Полтава, как страшный сон Европы
Близится 300-летие Полтавской битвы, но, несмотря на давность событий, точки над i ставить рано.
Вокруг предстоящей даты кипят нешуточные страсти. Главными застрельщиками оных выступают историки, как российские, так и украинские, у которых разный взгляд на это сражение. Тем самым господа историки еще раз доказывают, что история – дисциплина не только научная, но и общественно-политическая.
Главным лейтмотивом крупнейшей научной конференции «Реформы Петра I и Полтавская битва», которую на днях провел Институт российской истории, стало стремление еще раз подтвердить победу русского оружия, подчеркнув роль царя, как одного из наиболее талантливых полководцев всех времен и народов.
К этому призвал присутствующих директор института член-корреспондент РАН Андрей Сахаров, подчеркнув, что «необходимо дать Полтавской битве спокойную, научную оценку», в которую Россия по его словам вступила в схватку с могущественным врагом, «совершенно цивилизационно неготовой».
Весьма представительное собрание, на котором выступали не только отечественные историки, но и их коллеги из Украины, еще раз показало, что надо активнее работать с архивами, письмами и другого рода документами, дабы, в итоге, школьники на уроках не зевали, слушая хрестоматийное «Тесним мы шведов рать за ратью; // Темнеет слава их знамён…», а с интересом вникали в те давние перипетии, которые превратили Русь в Россию.
В частности, одним из главных вопросов конференции стало выяснение причин, по которым мы победили лучшую на тот момент армию мира.
И это несмотря на то, что большую часть Северной войны Россия закупала вооружение, в том числе и пушки, за границей, причем, нелегально (из-за шведской блокады). А перевалочным пунктом, «окном в Европу» служил вовсе не Санкт-Петербург, который к тому моменту только отстраивался, а северный порт Архангельск, который шведы безуспешно попытались захватить в начале военной компании. Как писал в те годы английский посланник в России, «это был самый скорый путь в Европу».
Так, только в 1709 году два голландских купца ввезли через Архангельск в Россию 35 тысяч фузей (ружье с кремневым замком, принятое на вооружение в русской армии Петром I). Иными словами, не будь Архангельска, не было бы Полтавы и, Россия была бы обречена (на Балтике во всю хозяйничали шведы).
По мнению историка Владимира Артамонова, злую шутку с Карлом ХII сыграл ряд факторов. В частности, почти полный отказ от использования артиллерии, ставка на «блицкриг», при котором упор делался на мощнейшую пехотную атаку, игнорирование опасности удара по коммуникациям, как следствие недооценки противника и нежелание проводить военные советы со своими генералами в стремлении единолично принимать стратегические решения.
Во многом, эти «грабли» через несколько столетий больно ударили по другому завоевателю - Адольфу Гитлеру, который явно не изучал Северной войны в целом и Полтавской битвы, в частности. В результате чего танки Гудериана были остановлены под Тулой, а мощнейшая военная машина дала первый тактический сбой в битве за Москву, приведший, в конечном счете, к стратегическому поражению.
Впрочем, и, советским военачальникам, по мнению современных историков, не мешало бы поучиться у предков. В частности, отступление русской армии в начале Северной войны было проведено, по их мнению, намного более организованнее, чем это было сделано потомками в 1812 и 1941 годах. Ни одна часть не попала в окружение.
Некоторые участники дискуссии вообще пришли к выводу, что Петр I является, пожалуй, лучшим российским полководцем в истории. Шутка ли, в результате одного сражения, разбить и пленить вражескую армию так, что она перестала существовать?
Отсюда и их обида на западную и украинскую историографию, отказывающуюся признать этот факт.
Глава Института российской истории объясняет это страхом, который Европа по-прежнему испытывает к загадочной России, победа которой в войне со шведами вывела ее в разряд одной из влиятельных держав мира.
Однако детали события по-прежнему изучены не до конца. В частности, есть разные мнения по поводу того, можно ли считать полтавскую викторию блестящей победой русского оружия или это было заранее спланированное «избиение младенцев» в лице малочисленных солдат Карла ХII.
Часть шведских и украинских историков полагает, что более чем двукратный перевес русских в личном составе и артиллерии в Полтавской битве не позволяет говорить «о позоре» для Швеции. Мол, каждый дурак может воевать не умением, а числом.
Отечественные историки, в целом соглашаясь с цифрами, делают совершенно другие выводы. Например, доктор исторических наук Павел Кротов подсчитал, что против 4 шведских пушек Петр I выставил аж 310 орудийных стволов и «играл с Карлом ХII, как кошка с мышкой», метким, прицельным огнем разбивая атаки противника. Что, по мнению историка, свидетельствует о новаторском подходе царя – воевать малой кровью, нанося максимальный урон врагу.
Вообще, говоря о несомненном численном превосходстве русских войск над шведскими, нельзя не вспомнить великого китайского стратега и мыслителя Сунь Цзы, который говорил, что «если у тебя сил в десять раз больше, чем у противника, окружи его со всех сторон; если у тебя сил в пять раз больше, нападай на него; если у тебя сил вдвое больше, раздели его на части; если же силы равны, сумей с ним сразиться; если сил меньше, сумей оборониться от него; если у тебя вообще что-либо хуже, сумей уклониться от него».
Любопытно, что «правая рука» Петра I, светлейший князь Алексей Меньшиков, внесший огромный вклад в победу над шведами, в ходе баталии несколько раз отказывался выполнять приказания царя, ссылаясь на то, что ему лучше видно, как надо воевать. А впоследствии именно он, хитростью, заставил капитулировать остатки шведских войск на Днепре.
Так что полководческий гений Петра Великого был бы не полон без талантливых и строптивых соратников, которых так не хватало Карлу ХII.
Фигурой преткновения по-прежнему остается гетман Иван Мазепа, которого украинские представители считают достойным политиком, защищавшим интересы народа, а российские – фигурой типа генерала Власова, переметнувшимся в трудный час на сторону иноземных завоевателей.
Во многом расхождения строятся на различном толковании решений Переяславской Рады от 1654 года, в результате которого был заключен военно-политический союз Гетьманщины и Московского государства, при условии сохранении статус-кво.
Например, украинский историк Владимир Кривошея считает, что Мазепа, который всю свою жизнь расправлялся с врагами чужими руками, посчитал себя свободным от обязательств после губернской реформы Петра I, в результате которой Гетьманщина в качестве Малороссии включалась в состав Российской Империи. А в целом, Мазепа, лавируя между Карлом ХII и Петром I, хотел сохранить хоть видимость незалежности.
Его российские коллеги не согласны, что в начале ХVIII века Украина была суверенным государством, хотя и признают, что оригинальные документы Переяславской Рады до сих пор не найдены и споры можно вести только академические.
В принципе, дельный совет. Перевод дискуссии из тиши научных кабинетов на городские площади чреват эскалацией напряженности между двумя братскими странами. А героизация Мазепы, которого некоторые националистические круги предлагают причислить к лику святых не может вызвать ничего, кроме, мягко говоря, недоумения. Как впрочем, и предложение возвести памятник участнику полтавских событий Василию Кочубею, на котором бронзовыми буквами должен быть написан текст его доноса на Мазепу.
Надо решить для себя что важнее – изучение Истории или спекуляция на ней? Как говорят в Одессе, это две большие разницы.
Сергей Варшавчик
Публикуется в рамках сотрудничества 1news.az и РИА-Новости
Мнение автора может не совпадать с позиций редакции.
Редакция не несет ответственности за позицию автора