Пассионарий и евразиец Лев Гумилев

Сабухи Ахмедов,

Доктор философии по истории, доцент

«Мы не одиноки в мире!

Близкий Космос принимает участие в охране природы,

а наше дело не портить ее. Она не только наш дом, она - мы сами».

Лев Гумилев

Биография выдающегося советского и российского учёного, историка-этнолога, основоположника пассионарной теории этногенеза, поэта и переводчика Льва Гумилева (1912-1992) изучается на основе официальных документов эпохи, воспоминаний современников, а также автобиографического эссе, который он с иронией назвал «Автонекролог».

Лев Николаевич Гумилев родился в Царском Селе 1 октября 1912 года в семье известных русских поэтов Николая Гумилёва и Анны Ахматовой. В советских документах Л.Гумилев всегда значился как по национальности русский, по происхождению дворянин, хотя его предки по отцовской линии были из татарского рода Милюка, по материнской линии были из татарского рода Хана Ахмада (не случайно в зрелые годы Лев Гумилев подписывал свои письма как «Арсланбей»). Знаменитые на всю Россию родители не могли уделять Льву достаточно внимания, что отразилось в его автобиографии: родители его имели   «антипедагогические способности». Воспитанием ребенка занималась бабушка Анна Гумилева и тетя (сестра отца) А.Сверчкова, в результате ребенком переехал в деревню Слепнева, а затем в г.Бежецк Тверской губернии.

Когда ребенок пошел в первый класс отец был арестован по обвинению в контрреволюции и расстрелян. В средней школе Лев оказался «белой вороной» – по своим знаниям и успехам сразу же опередил сверстников и в результате был обвинен в «академическом кулачестве» за то, что он выбивался из общего ряда. Последний класс средней школы Лев Гумилев закончил в 1930 году уже в Ленинграде.

Окончив школу, он подал заявление в университет, но в приеме было отказано из-за расстрелянного отца. Л.Гумилев поступает чернорабочим на службу в трамвайное управление города, встал на учет в бирже труда, которая в 1931 году направила его работать в «Институт неметаллических полезных ископаемых» Геологического комитета. В составе геологической экспедиции Гумилев работает в Саянах коллектором, в следующем году поступает научно-техническим сотрудником в экспедицию по изучению Памира. Однако здесь он не угодил начальнику и проработал недолго: «...мой новый начальник экспедиции занимался гельминтологией, т.е. из животов лягушек извлекал глистов. Мне это мало нравилось, это было не в моем вкусе, а самое главное - я провинился тем, что, ловя лягушек (это была моя обязанность), я пощадил жабу, которая произвела на меня исключительно хорошее впечатление, и не принес ее на растерзание. За это был выгнан из экспедиции, оставшись в Таджикистане...». Поступив на работу малярийным разведчиком в местную малярийную станцию совхоза Догары, Гумилев усиленно занимается изучением персидского языка, овладевает секретами арабского письма, что впоследствии, уже в университете, помогло выучить персидскую грамоту.

Гумилев познакомился с начальником археологической экспедиции Г.А. Бонч-Осмоловским (из литовских татар) и по его предложению в составе экспедиции в 1933 году принял участие в раскопе стоянки палеолита Аджи-Каба в Крыму. Осенью 1933 году возвращается в Ленинград и начинает работать в Геологическом институте научно-техническим сотрудником по камеральной обработке, однако в том же году Бонч-Осмоловский по ложному доносу арестован, и Гумилев уволен из Геологического института.

В 1934 году Лев Гумилев поступил на исторический факультет Ленинградского университета, где слушал курсы по истории у В.В.Струве, Е.В. Тарле, С.И. Ковалева и других светил исторической науки. Однако в 1935 году дознание уставило, кем был его отец и Гумилев был и арестован. Обращение матери Анны Ахматовой с письмом к Сталину спасает Гумилева и арестованных вместе с ним студентов университета «из-за отсутствия состава преступления». Они отпущены, но из университета исключёны. Несмотря на тяжелые условия жизни Гумилев постоянно посещает Ленинградское отделение Института Востоковедения, где самостоятельно изучает источники по истории древних тюрков. В 1937 году он восстановился в ЛГУ, однако доучиться не удалось.

В начале 1938 года Л.Гумилев постановлением комсомольской ячейки как сын «врага народа» признан был «антисоветским человеком», недостойным обучаться в советском высшем учебном заведении и исключен. Арестованный, «за папу», как писал Лев Николаевич был арестован и осужден на пять лет.

Весь срок он отбыл в Норильске, пользовавшимся страшной славой «Норильлаге», работал в медно-никелевой шахте. Интересно, что в бараке Гумилев жил по соседству с татарами и казахами и выучил татарский и казахский языки. Срок окончился в 1943 году, и он был оставлен там же без права выезда. После окончания срока в Норильске работал техником-геологом, геотехником в гравиметрической экспедиции известного ученого Дмитрия Успенского на Хантайском озере. Лагерь не сломал Гумилева. Именно об этих годах он писал: «Если для тебя что-либо интересно, то обстоятельства и обстановка не помеха. Думать ведь можно везде».

Интересно, что по признанию самого Гумилева, стереотипы национального поведения он стал исследовать после случая с одним азербайджанцем, произошедшим в лагере: «Был такой случай с одним азербайджанцем у нас в лагере, Рза Кули, сейчас живет в Баку. Химик, тихий, скромный человек. Он резал для себя сало, чтобы поесть, а кто-то стоял над ним, кричал и сыпал грязь ему на дастархан. Рза Кули сказал: "Отойди". Тот хотел ударить его по лицу всей ладонью, а Рза Кули мне рассказывал.' "Если бы он меня ударил, я должен был или его ударить или погибнуть". Поэтому он порезал ему ладонь* Тот побежал сразу куда-то. Рза Кули говорит: "Сижу и думаю; умру я или нет". Тот возвращается, рука перевязана, подает руку и говорит: "Ты молодец"... Что отличает азербайджанца от поляка, немца, западного славянина? Они ведь не рискнули бы жизнью ради сохранения достоинства. А этот даже не задумался, у него другой стереотип поведения. И тут я начал изучать стереотипы».

22 июня 1941 года нападением фашистской Германии на Советский Союз началась Великая Отечественная война. С первого дня Гумилев засыпает лагерное начальство письмами с просьбой отправить на фронт, но добился этого только в октябре 1944 года. “Девятого марта 1943 года кончился мой пятилетний срок, и как безупречно проведший все время без всяких нареканий и нарушений лагерного режима, и мне разрешили подписать обязательство работать на Норильском комбинате до конца войны. Я был отпущен и полтора года работал в экспедиции того же самого Норильского комбината. Мне повезло сделать некоторые открытия: я открыл большое месторождение железа на Нижней Тунгуске при помощи магнитометрической съемки. И тогда я попросил, – как в благодарность, – отпустить меня в армию. Начальство долго ломалось, колебалось, но потом отпустили, все-таки”. На решение отправлять на фронт добровольцами политзаключенных повлияла ситуация на фронтах: огромные потери требовали восполнения. Английский историк Энтони Бивор в книге “Падение Берлина” пишет, что к 5 сентября 1944 года в СССР из лагерей было освобождено 1 млн. 30 тыс. 494 человек.

13 октября 1944 года Лев Гумилев был призван в армию. Ряд современных журналистов указывает, что Гумилев служил в штрафном батальоне, но это опровергается архивными данными и сохранившимися воспоминаниями. “Я поехал добровольцем на фронт… За это время был прорван фронт на Висле, я получил направление в зенитную часть и поехал в нее”. Проездом Гумилев оказался в Москве, где его узнал один из старых друзей: “Из дальнего вагона выскочил солдат, в котором мы с радостью узнали Леву Гумилева. Можно было подумать, что он отправляется не на фронт, а на симпозиум. Слушая этого одержимого наукой человека, я почувствовал уверенность в том, что он вернется с войны живым и невредимым.”

Гумилев попал в 1386-ой зенитно-артиллерийский полк 31-ой зенитно-артиллерийской дивизии 48-ой армии 1- Белорусского фронта. В военной книжке Гумилева было записано: «научный работник, историк, б/п (безпартийный), грамотность – ВУЗ».

Подразделение, где служил Гумилев, приняло участие в ожесточенных боях за Варшаву, про которую он впоследствии написал:

«И лик истерзанной Варшавы,
Мелькнув, исчез в январской мгле».

В письме родным Гумилев скупо написал: «Жить мне сейчас неплохо. Шинель ко мне идет, пищи – подлинное изобилие, иногда дают даже водку, а передвижения в Западной Европе гораздо легче, чем в Северной Азии. Самое приятное – разнообразие впечатлений.»

Лев Гумилев отличился в боях в Померании и территории самой Германии. В одной из наградных грамот отмечено: «Рядовой Гумилев Лев Николаевич. Приказом Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина от 4 марта 1945 года Вам объявлена благодарность за отличные боевые действия при прорыве сильно укрепленной обороны немцев восточнее города Штаргард и овладении важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами обороны немцев в Померании».

Позднее о боях в Германии Гумилев напишет в стихах:

«Но сегодня холодное небо во мгле.
Бесприютно и мрачно на чуждой земле.
В черном небе чужая жужжит стрекоза,
И расчет напрягает до боли глаза.
И снаряды, как пчел огневеющих рой,
По холодному небу скользят надо мной».

В боях за город Тойпиц Гумилев проявил подлинный героизм, возглавив подразделение и отразив атаку крупных сил гитлеровцев, однако клеймо политзаключенного висело на нем и начальство не подписывало наградные  листы: «И даже, когда под городом Тойпицем я поднял батарею по тревоге, чтобы отразить немецкую контратаку, был сделан вид, что я тут ни при чем и контратаки никакой не было, и за это я не получил ни малейшей награды”.

Лев Гумилев принял участие и боях за Берлин: «И в этой части – полк 1376 31-й дивизии Резерва Главного командования – я закончил войну, являясь участником штурма Берлина”. Сохранилась грамота, в которой отмечено: «Красноармеец Гумилев Лев Николаевич. Приказом Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза от 2 мая 1945 №359 за Берлин всему личному составу нашего соединения, в том числе и Вам, принимавшему участие в боях, ОБЪЯВЛЕНА БЛАГОДАРНОСТЬ».

Сразу по окончании войны потребовалось суммировать и описать боевой опыт дивизии, для чего командование привлекло Гумилева: «И я это сочинение написал, за что получил в виде награды чистое, свежее обмундирование: гимнастерку и шаровары, а также освобождение от нарядов и работ до демобилизации, которая должна была быть через 2 недели».

Сохранились этнологические заметки Гумилева военного периода, впоследствии сформировавшиеся в теории. Так, о дружбе солдат Советской армии он писал: «И мы великолепно уживались друг с другом на индивидуальном уровне. Но мы же не навязывали своих привычек, не старались сделать из них “неполноценных русских”. И они вели себя соответственно в отношении нас. Общий результат известен? Мы взяли Берлин, а не противник – Москву. Наша пассионарность оказалась выше немецкой». “Я воевал в тех местах, где выживали только русские и татары. Войны выигрывают те народы, которые могут спать на голой земле. Русские и татары – могут, а немцы – нет”. “На фронте мне рассказывала переводчица, что она видела как немецкий фельдфебель бил солдата по физиономии, а тот вытягивался в струнку и повторял: «Герр фельдфебель, я виноват!». Попробовал бы мне старшина дать по морде, или кому-то другому. Был такой случай, он мне по шее, а я ему в зубы. После чего мы посмотрели друг на друга и сказали: «Ну хватит, квиты». Да, но если бы старшина ударил кавказца, тот бы схватился за оружие”.

С войны Гумилев вернулся с медалями “За победу над Германией в Великой Отечественной войне” и “За освобождение Берлина” и несколькими почетными грамотами, а главное – он увидел и осмыслил, что такое война и что такое фашизм.  По Л.Н.Гумилеву, в основе убийств ни в чем не повинных людей, лежит человеконенавистническая идеология – антисистемная идеология. Он говорил, что бывает непассионарный народ с пассионарным руководством. Важно куда, на что направлена эта пассионарность - на созидание или разрушение, на жизнь или на смерть. Германский национал-социализм – типичная антисистема людей, взявших маски патриотов, бросивших чужие жизни в котел смерти ради реализации иллюзии, приведшей и их в пропасть.

В одном из интервью Гумилев отмечал: «Да, я могу рассказать, что такое армия без всяких прикрас. Все эти писатели, Бондарев и другие, – это результат “писательства”. Самый жесткий писатель – это ранний Лев Толстой с “Казаками” и русская литература, посвященная войне с Наполеоном. Далее начинается приукрашивание действительности”.“Верещагин?” – спросили его.- “Верещагин – это позерство, предназначенное для императорского двора. Все значительно страшнее. Войны происходят, с этим ничего не поделаешь. Человечество несет количественные и качественные потери, но жестокость опустошает душу”.

Как отмечала О. Г. Новикова, заместитель Председателя “Фонда Л. Н. Гумилёва”, до конца жизни Лев Гумилев сохранил свой солдатский котелок, с которым прошел войну и который с гордостью демонстрировал гостям.

Демобилизовавшись Гумилев вернулся в Ленинград и был восстановлен в ЛГУ, который окончил в начале 1946 года (экстерном сдал 10 экзаменов) и поступил в аспирантуру Ленинградского отделения Института востоковедения.  В качестве аспиранта принял участие в археологической экспедиции М.И. Артамонова в Подолии. Вот что он писал об этом периоде жизни: «Боже, какой это был 45-ый год, когда мы все вернулись с войны и все хотели жить в мире и любить друг друга! Меня встретили, как родного (я же был в шинели с погонами). Разрешили сдавать экзамены экстерном за два курса, вместе с аспирантскими. Но потом мне отозвалась моя отзывчивость…». Гумилев был исключен из аспирантуры с мотивировкой «в связи с несоответствием филологической подготовки избранной специальности». Однако на самом деле, оказалось что го исключения потребовали карательные органы Советского Союза: мать Гумилева Анна Ахматова встретилась с английским дипломатом, будущим философом либерализма Исайей Берлиным. Арестовывать поэтессу было не за что, но за связи с иностранцем надо было пожурить, в результате целью оказался сын поэтессы. Начиналась «холодная война» и Гумилев почувствовал ее на себе.

Гумилев поступает на работу библиотекарем - в Ленинградскую психотерапевтическую больницу. Здесь, вдали от общественных взглядов и доносчиков, он усиленно работает над кандидатской диссертацией.

28 декабря 1948 года защитил в ЛГУ диссертацию кандидата исторических наук по теме «Подробная политическая история первого тюркского каганата». Вот как описывает канун защиты сам Гумилев: «С питанием было тоже очень плохо, и поэтому, когда я шел на защиту кандидатской диссертации, я съел все, что было дома. Дома не осталось даже куска хлеба, и от­праздновать мою защиту можно было только в складчину. Кое-кто подкинул мне денег, пришли, поздравили меня с защитой кандидатской, совершенно блестящей.» Весной 1948 года в качестве научного сотрудника участвует в археологической экспедиции под руководством выдающегося ученого С.И. Руденко на Алтае, на раскопе знаменитого кургана «Пазырык». Получив диплом кандидата наук был принят научным сотрудником в Музей этнографии народов СССР. Однако финансовое положение семьи не улучшилось: «С большим трудом меня приняли на работу в Музей этнографии народов СССР с зарплатой в 100 рублей, т. е. примерно на том же положе­нии, как я был в аспирантуре. Денег у нас не хватало. Мама, надо сказать, очень переживала лишение возмож­ности печататься. Она мужественно переживала это, она не жаловалась никому. Она только очень хотела, чтобы ей разрешили снова вернуться к литературной деятельности».

В это же время один из идеологов советского государства Жданов выступил с докладами о журналах «Звезда» и «Ленинград», в которых печатали либеральные произведения, не соответствовавшие требованиям властей. Среди тех, кто попал под удар, оказалась и мать Гумилева поэтесса Анна Ахматова. 7 ноября 1949 года Гумилев был арестован без всякой мотивировки, сразу же осужден Особым совещанием на 10 лет и сослан в лагерь «Особого назначения» в Чурбай Нура около Караганды, откуда переведен в другой лагерь у Междуреченска под Омском, в Саянах.

Именно к этому периоду относятся строки, написанные Анной Ахматовой:

«Муж расстрелян,

Сын в тюрьме,

Помолитесь обо мне».

Арест Гумилева «за маму» должен был сломить и Анну Ахматову и ее сына. Властям в этой семье не удалось сломать никого. Николая Гумилёва расстреляли, но не сломали. Ахматову травили бесконечно, но она писала то, что диктовало ей вдохновение. Не сломали власти и Льва Николаевича.

Поэтесса носила передачи, писала письма. Сохранилось ходатайство Анны Ахматовой на имя председателя Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилова о пересмотре дела ее сына Л.Н. Гумилева, завершающееся словами «Умоляю Вас спасти моего единственного сына, который находится в исправительно-трудовом лагере…». Ответ Генерального прокурора СССР Р.А. Руденко также сохранился: «Гумилев Л.Н. осужден был правильно … отказать Ахматовой А.А. в ее ходатайстве».

В 1953 году, когда разрешили присылать книги, Гумилев стал получать необходимые для работы научные труды, выписки из редких изданий, а сам писал на оберточной бумаге, практически без черновиков. В марте 1954 года ученый написал в лагерной больнице завещание: «Я написал «Историю хунну» для собственного удовольствия и утешения души. В ней нет ничего антисоветского. Поэтому в случае моей смерти, прошу рукопись не уничтожать, а отдать в Рукописный отдел Института востоковедения АН СССР в Ленинграде. При редакционной правке она может быть напечатана; авторство мое может быть опущено; я люблю науку больше, чем собственное тщеславие…».

Только в 1956 году Гумилев был реабилитирован по причине «отсутствия события преступления». Он вернулся в Ленинград и директор Эрмитажа М.И. Артамонов помог ему с работой, взял библиотекарем в Эрмитаж. С 1959 года статьи Гумилева начали печатать небольшими порциями. В этих условиях он окунулся в работу Ленинградского отделения Всесоюзного географического общества. Через его сборники ему удалось выпустить в свет ряд своих работ, не допущенных в официальные научные периодические издания.

Страшная нужда, которую испытывал Гумилев, вынужденный содержать себя и мать на мизерный оклад, как писал сам Гумилев, «на ставку беременных и больных», не помешала ему работать над докторской диссертацией. В конце 50-х - начале 60-х годов он является руководителем научной экспедиции на Нижней Волге, он делает открытие Хазарии, пишет об этом книгу. В конце 50-х - начале 60-х годов он является руководителем научной экспедиции на Нижней Волге, он делает открытие Хазарии, пишет об этом книгу.

В 1961 году он защитил докторскую диссертацию по истории на тему «Древние тюрки. VI-VIII вв.». После защиты докторской диссертации Л.Гумилева приглашает ректор ЛГУ член-корреспондент А.Д.Александров на работу в Научно-исследовательский институт географии при ЛГУ, где он проработал по 1986 год, до выхода на пенсию - сперва научным работником, потом - старшим научным работником, перед выходом на пенсию его перевели в ведущие научные сотрудники. Кроме работы в НИИ Гумилев начал вести курс лекций в ЛГУ по «Народоведению».

Будучи неприхотливым, Лев Гумилев вполне доволен тем бытом, что сложился у него после освобождения. Хотя если судить по воспоминаниям друзей и учеников, быт этот был аскетичен – Гумилев долго жил в коммуналке, отдельную квартиру получил к концу жизни.

В это же время Гумилева узнали как поэта. Коллега и друг Гумилева  Александр Панченко, размышляя о лагерях, в которых побывал Гумилёв, пишет: «Пятнадцать лет, притом лучших лет, Гумилёв был лишён того, что составляет насущный хлеб учёного, - книг по специальности. В тюрьме и лагере не навести простейшую справку, там даже энциклопедия Брокгауза и Эфрона недоступна. Неволя вообще не совместима с прагматическим знанием, запоминанием и заучиванием. Неволя определяет и тематику, и, так сказать, методологию творчества, в чём всякий может убедиться при чтении писателей-узников…. Узникам не возбраняется вспоминать, тосковать, надеяться и размышлять — о себе и близких, о друзьях и врагах, а также о высоких материях. Не возбранялось это и Л.Н. Гумилёву; он сочинял стихи, а также по возможности обдумывал первую свою книгу - «Хунну» (она вышла в свет в 1960 году) - и даже писал её, когда его освободили от общих работ. Л.Н. Гумилёв - долголетний узник, он судьбою был обречён либо на художественное творчество, либо на отвлечённости. Попробовав и то, и другое, он сосредоточился на отвлечённостях. Теперь ясно, что он сделал правильный выбор». В среде историков было известно стихотворение «История», из которого приводим фрагмент: 

В чужих словах скрывается пространство,
Чужих грехов и подвигов чреда.
Измены и глухое постоянство
Упрямых предков, нами никогда
Не виданное. Маятник столетий,
Как сердце бьётся в сердце у меня.

Сохранились стихотворные переводы Гумилёва с персидского, бенгальского и узбекского.

В 1967 году Гумилев женился на художнице Наталье Симоновской (1920 - 2004).

В 1974 году он защитил вторую докторскую диссертацию – на этот раз по географии на тему «Этногенез и биосфера Земли». Из воспоминаний Гумилева: «Самым трудным для моей научной идеи было то, что ее негде было обсудить, поскольку это синтетическая на­ука, и все отвечали, что это не по их специальности. И это было верно, потому что наука действительно новая. И тогда я представил ее как вторую докторскую диссерта­цию на соискание степени уже не по историческим, а по географическим наукам. Прошла она блестяще, но ВАК не утвердил ее на том основании, что «это выше, чем докторская, а потому и не докторская». И, не присудив мне степени, назначил меня членом специализированно­го Ученого совета по присуждению докторских степеней по географии. В каковом положении я и сейчас пребываю».

Исследователь идей Гумилёва А.И.Чистобаев писал: «На защиту собралось столько людей, что в аудитории, где обычно проходили защиты диссертаций, не хватило места, пришлось перейти в самый большой актовый зал в здании на улице Смольной,3. За присуждение учёной степени доктора географических наук проголосовали почти все члены Совета, однако члены Высшей аттестационной комиссии при Совете Министров СССР отклонили решение Совета как «необоснованное».

В основу её была положена теория этногенеза. После защиты второй докторской диссертации, основные положения которой публиковались почти в каждом номере «Вестника Ленинградского университета», «научные» власти наложили вето на публикации Л. Гумилева в этом журнале.

Теперь Лев Николаевич в шутку называл себя «дважды доктором Советского Союза». К этому времени он получил известность за рубежом, статьи из серии «Ландшафт и этнос» печатались в Нью-Йорке, его книги вышли в Чехословакии, Польше, Венгрии, Италии, Англии, Испании, и лишь на родине он оставался непечатным изгоем, хотя его лекции приобретали большую популярность.

Диссертация под названием «Этногенез и биосфера Земли» в 1989 году вышла отдельной книгой и была раскуплена в течение одного-двух дней из склада издательства ЛГУ. Заслуги Л.Н. Гумилева, как в области научных исследований, так и в педагогической деятельности упорно игнорировались. В этом одна из причин того, что он не был удостоен даже звания профессора, тем более каких-либо правительственных наград или почетных званий.

Интересно, что 15 мая 1990 года на заседании Секции синергетики географических систем, посвящённом 25-летию пассионарной теории этногенеза, Л.Г. Колотило выступил с предложением о выдвижении Л. Н. Гумилёва в действительные члены АН СССР. В этот же день данное предложение огласили участники круглого стола на Ленинградском телевидении в программе «Зеркало», где участвовали Л. Н. Гумилёв, А. М. Панченко, К. П. Иванов и Л. Г. Колотило. Однако в конечном итоге академиком АН СССР Л. Н. Гумилёв избран не был.

В 1991 году Гумилев был избран академиком Российской академии естественных наук (РАЕН). До выхода на пенсию в 1986 году он работал в Научно-исследовательском институте географии при Ленинградском государственном университете.

Лев Николаевич Гумилев умер 15 июня 1992 года в Санкт-Петербурге и был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

Всю жизнь Гумилев терпеливо относился к выпавшим ему лично испытаниям, говоря: «Надо вынести все страдания и оправдаться в слезах и покаянии самому. Судьба – это вероятность состояния. То есть существует процесс, который идет не жестко запрограммированно, а вариабельно, причем вариабельность эта зависит от такого количества фактов, что мы их даже учесть не можем, не то, что совладать с ними. Поэтому и я охотно повторю: что доволен своей судьбой. Я не был одинок, я был со своим народом и переживал то, что переживал мой народ. Жизнь была иногда очень тяжелой, но ведь я не был исключением. Кому из порядочных людей, а я смею себя относить к таковым, было легко? И если сегодня есть люди, которые считают, что я сделал что-то заслуживающее внимания и доброго слова, я счастлив…».

Память ученого, получившего известность к 70-му году жизни, была увековечена лишь в 2000-х годах. В центре г. Бежецк (Тверская область России) был установлен памятник, где Лев Гумилев изображен с отцом и матерью. В центре г.Казань (Республика Татарстан) установлен монумент Л.Гумилева. В столице Казахстана г.Казань был открыт Евразийский национальный университет им.Л.Н.Гумилева. На горном пике 3520 м у вершины Куркурек на Алтае была установлена памятная плита с именем Льва Гумилева.

Отрадно отметить, что память о Льве Николаевиче жива, особенно ему благодарны тюркоязычные народы бывшей Российской империи и Советского Союза. Его книги пользуются огромной популярностью в Азербайджане.  В Баку, в сложной обстановке 1990 года, были изданы две книги Гумилева «Черная легенда» и «Тысячелетие вокруг Каспия». Книга «Тысячелетие вокруг Каспия» выдержала три тиража и была востребована за пределами Азербайджана. За это исследование автор был удостоен премии имени мецената Гаджи Зейналабдина Тагиева. В Баку, в сложной обстановке 1990 года, были изданы две книги Гумилева «Черная легенда» и «Тысячелетие вокруг Каспия». Книга «Тысячелетие вокруг Каспия» выдержала три тиража и была востребована за пределами Азербайджана. За это исследование автор был удостоен премии имени мецената Гаджи Зейналабдина Тагиева. Книга «Древние тюрки» переведена на азербайджанский язык.

Статья отражает точку зрения автора