнадцать до конца Бесков мне командует: "Выходи!" Я бутсы ищу, начинаю со шнурками возиться, руки дрожат, никак завязать не могу. Бесков багровеет от злости: "Это что?!" А я ж не знаю, как сидеть в запасе. Нет такого опыта. Сроду в "Нефтчи" игру с лавки не смотрел!
Следом в Роттердаме матч со "Фейеноордом". Холод адский, поле ледяное. Бесков меня вызывает: "Не боишься?" – "Я? Боюсь?! Никогда!" – "Погода тебе как?" – "Погода не мешает". Вот там у бельгийцев впервые увидел бутсы с присосками на подошве. Мы и не знали, что такие бывают. 2:2 сыграли, я второй мяч забил. Потом в Мексику поехали – там я здорово сыграл, откровенно скажу.
– Бесков ваше мнение разделял?
– Оценки ставил – так мне показывает: пять баллов!
– Это не там ли вы с Мустыгиным забили невероятные мячи?
– Могу рассказать. Турнир что надо. "Сан-Паулу" с центральным защитником Беллини. Мировой звездой. "Партизан" с вратарем Шошкичем и Ковачевичем. Три мексиканские команды и мы. Нам объявили – чтоб без первого места не возвращались.
– Скажется на премиальных?
– Премиальные – это смешно. Дали то ли 100, то ли 200 долларов за то, что 40 дней просидели в Мексике. Да и называлось это все "сборная клубов Москвы".
– Сложилось у вас с первым местом?
– Две тысячи над уровнем моря, высоко. Давление. Бесков что придумал? Оборону и полузащиту не трогает, а нападение выпускает свежее. Каждый тайм – новая четверка. Какой-то матч проигрываем 0:1, ничего не клеится. Ничья не устраивает – при таком раскладе мексиканцы между собой Кубок разыграют, нас отцепят.
В конце второго тайма Миша Мустыгин бьет, сутолока, тысяча ног в штрафной – мяч мимо них в уголок закатывается. Уже легче – 1:1! В воротах у мексиканцев молоденький парень – прыгучий, как макака. Раз выхожу на него – бах, мимо! Второй раз – бах, ловит! Что такое?
Минуте на 85-й с центра убегаю, Эдик Малофеев дает вразрез. Под углом выскакиваю на вратаря. На замахе ловлю, тот заваливается, а я пык ему, и в другую сторону – 2:1! Кубок наш! На стадионе было 100 тысяч человек. Пельше приехал на этот матч. Возглавлял советскую делегацию в Мексике.
Идем в раздевалку – Численко подходит, кивает в сторону Бескова: "Игорь, сколько он твою мать ругал! Но когда ты забил, язык в задницу засунул, ни слова не сказал…"
Тут Андрей Старостин сзади меня обнимает: "Казбек, ну и голешник!". Вечером банкет устроили для всех команд – бразильцы меня затискали. Своим признали. Мы им потом 4:0 сунули.
– У меня всегда были хорошие. В Баку играл – пять пар стояло, на разную погоду. В команде держали специального сапожника, который их шил. Только "Нефтчи" себе такое позволял. Когда первый раз поехал за сборную, нам "Адидас" подарили. Некоторые ребята – пижоны! – отказывались. Я все эти пары собрал, привез в Баку, раздал нашим. Юра Кузнецов и Адик тоже в моем "Адидасе" играли.
Потом история вышла. Живем в гостинице "Ленинградская" с супругой, я как раз из сборной вернулся. Стук в дверь. На пороге Суюнов, защитник "Пахтакора". Я поразился: "Ты, узбек! Что здесь делаешь?" Тот
