Карабахская Отечественная: они умирали честно - Часть X
«Бакинский рабочий» продолжает публикацию глав из документальной повести заслуженного журналиста Азербайджана Татьяны Чаладзе «Карабахская Отечественная: они умирали честно», посвященной азербайджанским солдатам и офицерам — защитникам своей Родины.
Читайте также:
Карабахская Отечественная: они умирали честно – ЧАСТЬ I
Карабахская Отечественная: Передовая и смертельная опасность - Часть II
Карабахская Отечественная: я возвращалась с войны - Часть III
Карабахская Отечественная: Снаряды разрывались все ближе и ближе - Часть IV
Карабахская Отечественная. Мстислав Ростропович: «Благословляю тебя на этот путь…» - Часть VII
Карабахская Отечественная: Прямо в снегу стояли на своем посту мальчишки всю ночь… - Часть 8
Карабахская Отечественная: Смерти вопреки… - ЧАСТЬ IX
Когда оригинал-макет был создан, встал вопрос о том, как издать фотоальбом, у меня же не было абсолютно никаких материальных средств. Фахмин Гаджиев, командующий внутренними войсками МВД республики, пообещал, что все расходы берет на себя и книга будет отпечатана к двадцать восьмому мая, государственному празднику, Дню независимости Азербайджана. Я передала ему оригинал-макет и со спокойной совестью вернулась в Латвию.
Но наступил май, прошло двадцать восьмое число, а от доблестного командующего ни слуху, ни духу. Бессчетное количество раз я звонила из Риги в Баку, как только он или его руководитель пресс-службы Фатьма Аббаскулиева узнавали, что звонит Чаладзе, то бросали трубку. Со мной просто не хотели разговаривать. Я не могла с этим мириться и вылетела в Баку.
Все мои попытки каким-либо образом связаться с Гаджиевым или Аббаскулиевой были неудачными, они не разговаривали со мной по телефону, а на территорию управления внутренних войск, где они находились, меня не пропускали. Дело дошло до того, что я дежурила у ворот, чтобы остановить машину командующего, когда он будет выезжать или въезжать. Но мне пригрозили арестом. Голова моя шла кругом, я ничего не понимала, но пришла спасительная, как мне тогда казалось, идея пойти на прием к министру МВД, которому формально подчинялся Гаджиев.
К министру я не попала, но меня принял его заместитель Габиль Мамедов. В моем присутствии, после того, как я ему все рассказала, он позвонил Гаджиеву. Они переговорили на азербайджанском языке, и замминистра сообщил, что Гаджиев меня примет. Я помчалась в управление, меня пропустили, но в приемной я прождала еще шесть часов, пока Гаджиев меня принял. Сначала он стал мне говорить, что не понимает моих претензий, и почему я смею на него жаловаться?! Тогда я зловещим тоном стала требовать, чтобы он объяснился, иначе, пригрозила я, «вы меня знаете, я сотворю что-нибудь ужасное, не знаю еще что, но у вас будут проблемы». И тогда его прорвало, он кричал, что «не надо было в фотоальбоме ставить фотографии тех, тех и тех. Они, мол, недостойные люди. А вот кого надо поставить, я наоборот, не фотографировала, что его друзья очень достойные люди, а их карточек в альбоме нет!».
Мне стало смешно, ах, как этим «кабинетным» полковникам хочется увековечить себя в истории, оказывается, им хочется славы. За счет погибших мальчишек. Я вспомнила разговор с полковником Теймуровым, в горящем Агдере: «...я ощущаю себя преступником, посылая их в бой. Они совсем еще дети. Но я и они, мы не можем иначе, сначала отдадим землю армянам, потом придут другие и другие. Мы перестанем существовать как нация... Но не могу избавиться от чувства вины перед ними, ведь редко кто из них даже женат...».
И также вспомнилось, как Фатьма Аббаскулиева говорила: «...вот завтра командующий оденет новый китель, тогда его и сфотографируешь!». В общем, я потребовала, чтобы мне вернули мой труд. Мне пообещали завтра. Завтра пообещали на послезавтра, а потом снова стали бросать телефонные трубки. Я снова обратилась за помощью к замминистра, но он сказал, что уже все для меня сделал, и чтобы я не мешалась под ногами.
В это время, в июне, разразились события, когда Сурет Гусейнов объявил свой поход на Баку. Помню, как однажды утром проснулась от того, что над городом очень низко пролетел истребитель, было очень неприятное ощущение. В этот приезд меня приютила работник латвийской авиакомпании. Честно говоря, после того, как я потеряла работу и мое материальное положение, естественно, сильно изменилось, в Баку у меня часто были проблемы с жильем, иногда я оставалась буквально на улице. Помню, как однажды в парке им.26 бакинских комиссаров полицейские подняли меня со скамейки и отвели в отделение полиции. Конечно, проверили документы, вспомнили, что слышали обо мне, и разрешили поспать до утра в одном из кабинетов.
Сейчас меня пустили жить напротив здания Президиума Академии Наук Азербайджана, однажды увидела там скопление людей. Оказывается, в Баку приехал Гейдар Алиев, и в данный момент он находился в этом здании, беседовал с представителями азербайджанской общественности. Несколько часов подряд люди стояли, чтобы увидеть и поприветствовать Гейдара Алиева, когда он будет выходить. Я, как завороженная, стояла вместе с ними. Вдруг раздались аплодисменты, люди увидели того, кого ожидали. Перед тем, как сесть в машину, Гейдар Алиев повернулся к людям, приложил правую руку к груди и склонил голову. Народ отозвался овацией. Безусловно, его любили, на него надеялись.
Имя Гейдара Алиева оставалось в памяти людей, прежде всего, связанное с широко развернутым во время его руководства строительством, с развитием транспортной инфраструктуры республики. Свою любовь к архитектуре с юношеских, студенческих лет Гейдар Алиев пронес через невзгоды, войны и через тяжелейшее послевоенное время. Позже, являясь первым руководителем Азербайджана, воплотил ее в реальных зданиях и комплексах, украсивших столицу. Еще во время моей первой поездки в Баку мне показывали красивые строения и говорили — это построил Гейдар Алиев.
И думается, что не случайно, что в то время, в 1967 году, когда Гейдар Алиев работал на руководящей должности в одном из ключевых ведомств республики — Комитете государственной безопасности Азербайджана, наконец, был введен в строй метрополитен, ранее — это десятилетиями законсервированное строительство. Были построены новые железнодорожные ветки по всей республике. А об отношении Гейдара Алиева к железнодорожному транспорту, о его понимании значимости железных дорог вообще говорит тот факт, что когда уже Гейдар Алиев работал в Политбюро ЦК КПСС, в Москве, строительство БАМа, грандиозной стройки того времени, было завершено под его непосредственным руководством, на пять лет раньше намеченного срока.
А у меня были нервное потрясение и моральный кризис. Обида на все со мной происшедшее заползла в сердце. Никому, абсолютно никому не было до меня дела: структурная власть была полностью парализована, чиновники уже предчувствовали перемены в своей судьбе и практически ни с чем и ни с кем не работали. Я решила вернуться в Ригу. В самолете я сидела униженная и оскорбленная, скорей, скорей, мысленно торопила я самолет, мне было необходимо заползти в свою домашнюю нору и зализать душевные раны.
Алипаша Насирли, председатель общества «Азери», нашел меня в полной депрессии. И он сделал то, что оказалось единственно правильным, взял меня на заседание общества «Азери», где я подробно все рассказала. И эти люди, умудренные жизненным опытом, «постановили и проголосовали», что я должна восстановить оригинал-макет фронтового альбома.
Я вновь приступила к работе. Собрала фотопленки, повезла в лабораторию Латвийского телеграфного агентства. Там работал удивительный мастер, Леон Шадурскис, человек, который печатал все мои фронтовые фотографии. А это было нелегким делом, он и ретушировал, и подбирал специальную бумагу, то крупнозернистую, то мелкозернистую, а некоторые фотографии печатал в два этапа, даже не представляю, как это. Он понимал, в каких условиях я фотографировала и в туман, и в дождь, и в снег, и старался сберечь каждый кадр. Удивительно, но все фотографии получались хорошего качества. А ведь у меня до Карабаха не было никакого опыта, и я до сих пор не знаю, что такое экспонометр и как им пользоваться. Что ж, привел меня на эту войну, вдохновил и поддержал сам Бог. Видимо, он заботился и о качестве работы.
После того, как фотографии были готовы, можно было приступать к компьютерной верстке оригинал-макета. Средств катастрофически не хватало. Мне пришлось заключить договор с Андреем Пановым, что он, как художник-оформитель, получит деньги за сделанную работу, когда книга будет напечатана. Такое отношение моих коллег и знакомых к моему труду, безусловно, меня морально поддерживало и подтверждало, что то, что я делаю, интересует не только азербайджанцев. Наконец, все было готово, Алипаша купил мне авиабилет, и я вылетела в Баку.
А в Баку меня ожидали большие новости. Абульфаз Эльчибей оставил свой ответственный пост и скрылся в родовом селении. Все бывшие руководители республики разбежались, кто куда. Заместитель министра внутренних дел Габиль Мамедов арестован, а Фахмин Гаджиев, командующий, скрылся при аресте. Лично я испытывала моральное удовлетворение, судьба сама расставила все по местам. Правда, у меня пропала надежда отыскать мой первый оригинал-макет фотоальбома. Там были фотографии, которые невозможно было восстановить: солдаты давали мне карточки своих уже погибших друзей, негативов к ним не было.
Я пришла на прием к Сабиру Рустамханлы, министру печати информации. Он все понял с полуслова, переговорил с директором издательства «Азербайджан» Шаддадом Джафаровым и послал меня прямо к нему. С директором беседа была короткой, он пригласил в кабинет заведующую редакционным отделом издательства Джамилю Аббасову и поручил нам с ней готовить альбом к изданию. Не все было просто, но Джамиля ханум всегда решала проблемы по мере их возникновения: фотомонтаж, пленка, бумага, краска. Эта работа нас сблизила, и мы подружились. В то время мне приходилось общаться с разными людьми, не всегда было взаимопонимание и доверие, а Джамиле выпала участь быть той самой «жилеткой», в которую я могла выплакаться. Она всегда старалась понять меня и поддержать.
Наступил момент, когда можно было перевести дух — книга в издательстве, а я полна разных планов отдохнуть. Но вышло все иначе. Совершенно случайно я встретила в Баку моего хорошего друга — майора Мамедова. То, что он рассказал, отозвалось во мне душевной горечью. В Риге, когда я восстанавливала фотоальбом, по Останкино передали, что армянские войска заняли Агдам. Я не поверила, думала, что это очередная провокация. Агдам никогда не входил в состав НКАО и не принадлежал к «спорным территориям»! Однако после телефонных звонков в Баку я была вынуждена принять это известие.
Сражения на всей территории Агдамского района продолжались 43 дня, 5897 защитников стали шехидами, 3531 житель — инвалидами, 1871 ребенок остался сиротой, а 850 человек — одинокими, без семьи.
В боях за территориальную целостность страны шестнадцать уроженцев Агдама удостоены почетного звания Национальный Герой Азербайджана, из них только один — Ровшан Акперов — жив, а пятнадцать стали шехидами.
Кровопролитные бои с 12 июня по 23 июля 1993 года за оборону Агдама являются одной из самых героических страниц карабахской войны.
Части 8-й мотострелковой бригады (в/ч №708) под командованием полковника Талыба Мамедова держали оборону, противостоя превосходящим силам противника. За это время было отражено около десяти массированных атак армянских войск на Агдам. Более того, азербайджанские бойцы переходили в наступление и села Кюрдлар, Моллалар, Муганлы, Сайбалы, Карадаглы, Шелли и т.д. в течение дня несколько раз переходили из рук в руки.
Необходимо отметить, что после событий в Ходжалы, захвата Шуши в республике сложилась тяжелейшая внутриполитическая обстановка. Агдам олицетворял собой, фактически, одну из последних точек опоры, служивших тыловыми базами для воинских частей и державших оборону по всей линии фронта. И в этом внутриполитическом агдамском «котле» кипели нешуточные страсти.
Вспомним 1992 год, когда 23 февраля, не выдержав напряжения обстановки, Тамерлан Караев, тогда первый заместитель председателя Верховного Совета Азербайджана, выехал в Агдам, чтобы лично изучить обстановку в районе, посмотреть, как выполняется введенный ранее режим чрезвычайного положения, тем более, что по поступавшим в Баку сведениям было ясно, что обстановка военного противостояния с армянами накаляется.
При встрече с руководителями района выяснилось, что они даже не знают, что в республике было объявлено чрезвычайное положение. По их словам, официально им никто не удосужился сообщить, а бакинские газеты с опубликованными документами у них не распространялись. Караеву пришлось в срочном порядке наводить организационный порядок, помогать готовить документы, материалы, проводить совещания и т.д.
Находясь непосредственно в Агдамском районе, он убедился, что обстановка вокруг азербайджанских сел в Карабахе, и так очень напряженная, ухудшается с каждым днем. Неоднократные звонки в Баку лично президенту Муталибову, госсекретарю, в МО, в МВД, что здесь реализовать режим чрезвычайного положения невозможно — нет ни сил, ни возможностей, — ни к чему не привели. Муталибов самоустранился, а из МВД через два дня прислали в Агдам сто человек, но абсолютно не подготовленных, только у трети были автоматы, остальные в жизни не держали оружие в руках и по моральному состоянию, а также по здоровью никак не могли стоять на постах.
В самом Агдаме положение было взрывоопасное, три тысячи беженцев требовали внимания и решения проблем, между военными и гражданскими накопились разногласия, грозящие вот-вот перейти в открытое противостояние. В этот момент вдруг стало известно, что распоряжением Муталибова смещен глава исполнительной власти района С.Велиев, а на его место назначен Г.Ахундов, человек малокомпетентный для решения такой сложной обстановки.
Не такой «помощи» ожидали в Агдаме от «главнокомандующего» Муталибова. У Тамерлана Караева сдали нервы, почувствовав, что соседний город Ходжалы подвергается страшной опасности и наступает непоправимое, он из Агдама направил Муталибову официальное письмо-телеграмму о реальном положении дел, в котором фразой «Жду Ваших решений», — всю ответственность за надвигающиеся события возложил на президента, как, собственно, и должно быть. Но президента Муталибова в те дни, 25 февраля 1992 года не было в республике!
Почему Муталибов, олицетворявший собой высшую власть в республике, оказался абсолютно недееспособным политиком, почему относился к своим обязанностям по соблюдению основного права на жизнь своих граждан с преступной халатностью? Потому, что свое «президентство» он видел как средство удовлетворения своих личных интересов, а не как обязанность гаранта конституционных прав граждан Азербайджана. Став президентом страны, преследовал свои корыстные интересы, пытался любыми средствами, в основном интригами, сохранить свою личную власть. И получая официальные данные об обстановке в стране, о нарушении ее территориальной целостности, о гибели людей, старался снова и снова решить только вопрос сохранения личной власти. Не до народа ему было, о себе, любимом, беспокоился...
Татьяна Чаладзе
(Продолжение следует)
Фотографии взяты из фотоальбома Т.Чаладзе «Война в лицах».
