Алексей Малашенко: «Политика Азербайджана отвечает двум главным критериям - взвешенности и многовекторности»
- Господин Малашенко, прежде всего хотелось бы узнать ваше мнение по поводу политической системы в России. Складывается впечатление, что вся страна застыла перед ожиданием шагов президента. Кажется, что вся инициатива в политических процессах принадлежит Владимиру Владимировичу?
- Несмотря на формальное (президент) и неформальное (самый популярный политик) лидерство Путина, курс России есть результат взаимодействия и противостояния различных политических группировок. Это имеет место непосредственно в администрации президента, на уровне Центр – периферия, наконец, хотя и в меньшей степени - между исполнительной и законодательной ветвями власти.
В любом случае озвученные президентом решения прорабатываются в его ближнем окружении. Так что можно говорить о некоем коллективном разуме, на котором прежде всего лежит ответственность за все происходящее в государстве и в его внешней политике.
Предвыборное же состояние можно определить как борьбу за «Путина-еще-раз-президента», в которой сам Путин принимает самое непосредственное участие. Похоже, что вопреки мнению большинства своего окружения, он все-таки уйдет со своего поста. Но навсегда ли? Может, он возьмет на себя бремя лидера нации и Главного Советника своего наследника, а может, вернется через какое-то время в качестве премьера, естественно, после изменений в Конституции?
Что касается страны, которая, по вашему выражению «застыла», то, думаю, застылость во многом объясняется, простите, всеобщим пофигизмом. Не верите, - посмотрите, какой процент людей приходит голосовать на разных местных, да и не только выборах.
- Несколько президентов в СНГ, в том числе и Путин, открыто заявили, что не видят в Содружестве эффективного инструмента международной организации. СНГ называют «методом цивилизованного расхода», «клубом для встреч» и т.д. Но наряду с этим на пространстве СНГ возникают сравнительно небольшие объединения, такие как ГУАМ и ОДКБ. Какая из форм объединения - экономическая или военно-политическая, на ваш взгляд, будет более долговечной и эффективной?
- СНГ в своем развитии прошло несколько этапов. Изначально главная его роль заключалась в том самом «цивилизованном разводе», и эта миссия была выполнена удачно.
Однако как эффективная организация по сплочению бывших советских республик она недееспособна. И это совершенно объективно, поскольку новые независимые государства постепенно формулируют свои национальные интересы, выходящие за рамки постсоветского пространства. СНГ же действует крайне вяло, пассивно, а принимаемые в нем решения на 90 процентов остаются на бумаге.
Кроме того, существует недовольство тем, что лидером СНГ «обречена» быть Россия, которая предстает бывшей метрополией, а само СНГ - неким продолжением империи. Иного, между прочим, и быть не может.
Словом, от СНГ практически нет никакой пользы.
Зато от него нет и вреда. В конце концов, где еще президенты могут встречаться, откровенно толковать о житье-бытье своих государств, наконец, просто поддерживать личные отношения, что всегда очень важно для «постсоветской политики». Где, как не на эсэнгэшном саммите могут переброситься парой слов российский и грузинский президенты…
Да и в денежном отношении содержание СНГ обходится не столь дорого.
СНГ нужно оставить в покое: ничего не ждать от него, но всегда пользоваться им как еще одним рычагом для поддержания нормальных отношений.
Эффективность ОДКБ – относительна. Что же касается ГУАМ, то его превращение в эффективную динамичную организацию зависит от нескольких факторов, важнейшие из которых стабильность на Кавказе (во всяком случае гарантии невозобновления конфликтов); согласованность национальных интересов (что дается с немалым трудом) и помощь извне, без которой ГУАМ вообще не состоится.
Главными же останутся двусторонние отношения.
- После принятия новых цен на газ отношения между Россией и Беларусью оставляют желать лучшего. Существует ли угроза выхода Беларуси из ОДКБ?
- На сегодняшний день такой угрозы нет. Возможен лишь шантаж со стороны Лукашенко. Но, по словам российских военных, в случае закрытия военных объектов на территории Белоруссии обороноспособность России не пострадает.
Думается, что в будущем (после Лукашенко), если такая угроза и возникнет, то с учетом опыта непростых российско-белорусских отношений у Москвы есть возможность подготовиться и к такому варианту событий.
- В мире все реже используется термин «постсоветское пространство». Термин «братские отношения» остается в прошлом. Но не все государства и особенно люди могут привыкнуть к современным реалиям. Политика государств становится более гибкой и многополярной. Как вы думаете, проводит ли Россия гибкую политику, и в чем это проявляется?
- Российская политика действительно становится более гибкой. На практике это означает сочетание сугубо прагматических интересов, чему свидетельство – повышение цен на нефть, и политических, т.е. намерение сохранить, поелику возможно, постсоветские страны в орбите своего влияния. Попросту говоря, прежнюю цену (или их относительно малый рост) за лояльность Москве. Собственно, в этом нет ничего странного: политика – штука циничная, и каждое государство прежде всего заботится о своих интересах. О чем, кстати сказать, свидетельствует и политика Азербайджана.
Другое дело, что Россия проводит этот курс слишком прямолинейно, в то время как бывшие советские республики к такому подходу были не готовы – ни психологически, ни экономически (замечу, что к Азербайджану это относится в сравнительно меньшей степени). Отсюда смены настроений в российско-постсоветских отношениях, стремительные переходы от братской любви к соседской ненависти. Однако в итоге бывшие братья и недавние враги все-таки устанавливают приемлемые отношения, чему пример Украина.
Для России главная проблема состоит в том, что в результате своей непредсказуемости она теряет доверие за пределами СНГ, в Европе (и не только), где диверсификация энергетических поставок и трубопроводов – ныне главное средство освобождения от газонефтяной зависимости от Москвы.
Таким образом, оказавшись сейчас в немалом финансовом выигрыше, Россия ослабляет свои позиции в битве за будущее.
- Во внешней политике России прослеживается активность на азиатском и южно-американском направлениях. Достаточно вспомнить визиты В.Путина в эти регионы. Кажется, что Россия начинает налаживать сотрудничество с государствами, так или иначе имеющими конфликт с Соединенными Штатами?
- Думаю, что, с одной стороны, такой подход нормален, поскольку он свидетельствует о модной ныне многовекторности внешней политики очень многих стран.
В первые годы после распада СССР во внешней политике России доминировали две тенденции. Первая – ориентация на Запад. Не вижу здесь ничего плохого, ибо именно такая ориентация стала предпосылкой к формированию в стране ростков демократии, гражданского общества. Рывок на Запад был реакцией на железный занавес, за которым все мы, советские люди, обитали три четверти века.
Вторую тенденцию я бы определил как своего рода комплекс неполноценности. После «сверхдержавности» Россия оказалась на третьих-четвертых ролях, была способна лишь подыгрывать своим новым союзникам, но завидовала им, ощущала себя ущербной. Она, по старому анекдоту, оказалась той самой «независимой страной, от которой ничего не зависит».
Однако, окрепнув в 2000-е гг., пусть даже и нефтегазовых «дрожжах», она стала заявлять о себе как самостоятельная сила. Это происходило одновременно с авторитаризацией режима, ограничением внутренних свобод. Не вдаваясь в причины ужесточения внутренней политики, отмечу ее корреляцию с внешним курсом. Америка и Европа, постоянно упрекавшие Москву в нарушении прав человека, забвении норм демократии, все больше превращаются в оппонентов.
Независимость внешней политики синонимична ухудшению отношений с Западом. Хотя я бы не стал, как это сейчас модно, употреблять термин «холодная война». Ситуация тоньше.
Стремление России всячески демонстрировать самостоятельность своей внешней политики приводит ее к поиску партнеров, которые, как и она, весьма негативно настроены в отношении Запада, и прежде всего - Соединенных Штатов.
Кремль при каждом удобном случае – последний раз это было выступление Путина в Мюнхене – повторяет свое негативное отношение к теории и практике однополярного мира, а это, в свою очередь, является естественной основой для сближения с такими же решительными противниками этой идеи в Южной Америке и в мусульманском мире. Россия постепенно предстает (именно предстает, но не является) неким оплотом мирового антиамериканизма, что еще больше подталкивает к ней «обиженных» Америкой.
Кроме того, Москва позиционирует себя медиатором между мусульманским миром и всеми остальными, при этом подчеркивая свое особое отношение к исламу. Кстати, в 2005 г. Россия была принята в качестве наблюдателя в Организацию Исламская Конференция.
Она активизирует свои действия на Ближнем Востоке, пытаясь найти свою нишу в урегулировании конфликта, выдвигает собственные инициативы. Одной из таких инициатив стал диалог с радикальнейшим ХАМАСом.
Интенсивно развиваются ее отношения с Ираном, где Москва тоже действует как посредник, что рассматривается на Западе как поощрение «непредсказуемого Ирана».
- Говоря о гибкой политике, хотелось бы остановиться на энергетической составляющей современных международных отношений. Россия все чаще упоминается как государство, которое применяет энергетический рычаг для давления, хотя самые большие государства и по сей день начинают войны из-за контроля над нефтью. Можно ли выстраивать внешнюю политику только на энергоинтересах?
- В вопросе заложен сам ответ. Конечно – нельзя. Это понимают даже дети. Только лишь «великой энергетической державой» Россия быть не может. Нефть и газ – это прежде всего инструменты для реформ, для создания иной высокотехнологичной экономики.
Что касается энергоносителей как рычага политического давления, то об этом я уже говорил выше. Можно добавить, что в целом такой подход не состоятелен даже при условии наличия у России ядерного оружия. В конечном счете обстоятельства вынудят, да и уже вынуждают Москву действовать более гибко.
- Как вы оцениваете политику Азербайджана по отношению к соседям, Европе и США. Ваш взгляд из России?
Ответить на Ваш вопрос можно пространно, но можно и коротко, без излишних комментариев. Пойду по второму пути: я считаю, что политика Азербайджана отвечает двум главным критериям - взвешенности и многовекторности. В ней отсутствуют резкие смены внешних ориентаций, которые так раздражают партнеров. Такой курс был заложен Гейдаром Алиевым и продолжается его сыном. Как говорили в советские времена, это уже «испытанный» курс.
Проводить такую политику крайне тяжело, зато, когда ее удается, так сказать, наладить, то к ней привыкают и соседи, и дальние партнеры. Обратите внимание: сложная коллизия с ценами на газ, помощь Азербайджана Грузии, наконец отключение российских телеканалов не вызвали большого шума в Москве.
Что касается армянских соседей, то это тема отдельная. Здесь я бы только хотел добавить, что многовекторность в условиях ТАКОГО конфликта дается еще тяжелее.
И последнее: сегодня Азербайджан, как пишут в российской прессе, «рвется в Европу». Скорее всего, прорвется. Это неизбежно вызовет противоречия в его отношениях с Россией. Но хотелось бы верить, что и это обстоятельство не выйдет за рамки нормальной конкуренции интересов.
- В регионе Южного Кавказа три государства - Азербайджан, Грузия и Армения. По отношению к трем странам региона Россия выстраивает совершенно разную политику: от форпоста до недруга. Кстати, Россия почти единственная страна, которая выстраивает свою политику дифференцированно по отношению к каждой стране региона, что не прослеживается в политике Евросоюза и США. С другой стороны, в России делают акцент на универсальный подход к разрешению конфликтов в регионе. Как вы думаете, конфликты в регионе Южного Кавказа разрешатся одновременно или же кто-то попадет вперед?
- Российская политика просто-напросто не может быть одинаковой по отношению ко всем. В любой политике любое государство должно исходить из своих национальных интересов. В этом состоит ее объективно неизбежный цинизм
Существует ли универсальный подход к разрешению конфликтов – и на Кавказе, и в бывшей Югославии, и в Африке?
Отвечу честно – не знаю. Кто знает – тот обманывает и себя, и других.
Одно ясно, что являвшийся ранее незыблемым принцип государственной целостности и неприкосновенности границ уже не является «священной коровой». Сепаратизм уже не просто сепаратизм, но и борьба за самоопределение.
Нет больше СССР, нет Югославии, Чехословакии, некоторые государства существуют де-факто в иных границах, нежели тех, которые обозначены на картах. Последним из таких государств становится Ирак.
Мировое сообщество не может не учитывать такого болезненного поворота. Ни политики, ни политологи не готовы к генерализации конфликтов и выдаче единых рецептов. Тому свидетельство - проблема Косово.
Естественно, что этот ваш вопрос связан с конфликтом вокруг Нагорного Карабаха. Как бы ни старалась Минская группа, чтобы ни делалось ради его решения, все равно существуют две пока что взаимоисключающие версии – азербайджанская и армянская. Уступки сторон делаются только в рамках своих версий. Как долго это продлится, не знает никто.
В одном я уверен, что последнее слово принадлежит ни России, ни Америке, ни Европе, никому – кроме двух противников (так и хочется сказать, «партнеров по конфликту») – Азербайджану и Армении.
Перваз Атакишизаде, 1news.az
