Дом возле мечети

Из истории азербайджанской интеллигенции.

- Уезжаю до конца лета! - решительно объявила мне по телефону своим моложавым, звонким голосом Халида Мамедбейли-Адигезалова,- и, пригласив в гости, деловито добавила:

- В Губе наш дом знает каждый – он возле мечети…

Я не сомневалась в том, что любезным приглашением не воспользуюсь – дел, как всегда, невпроворот и планы на лето определены. Но к Губе, признаюсь, мысль возвращала много-много раз. И дом тот, что рядом с мечетью, виделся в воображении постоянно, и когда-то сказанные супругом Халиды - нашим замечательным, выдающимся композитором Васифом Адигезаловым слова о том, что именно там ему особенно хорошо работалось, то и дело всплывали в памяти. 

Дом, правда, виделся не обычным жилищем, а неким символом очага, в каковых век-другой назад большими семьями селились наши предки. Где, по-моему, закладывались чувство семьи, родства, основы национального уклада, традиций, образа жизни и нравственных ценностей, которые по наследству передаются из поколения в поколение. Очага, без которого трудно в жизни. Очага, какого у меня – увы – не было…

Моей «родины» – солнечной двухкомнатной бакинской квартиры на втором этаже дома № 121 по улице Лермонтова (бывшей Чемберикендской) меня лишили в неполных шесть лет. О том, что моего деда – Али Ашрафа Алиева с беременной женой и односельчанами еще в 1900 году за какие-то провинности власти выслали на поселение в Сибирь; что мой отец Алекпер родился в том же году в заполярной Чите, я узнала много позже, когда многострадальная мама посчитала нужным рассказать чуть-чуть повзрослевшему ребенку все, что знала о семье горячо любимого супруга, арестованного в 1937-м и в 1939-м сосланного в Магадан… чтобы не вернуться.

Я часто представляла себе родовое гнездо деда и родню отца, рассматривая две бережно сохраненные мамой добротные, сделанные в Чите фотографии, «скучала» по прошлому, положившему начало моим корням, но ничего, кроме щемящей боли, эти мысли и чувства не приносили. Но вот Губа!

Первой, кто назвал меня «землячкой», стала Халида. В скупом рассказе о происхождении отца в написанной мною книге «Мое время» она вычленила ключевое для нее слово «Губа», которое прежде я, честно говоря, произносила механически, как одну из скупых деталей, достигших когда-то моего внимания. А вот она… Человек, проживший в большой семье, каждым членом которой по праву гордится, о ком может рассказать множество делающих и ей честь подробностей, отлично знает цену семейным узам, для нее связанным с родным городом, их влияние на судьбу будущих поколений, наследующих лучшие черты предшественников.

Уверена, Халида и не подозревает, что с ее легкой руки что-то перевернулось во мне, что-то теплой волной коснулось души и стало согревать, будто под ноги вернулась опора, ощущение соков земли предков, радость обретения истинной родины, которой мы, прожившие 70 лет в условиях особого режима, познаем очень поздно. Но такой уж она человек – тонкий, неравнодушный, любознательный, активно воспринимающий мир и испытывающий потребность делиться своими знаниями, участием и добротой с окружающими – каким и может быть личность, крепко связанная с миром достойными корнями, впитавшая их живительные соки.

… В те дни, когда известный писатель Зульфугар Шахсевенли кропотливо собирал материалы и публиковал под рубрикой «Память» в солидной и мудрой газете «Гюнай» замешанные на обостренном чувстве ностальгии и справедливости очерки об уважаемых людях, он поделился своими наблюдениями о том, какого помощника и советчика приобрел в лице Халиды ханум Мамедбейли - Адигезаловой.

«В судьбе каждого человека, - написал тогда Зульфугар муаллим, - есть что-то от моей личной биографии, от биографии моего народа. Люди, чьи литературные портреты я создаю, переживая часто горькую их судьбу, для меня самые, что ни на есть, родные. И если в каждой моей публикации слышатся и биение моего сердца, мои ностальгия, тоска и волнения, то больше всего потому, что многие люди, с одной стороны, с восхищением воспринимают мои рассказы о судьбах достойных соотечественников, а, с другой, и сами делятся знаниями, чувствами, опытом.

Одной из тех чутких людей, что с интересом следит за моими статьями и часто делится со мной по телефону интересными наблюдениями, стала чистейшей души человек – Халида ханум Мамедбейли, супруга любимого всеми композитора Васифа Адигезалова.

Халида ханум – наследница именитого рода. Она рассказала мне, что выдающийся ученый, член-корреспондент Национальной академии наук Азербайджана, лауреат Государственной премии СССР, известный ученый -лингвист, доктор филологических наук, профессор Алигейдар Алиаббас оглу Оруджев – брат ее мамы, а ей приходится родным дядей. Дядей, чья жизнь прошла на ее глазах и судьбу которого она пронесла через свое сердце…»

Не скрою, я часто бывала в гостеприимном доме Халиды, но более всего для того, чтобы побеседовать с ее именитым супругом. Талантливый композитор, неутомимый труженик, Васиф Адигезалов, даже в дни тяжелой болезни много и плодотворно работавший, постоянно писал и предлагал публике все новые произведения, и нам было, о чем поговорить… О грандиозном концерте в Турции, где исполнялась заказанная ему властями оратория «Чанаккале»…О хлопотах перед премьерами оперы «Натаван» или оперетты «Алдын пайыны, чагыр дайыны» по либретто Анара в Азербайджанском государственном театре музыкальной комедии. Естественно, и в дни, когда заботился о том, чтобы достойно отметить 70-летие Союза композиторов, который Васиф муаллим долгие годы возглавлял.

Да уж, тем для бесед с композитором – всегда обстоятельных, богатых на откровения - у нас было немало, но Халида ханум… В них она участвовала редко – у нее особый статус знающей все о творчестве мужа и его планах преданной супруги, но еще и опытнейшего преподавателя французского языка Медицинского университета, матери двух великолепных сыновей, находящей душевные силы для духовного общения с подрастающими внуками, и прекрасной хозяйки – «своих» дел  у нее всегда хватало. Но теперь, когда Васифа не стало …

Конечно, горе подкосило ее – задумчивая, она все чаще устремляет взгляд в прошлое - ей есть, что и кого помнить, о ком рассказывать. И поток информации, открывшейся при возможности сосредоточиться на прошлых впечатлениях, оказался настолько велик, что ее «потянуло» взяться за перо. Скорее всего - для души, но, может быть, и в назидание потомкам – кто знает? И она взялась.

Образный язык, изысканный стиль, определенная «фундаментальность» и цельность героев ее рассказов завораживают. Тем более, что именно там, в прошлом, в богатом на события и чувства времени, все, как оказалось при здравом размышлении, было так интересно и поучительно…И для меня – тоже… Во всяком случае после ласкового слова «землячка» темы наших бесед с Халидой существенно изменились …

- Брат моей мамы – Алигейдар Оруджев одарил светом своих познаний миллионы людей, - с гордостью говорит Халида, доставая с ближайшей полки шкафа объемистые тома его трудов – подготовленные им в соавторстве с другими выдающимися учеными «Азербайджано-русский словарь», «Русско-азербайджанский словарь», «Толковый словарь азербайджанского языка» и другие книги с теплыми автографами.

- Дядя работал в издательстве «Азернешр», когда…

- А давай начнем с того, что было задолго до этого, - останавливаю собеседницу в предвкушении услышать некое начало «семейной хроники» с редкими и потому особенно важными подробностями, - ты так многое помнишь…

- Слава Богу! Так вот слушай… Отец моей мамы, а, значит, и дяди ведет свое происхождение из Дербента (Демиргапы). Их дед был известен как поэт, и своему сыну Алиаббасу (то есть их отцу) дал прекрасное по тем временам образование. Переехав в Губу, Алиаббас встретил и полюбил прекрасную девушку Сакину, с которой прожил счастливую жизнь.

В самом центре Губы у семьи Оруджевых был утопавший в розовых кустах особняк. Сестра Алиаббаса (тетя моей мамы и ее брата) - Мешеди Бибиханум открыла в этом доме женскую школу по чтению Корана.

Подробностей сохранилось немного, но вот эту карту бережно храним – она сама рассказывает немало, - говорит Халида, осторожно доставая из потемневшей от времени шкатулки старинную «Купчую».

Подписанный губернатором Баку и скрепленный печатью, этот ценный исторический документ свидетельствует о том, что Алиаббасу бею принадлежит село Джигатай, расположенное в 30-32 километрах от Губы в сторону моря. Купчая включает карту и план села Джигатай с обозначением местонахождения леса, гумна, мельницы, школы и их названий.

- Да ценная реликвия, - говорю, глядя на роскошно оформленную бумагу… Теперь уж и не представишь, что последовало за получением такого свидетельства, кто и как жил в этом селе…

- Отчего же! Мы всегда с интересом относились к родственникам, расспрашивая старших, передавая новым поколениям семейные предания, и имели неплохое представление о том, каково им жилось, что служило стержнем духовности и определяло стиль отношений с окружающими.

Моя покойная мама рассказывала, что вся служебная деятельность их отца, моего дедушки Алиаббаса, проходила в Губе, Хачмазе, Девечи, а из села в конце недели им в город привозили на арбе продукты. Когда наступало лето, дедушка отправлял всю семью в Джигатай.

Своих сыновей Алигейдара, Алекпера и сына своей сестры Мамедтаги дедушка отдал в русскую школу, где, кстати, в начальных классах тогда учительствовал будущий руководитель Азербайджана Мирджафар Багиров.

Когда мальчики закончили в Баку рабфак (рабочий факультет), дедушка, не желая отставать от дальновидных земляков, отправил сына Алигейдара и племянника Мамедтаги учиться в Петроград, но через полгода, испугавшись плохого климата, они вернулись в Баку.

Дядя работал в издательстве Азернешр, когда встретил свою любовь – Назакет Агаеву. Вместе с близкой подругой Нигяр Рафибейли они тогда работали чтицами и, можно сказать, находились в опале как дочери известных, весьма уважаемых в «дореволюционном» Азербайджане людей – председателя парламента АДР Гасанбека Агаева и бывшего губернатора Гянджи - Худадата бека. Наверняка, знаешь, что Нигяр Рафибейли стала прекрасной поэтессой и вышла замуж за выдающегося нашего поэта Расула Рза.

Алигейдар Оруджев поехал учиться в Москву – он был студентом редакционно-издательского факультета полиграфического института, когда кто-то из однокашников в присутствии студентов его группы с иронией отозвался о критических высказываниях Сталина по поводу суждений известного академика Марра. Ну, в том смысле, что вождь, оказывается, и в вопросах языкознания «разбирается»!

Этого было достаточно, чтобы на грани закрытия оказался весь факультет, а группу в полном составе сослали куда подальше. 

Дядя Алигейдар попал в Оренбург - там работал и продолжал заниматься: ему, как и его однокашникам, разрешили через три года экстерном сдать экзамены, чтобы получить вузовский диплом. Правда, в крупных городах жить бывшему ссыльному запретили, и он поселился Ханларе, откуда лишь через некоторое время  по особому разрешению возвратился в родную Губу.

После ссылки дядя очень изменился. Ставшая его женой Назакет ханум и сама замечала, что любитель шуток, веселый, открытый парень стал сдержанным, замкнутым, недоверчивым. Да и мы, дети – их сын Эльхан, я, моя сестра Фарида, подолгу жившие вместе с его семьей в большом доме с верандой у бабушки, запомнили дядю за письменным столом, обложившимся множеством книг. Хотя для нас у него всегда находилось время – он внимательно просматривал учебники, по которым мы занимались в школьные годы, охотно отвечал на вопросы, приветствовал любознательность и, конечно, поощрял своей доброй, мудрой улыбкой.

- Там Алигейдара муаллима и настигла «профессиональная» судьба?

- Можно сказать и так. Когда дядю вызвали в НКВД, вся семья встревожилась – что могло означать подобное «приглашение»? Но, оказывается, чудеса тоже иногда случаются. Когда созданному в 1940 году Азербайджанскому филиалу Академии наук СССР было поручено приступить к работе над словарями - русско-азербайджанским и другими, руководитель республики Мирджафар Багиров уверенно сказал: в Губе есть толковый, образованный парень – сын Мешеди Алиаббаса. Позовите его…

- Откуда он знал о нем?

- Так он же преподавал в младших классах Губинской школы - дядя был его учеником. И потом… Уж о человеке, побывавшем в ссылке и вернувшимся на родину, он знал все!

- Приглашение считалось лестным?

- Не то слово! Конечно, составление словарей - каторжный труд, который стоил многих сил его авторам, но зато…  Словари - это дело чести целой нации, это уровень культуры, это связи с миром. Тем более, когда в республике есть собственные специалисты, способные осилить подобную работу. И надо же, первыми, кто в Азербайджане получил Сталинскую премию, оказались мой дядя Алигейдар Оруджев и его коллеги – маститые ученые Гейдар Гусейнов и Юсиф Мирбабаев. Это было в 1948 году По сути, они стали зачинателями в Азербайджане словарного дела…

- Читала, будто один великий ученый еще в начале ХХ века сказал: «Если хотите кого-то отправить на каторгу, заставьте его работать над составлением словаря»…

- Это уж точно про моего дядю и его коллег!

- Жаль, что далеко не каждый может не только оценить такое, но и представить, какие виды словарей существуют в мире, сколько специальных институтов занимается кропотливой и ответственной работой по их составлению, какими энциклопедическими знаниями, долготерпением и чувством ответственности обладают занятые этим ученые.

- Пусть наградой  им служит сознание того, что постоянно обновляемые труды наших первооткрывателей за более чем полувековую историю были востребованы миллионами и по сей день переиздаются, чтобы служить всем нам.

-Халида! Известно, что в вашей семье, знающей цену добрым поступкам, где умеют беречь традиции и раритеты, хранятся часы, подаренные кому-то из твоих предков императором Александром II. Что связано с этой ценной вещицей?

- Так эта история относится уже к моей родне по отцовской линии…

…Мой прапрадед был образованным религиозным деятелем высокого ранга. Из тех, кого еще во времена Екатерины Второй переселили в местечко Хызы Губинского уезда, чтобы служить и вести занятия в местных духовных учреждениях. Его сын, а мой прадед Гусейнгулу ага Мамедбеков одно время преподавал в Астраханской духовной семинарии. В середине XIX века он жил в Губе  и служил в мечети, построенной как раз для него. Жена его Ум Гюльсум была арабкой. Она родила ему трех сыновей, старший из которых – Маммед Муса и стал моим дедом.

Так вот, когда в мой прадед Гусейнгулу Мамедбеков был совсем молодым муджтахидом - священнослужителем-преподавателем, до Губы дошла весть о том, что через их края проедет следующий из Тифлиса поездом наследник царя Николая Первого, цесаревич Александр. Естественно, встречать царственную особу на вокзале собрался весь уездный бомонд, и цесаревич, выйдя из вагона,   поприветствовал всех поочередно, найдя слова любезности для каждого персонально. Здороваясь с молодым муджтахидом Гусейнгулу, Александр одобрительно отозвался о его наряде. Наряд – аба – и в самом деле был красивый – сшитый из добротной парчи и отделанный драгоценными камнями, он отличался восточным благородством и свидетельствовал о вкусе хозяина. 

Услышав похвалу, Гусейнгулу, не раздумывая, снял с себя абу и набросил ее на плечи венценосного юноши, а на возражения ответил, что понравившаяся гостю вещь, по нашим обычаям, принадлежит ему. Тогда цесаревич, тоже не раздумывая, преподнес молодому священнослужителю свои массивные, инкрустированные драгоценными камнями золотые часы, которые с тех пор в семье Мамедбековых передают по наследству.

- Прекрасная история… Тем более значимая, что по наследству Мамедбековы передают не только дорогие предметы – главными для них остаются священные заветы предков и духовные ценности… Те, что позволяют пережить невзгоды и достигать больших успехов.

- В этом тоже есть какая-то закономерность и предопределенность. Старший сын Гусейнгулу, мой дед Маммед Муса, единственный из наследников, посвятивших себя религиозной деятельности, жил, как я уже сказала, в доме при мечети, рядом с которой и была построена медресе. В жены он взял жившую по соседству красавицу Хадиджу, которую все  вокруг любили и называли Марал-Сонаджан. Это моя бабушка по отцу. Она тоже родила трех сыновей, но рано овдовела. Ее мужу было 43 года, когда он скончался от сердечного приступа, и бабушка сама успешно вела хозяйство за счет доходов с роскошных яблоневых садов. Она ревностно следила, чтобы дети учились – сначала в Губинской гимназии, а потом и дальше.

Знаешь, когда ее старший сын – мой дядя Гусейнага – стал атеистом и коммунистом, в семье шутили, что он-де обиделся на Бога. Видите ли, отец обещал отправить его на учебу в Сорбонну, а так называемый всевышний помешал ему осуществить мечту сына.

Кстати, потом большевики «оценили» преданность дяди так, как умели только они. Хорошо, что полученное образование не только кормило его семью, но и доставляло ему моральное удовлетворение: уже тогда хорошо зная турецкий язык, дядя поступил на Азербайджанское радио, где много лет прекрасно работал в редакции турецкого вещания. А еще он преподавал и занимался любимым делом – художественными переводами на азербайджанский язык классиков литературы, в частности, Максима Горького с его непростым стилем.

- С тех пор много воды утекло, многое изменилось в жизни, во взаимоотношениях людей…

- Конечно, за годы, точнее за десятилетия разрослись семьи, изменился статус каждого из нас. Но главное, по-моему, то, что все последующие поколения «рода» несут в себе  лучшее из полученного генетически и обретенного в условиях сформировавшихся семейных устоев.

- И это не просто уважение к старикам, к предкам, а некая святость, чувство ответственности за себя и за других!

- Пойми меня правильно, я ни в коем случае не хочу и думать об исключительности, элитарности этих людей. 150 - 200 лет назад они никаких сверх естественных целей не ставили перед собой и своими детьми, ни перед кем не хотели  показать себя. Они знали, что следует учиться, следовать общечеловеческим заповедям, а положение в обществе, ощущение себя достойным человеком формировались сами по себе, приходили естественным образом.

- Чтобы, как мы сейчас говорим, быть, а не казаться?

- Конечно! В нашем роду никто не остался неучем, никто не вел праздную жизнь, не прозябал, довольствуясь минимумом знаний, не гнался за внешними атрибутами успешности. Мы никогда не ждали манны небесной, не окружали себя мишурой. Потому каждым,  кого бы из наших я сейчас ни назвала, могу гордиться.

Жена дяди Алигейдара Оруджева, Назакет ханум Агаева, была великолепным знатоком иностранных языков… Ее монография на сложнейшую тему «Система глагольных наклонений в современном азербайджанском литературном языке» имела огромное значение для специалистов. Их сын Эльхан – уважаемый сотрудник Института языкознания НАН Азербайджана.

Один сын дяди Гусейнаги Мамедбекова Тофик стал пилотом, другой – Кямал - посвятил себя архитектуре и стал очень успешным специалистом.

Первым в Азербайджане доктором наук по такой специальности, как патологоанатом, стала его дочь Лейла. Ее сын Эльджан Мамедбеков удостоился чести стать главным фтизиатром города Баку, а его брат-близнец Эльяр – врач реаниматолог. Врачами стали и дочери дяди Аббаса: Ася была педиатром, Марал – психиатр-невропатолог, а, к сожалению, рано ушедший сын Намик совсем молодым удостоился звания заслуженный архитектор Азербайджана.

Как говорится, иных уж нет, а те далече. Но, слава Богу, здравствуют их дети, внуки и правнуки – когда встречаемся по праздникам или каким-либо датам, собирается человек тридцать.

- И все связанные кровным родством, знающие друг о друге почти все. О чем говорите?

- Во всяком случае, не судачим. Поводов сколько удобно – дни рождения и ухода из жизни близких, чья-то защита, чей-то приезд из дальних странствий…Участливо выслушиваем новости, которыми накоротке не обменяешься по телефону. Пытаемся помочь советом и делом младшим и обязательно поздравляем с успехами, чтобы искренне порадоваться за них. По-хозяйски суетятся младшие – невестки, внучки, а мы – теперь уже самые старшие и уважаемые - как бы  почиваем на лаврах.

- Где встречаетесь?

-  Местом встречи давно уже стала 4-комнатная квартира старшего брата отца - дяди Гусейнаги Мамедбекова. Он скончался в 1957 году, но мы собираемся у его детей, в доме, что напротив здания, где размещался Октябрьский райисполком. Для меня по сей день это «Искровская, 63», а сейчас не знаю, как то место называется. Более полувека там сохраняется аура прежних лет и как бы жив дух самых дорогих и близких членов большой семьи.

- И вот девочка из такой семьи вошла в какой-то момент в дом знатной династии музыкантов Адигезаловых… Как встретили тебя?

- Ой, это, кстати, интересно! Знакомить со своими я привезла Васифа как раз в дом дяди в Губе. Дядя был уже в летах, и все привыкли к тому, что он, как аксакал, к гостям не выходил, а тут… Представляешь, сам нарвал в саду букет роз, чтобы встретить первого зятя!

- А Адигезаловы…   

- И они встретили невестку замечательно. В их семье я узнала огромный мир, о существовании которого, увы, не подозревала. Васиф же учился в консерватории, тяготел к классике, а его семья жила в атмосфере мугама, чарующих звуков народных напевов!

Никогда не забуду, как я плакала в соседней комнате, слушая, как  дедушка Зульфи, укладывая спать первого своего внука Ялчина, напевал ему такие мелодии, от которых переворачивалась душа.

- Ты принесла в эту семью свои традиции?

- Мы с Васифом жили отдельно, но взаимовлияние явно произошло. В музыкальной семье Адигезаловых я узнала так много нового, стала как-то чувствительнее к прекрасному, к народным истокам, вошла в круг изысканных образов этих утонченных людей, которых для себя называю небожителями.   

- Веришь, что новые поколения формируются в семье?

- Абсолютно! В том числе и там, где замыкаются в рамках маленькой семьи, где пренебрежительно, свысока относятся к окружающим, «моют кости» другим и  ограничивают круг гостей, где детям запрещено приводить в дом  ватагу соседских мальчишек или одноклассников. Отрицательный опыт – увы - быстрее и легче пристает…

-  Согласна с тем, что все лучшее человек получает от родителей?

- Если родители сами получили нечто достойное от своих родителей.

- Скажи, ты гордишься своими сыновьями?            

-Безусловно! Они много получили генетически и усвоили по жизни. Ялчин, к примеру, рано самостоятельно принял непростое, судьбоносное решение.

Уже было известно, что у него, как и у его отца, есть все задатки хорошего пианиста. Но при этом педагоги говорили, что фортепианную музыку Ялчин слышит и играет «оркестрово», и это, как оказалось, вызвало у мальчика непреодолимое желание быть дирижером. О нем  он «боялся» говорить вслух… даже отцу, но однажды…

Хорошо помню тот вечер, когда мы по традиции собрались ужинать в семье Ниязи. Мы только сели за стол, на котором уже источал свой неповторимый аромат приготовленный Аджар ханум плов, как маэстро, вспылив, отшвырнул наполненную тарелку и с возмущением выкрикнул:

- На него посмотрите! Он хочет стать дирижером! Да ты знаешь, что такое быть дирижером?

Оказывается, оставшись с Ниязи наедине, пока на кухне шли приготовления, Ялчин, с детства чувствовавший себя в семье Ниязи как дома, осмелел и выпалил фразу о заветном желании стать дирижером. Вот маэстро  и разразился тирадой, показавшей, насколько велик был гнев маститого музыканта, отлично знавшего, что такое дирижирование.

- Но я знаю, что очень скоро Ниязи сам  «болел» за Ялчина и вручил ему рекомендательное письмо на имя лучшего российского педагога по классу дирижирования - Ильи Мусина, напутствуя его перед отъездом в Ленинград… Это ведь и поддержка, и вера в талант юноши, в его способность преодолевать многие трудности. Теперь-то все это видно!

- Если б ты знала,  какой это тяжелый труд и сколько здоровья  он ему стоит!

-Зато какое признание! И гордость матери.  По- моему, любит свое дело и твой сын Тогрул? Он ведь не только талантливый врач, но и руководитель престижной клиники…

- Это приятно сознавать, но, понимаешь, я всегда считала, что должность совсем не главное в жизни человека.

- А что главное?

- Многое… Иные уверены, что человек в должности – опора для семьи и окружающих, а я считаю, что опора совсем в другом. Были в нашем кругу директора и председатели, заведующие и руководители. Но на этих ступеньках общественной лестницы они оказывались как высококлассные специалисты и ответственные люди. Как личности, для которых главное – в избранной профессии быть на своем месте. И не забывать о семье, о том, как твой пример аукнется в  следующих поколениях.

- Я давно заметила, что ты умеешь гордиться каждым, о ком рассказываешь.

- Потому и рассказываю, что есть, чем гордиться, что достойно воспоминаний.

Вот и 15 сентября, в день, ставший последним для Васифа, собравшись, будем говорить и о нем, и обо всех дорогих нам членах семьи. Говорить, понимая друг друга с полуслова  как люди  с общими  корнями гигантского дерева, которое не поколебать ни одной буре, ни одному, даже мощному урагану. Право слово СЕМЬЯ…

- Здоровья тебе, счастья и успехов всем твоим домочадцам, Халида! Спасибо за поучительный и трогательный рассказ. За добрую и зоркую память о нашем общем прошлом.

Галина Микеладзе

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Редакция не несет ответственности за позицию автора