Карабахская Отечественная: я возвращалась с войны - Часть III

11:32 - 11 / 05 / 2016

«Бакинский рабочий» продолжает публикацию глав из документальной повести заслуженного журналиста Азербайджана Татьяны Чаладзе «Карабахская Отечественная: они умирали честно», посвященной азербайджанским солдатам и офицерам — защитникам своей Родины.

Карабахская Отечественная: Передовая и смертельная опасность - Часть II

Позднее мне часто доводилось в различных ситуациях учиться преодолевать страх, и, думается, что если бы не было этого случая на Сарсангском водохранилище, я вряд ли справилась бы с собой, ведь никто из ребят ни словом, ни взглядом, ни жестом не дал мне понять, что они видели, как я перетрусила. Я была вместе с ними, я была одной из них.

Возможно, именно это обстоятельство повлияло на всю мою дальнейшую деятельность — я стала своей. И мне уже хотелось сделать все, чтобы как-то им помочь, а если не помочь, то просто быть рядом. На следующий день я поехала в госпиталь — узнать что с раненым.

К сожалению, он умер. На душе стало горько. Я почувствовала необходимость сделать хотя бы что-то нужное, полезное. Но что я могла? Мне удалось добиться разрешения командира бригады съездить и на другие позиции, сфотографировать ребят.

Время командировки кончалось, и мы вернулись в Баку. В Министерстве обороны военные журналисты Низами, Сеид ага, тот самый Шамистан, которого я видела по телевизору в Тертере, уже знали, в какую переделку я попала, и относились ко мне как к «обстрелянной», то есть с определенным доверием.

Помогли собрать материалы о Ходжалы, Шуше, печально известном полке №366. И все-таки когда меня провожали, чувствовалась их напряженность — вот я уеду и что же про них напишу? Кстати, еще на позициях я столкнулась с ярко выраженным недоверием: сейчас, мол, здесь говорите так, а неизвестно, что напишете, «про нас никто не пишет, а если пишут, то неправду».

Честно говоря, все эти разговоры, а также утверждения об информационной блокаде, тогда я восприняла как местное кокетство. Несчастная! Могла ли я подумать, что все испытаю на собственной шкуре. Итак, я возвращалась в Ригу, тогда еще был прямой авиарейс Рига—Баку — Рига. В октябре 1992 года еще можно было прилететь в Латвию без визы, поэтому самолет был полон пассажиров. Рига всегда была популярна в Азербайджане: кто-то летел по работе, кто-то — в гости, кто-то — по еще, Бог знает, каким делам. А я возвращалась с войны.

Тот страх, который я испытала на Сарсангском водохранилище, не прошел для меня бесследно, теперь я боялась того, что люди, с которыми я общалась в Азербайджане, подумают, что я осталась равнодушной, что я не напечатаю правду. Эти мысли будоражили меня и не давали покоя. Я торопилась выпустить специальный номер газеты «Балтийское время», посвященный войне в Нагорном Карабахе.

Обычно газета выходила на восьми полосах, у меня же было столько материала, что я приняла решение выпустить этот номер на шестнадцати страницах. Собрала работников редакции, непосредственно связанных с выпуском газеты, рассказала о своей поездке, показала привезенные материалы, объяснила, что от них потребуется работа в два раза большая, чем за то же время подготовки стандартного номера газеты. Еще сказала, кто не хочет участвовать в создании данного специального выпуска, пусть скажет сразу. Лишних технических специалистов в редакции не было, и если бы кто-то отказался, пришлось бы искать работника на стороне, а на это ушло бы время.

Однако работать согласились все. Тяжело нам тогда досталось, ведь на своих сотрудников я обрушила «кусочек» войны: наборщицы текста и корректоры не могли спокойно работать — плакали. У них перед глазами лежал не только текст Ходжалинской трагедии, но и фотографии расстрелянных детей. Так с валерьянкой и работали.

Одновременно со специальным выпуском я готовила «репортаж с пристрастием» в другой газете — «Латвияс лайкс», которая выходила на русском, латышском и немецком языках. И вот через десять дней после моего возвращения из Карабаха, в первых числах ноября, в один день вышли специальный выпуск газеты «Балтийское время», полностью посвященный войне в Карабахе, и газета «Латвияс лайкс» с репортажем на весь разворот «С нами Аллах и два пулемета».

В принципе я понимала, что если раньше из Азербайджана в нашей республике не было напечатано ни строчки, то этот специальный выпуск должны были заметить. Но в первый день тишина, во второй тоже, я даже стала бояться, что никто не обратил внимания.

Но зато на третий день — как будто прорвало плотину... С самого утра в редакции начались странные звонки по телефону, сначала бросали трубку и ничего не говорили, потом стали ругаться матом, потом вежливым голосом приглашали меня к телефону и, когда я брала трубку, кричали мне в ухо, что я такая-сякая, что как я посмела напечатать против армян, что они меня поймают, что они со мной сделают то-то и то-то и столько раз.

Кстати, из звонивших не было ни одного латыша, все говорили чисто на русском или с характерным кавказским акцентом. Практически во всех более-менее заметных республиканских изданиях были статьи о том, что Чаладзе разжигает межнациональную рознь, что Чаладзе поступила необъективно, отразив только одну точку зрения — азербайджанскую и, наконец, утверждали, что меня подкупили азербайджанцы. Но нигде не было сказано, что я напечатала неправду, нигде не было так называемых опровержений.

На телевидении, например, сидели солидные дяди и рассуждали о том, как неосмотрительно поступила Чаладзе, напечатав только одну точку зрения, что этим маленькая Латвия втягивается в межнациональный конфликт между Арменией и Азербайджаном.

Через несколько дней меня официально пригласили в Министерство юстиции Латвии, заместитель министра Ашот Асатурян (!) предупредил, что я нарушила свою компетенцию, что я, ни больше ни меньше, как осложнила международные отношения между Латвией и Арменией, что в отношении меня будут приняты меры. А в редакции уже побили стекла в окнах, в мой домашний почтовый ящик посыпались записки с матом и угрозами.

Во всем этом фейерверке однажды мне сообщили, что такого-то числа меня ждут на телевидении, где в прямом эфире состоится передача, на которой будут присутствовать представители Народного фронта Латвии, представители армянского национального культурного общества и еще кто-то, что на этой передаче я должна покаяться в своей некомпетентности, принести извинения армянскому обществу «за свои ошибки», тогда, мол, меня простят и оставят редактором газеты.

При этом добавили, что я должна буду обязательно съездить в Армению и написать правдивый репортаж. Конечно, я пошла на эту передачу. Смутно помню все там происходящее и произнесенное. Суть была в одном: как я посмела напечатать «проазербайджанский» материал.

В ответ я показала кипу газет «Диена» и другие с проармянскими материалами и добавила, что с редакторами этих газет не случилось ничего подобного, что произошло со мной. Хорошо помню окончание передачи. Ведущий с довольным видом предлагает мне ответить на вопрос телезрителя, что я могу сказать по поводу того, что меня подкупили азербайджанцы. До сих пор помню ту минуту, когда я держала паузу, подбирая ответ, в самом деле, не могу же я с экрана телевизора бить себя в грудь и убеждать, что я неподкупная. И вот я стала отвечать: «Да! Меня подкупили!» — в это время беру в руки свою газету «Балтийское время», открываю первую страницу, а там фотографии детей, погибших в Ходжалы, и на весь экран показываю эти фотографии: «Меня подкупили вот этим! Как вы думаете, сколько это стоит?! Вот, например, эта погибшая девочка очень похожа на мою дочь, видите ножку и на ней рану, мне кажется, что эта ножка моей дочери!» Все вокруг онемели. Тогда резко вскочил представитель Народного фронта Латвии и зачитал постановление Думы НФЛ, высшего руководящего органа редакции, что ряд недостатков, допущенных из-за некомпетентности главного редактора, привел к серьезным последствиям, к разжиганию межнациональной розни и т. д., и что Чаладзе надо снять с занимаемой должности. На следующий день во всех газетах было напечатано постановление Думы НФЛ.

Началась новая волна телефонных звонков и записок — вот, видишь, ты теперь никто, и мы тебе еще покажем! Честно говоря, еще потом в течение нескольких дней я не понимала, что все это произошло именно со мной, в моей любимой стране, где я со всем пылом и жаром моей души боролась за национальное возрождение латышского народа, активно участвовала в сопротивлении, подпольно печатала и распространяла листовки за свободу Латвии и тогда, в кровавом январе 1991 года, вместе со всеми стояла на баррикадах, рискуя жизнью. Я не могла понять, за что меня начали травить? Никто даже не пытался меня опровергнуть, ни одним словом в газете я не обмолвилась, что, мол, бей армян, они сволочи. Я ЛИШЬ ПРОСТО НАПЕЧАТАЛА, ЧТО ПРОИЗОШЛО В АЗЕРБАЙДЖАНЕ, С ФАКТАМИ И АРГУМЕНТАМИ, С ФОТОГРАФИЯМИ. И тогда, наверное, я сделала самое лучшее, что могла сделать в данной ситуации, поскольку Интернет в то время практически не был распространен — я взяла пачки моих газет, спецвыпуска «Балтийское время», купила билет на самолет и прилетела в Баку.

***

Меня встретили прямо в аэропорту, все тот же симпатичный Виктор Романович Зотов, два представителя Министерства обороны. Прямо в аэропорту они стали читать газеты, которые я привезла.

Они смотрели и не верили своим глазам, показывали друг другу фотографии, заголовки, считали страницы, теребили эти газеты и чуть ли не пробовали на вкус. Подходили окружающие нас люди, смотрели и тоже не верили своим глазам, передавали друг другу газеты, что-то вскрикивали и даже молились. Все это выглядело очень трогательно, но мне было неуютно и не по себе — я сделала лишь то, что обязан сделать журналист, и, несмотря на то, что меня уже уволили с работы, еще успела получить зарплату.

В общем, привезли меня в Министерство обороны. И здесь всеобщая восторженность прямо-таки пугала: здесь, в Азербайджане, из меня сделали героя, прорвавшего собой информационную блокаду, а в Риге меня оплевали за «продажность».

Все это было одинаково тягостно и создавало душевный дискомфорт. Поэтому буквально на следующий день я «отпросилась» в зону боевых действий. Сопровождающим на этот раз со мной поехал Азад Исазаде. Стремилась я в ту же самую агдеринскую бригаду, где у меня уже появились мои первые фронтовые друзья, с кем я пережила мое первое «фронтовое крещение». Я предвкушала ту минуту, когда отдам им мои газеты, фотографии.

Действительно, приняли меня от всего сердца, я снова ездила на те же самые позиции, где была раньше, отдавала тем же самым солдатам газеты, в которых было написано про них и были напечатаны их фотографии.

Помню, как один мальчишка взял газету со своей фотографией и произнес: «...Я отцу пошлю!» Как далеки они были от «наркоманов и пьяных солдат», описываемых в армянских репортажах! Ведь эти мальчики не только на войну попали впервые, но многие вообще первый раз за свои восемнадцать лет оторвались от родительского дома...

Татьяна Чаладзе

(Продолжение следует)

5249