Внешняя политика: инвентаризация Медведева
Любителям мировых шпионско-политических бестселлеров Роберта Ладлэма понятно, откуда взялся заголовок этого комментария: «Идентификация Борна», «Наследство Скарлатти», «Круг Матарезе»… Во вполне реальном глобальном дипломатическом сюжете наших дней от нового президента России одни ждут полного отказа от внешней политики Владимира Путина, другие – полного ее сохранения. Что же делает Медведев? Он занят инвентаризацией внешнеполитического наследства. Как методов российской внешней политики, так и того, что происходит с глобальной политикой в целом.
Именно слово «инвентаризация» он использовал в своем выступлении в актовом зале МИД России на Смоленской, на регулярно проводимом совещании российских послов и постоянных представителей страны при международных организациях.
Правда, касалось это слово узкого вопроса – сложившихся к нынешнему дню отношений между Россией и Западом, прежде всего в сфере безопасности, которая, по словам Медведева, «не может держаться на честном слове». «Прежде всего стоило бы проинвентаризировать то наследие, которое нам досталось, включая Хельсинский акт и основные документы взаимодействия Россия – НАТО», – сказал президент. И предложил разобраться, почему принципы безопасности, заложенные в этих документах, перестали применяться. После чего или вернуться к их выполнению, или найти новые принципы.
Можно ли считать, что перед нами новая, «медведевская» внешняя политика? Для того, чтобы океанский супертанкер развернулся, ему нужно описать дугу радиусом в несколько километров – такова инерция его хода. То же касается внешней политики глобальной державы. Но вообще-то никто не говорит, что новый президент России вообще хотел бы тут каких-то крутых разворотов, тем более – отдавал бы команду к таковым. Происходит нечто иное – меняется мир, требует новых решений.
Посмотрим, например, на судьбу одного весьма эффектного и по-своему замечательного документа. Новая концепция внешней политики России была утверждена президентом Дмитрием Медведевым еще 12 июля, но в российское информационное поле она попала лишь после того, как президент упомянул об этом как раз на совещании послов на Смоленской. Те, кто знаком со скоростью написания и обкатки подобных документов, понимают: конечно, концепция начинала составляться еще при президентстве Путина. Точно так же, как Путин в свое время унаследовал такую же концепцию от своего предшественника (она была утверждена 28 июня 2000 года).
Сравнивать тексты этих двух документов предельно интересно. Прежняя концепция отражала реалии конца 90-х годов, когда Борис Ельцин, пытавшийся спасти Югославию от бомбежек, жаловался окружающим, что «мы стучим кулаком по столу, но нас не слушают». Главным мотивом старой концепции был если не изоляционизм России во внешней политики, то определенная скромность, этакий принцип экономии усилий – мы не пытаемся лезть во все международные сюжеты, а делаем это только тогда, когда действительно в том нуждаемся и вдобавок имеем шанс добиться своего.
Нынешняя концепция строится на ином фундаменте. Вот цитата из ключевой, вступительной части: «Эволюция международных отношений в начале XXI века и укрепление России потребовали по-новому взглянуть на общую ситуацию вокруг нее, переосмыслить приоритеты российской внешней политики с учетом возросшей роли страны в международных делах… и открывшихся в связи с этим возможностей участвовать не только в реализации международной повестки дня, но и в ее формировании». Здесь ключевая разница двух концепций – и двух эпох.
Любые документы такого рода, конечно же, длинны и декларативны. И – если называть вещи своими именами – они не для всех и каждого, а для ориентации «политического класса». Но нынешняя концепция вполне достойна внимательного прочтения не одних лишь профессионалов. Скажем, в той ее части, где говорится о «сетевой дипломатии», идущей на смену «блоковой дипломатии». Идея абсолютно точная: постоянно действующие «лагеря» с внутренней дисциплиной больше не работают, страны создают какие-то группы для решения конкретных вопросов – по Ирану, или Северной Корее, или Ближнему Востоку. Мы живем в другом мире, и даже не очень хорошо представляем себе его сложность.
Или там, где упоминается о новых правилах игры в глобальной конкуренции – сегодня это конкуренция различных моделей развития и разных ценностных ориентиров. Это тоже очень верное наблюдение, дающее российской внешней политике массу новых возможностей.
В общем, очень умный и серьезный документ. Хотя, конечно же, не избегший унылого перечисления стран и регионов, с которыми Россия будет развивать отношения: так принято. Но за частностями все же следует видеть целое. Россия прежней «Концепции» бралась только за очень ограниченный круг дел. Нынешняя закрепляет и без того уже выполняемую задачу формирования нового мироустройства. И это – задача, в соответствии с конституцией, Дмитрия Медведева, как человека, определяющего направления внешней политики.
Выступая на Смоленской, президент напомнил о первой, по сути, своей акции на западном, европейском направлении – о том, что он предложил во время своего недавнего визита в Германию. Речь о своеобразном «Хельсинки-2», по примеру хельсинской конференции 1975 года, заложившей тогда почти на четверть века основы безопасности на континенте. Сейчас, в Германии, Медведев предложил новый юридически обязывающий договор о европейской безопасности. В котором на равных могли бы участвовать все государства Европы «не как государства, ассоциированные в объединения и блоки, а именно как государства, как суверенные образования». То есть – начать с чистой страницы.
На Смоленской президент упомянул, что первая реакция на его инициативу «как минимум, нейтральна» и «кое в чем обнадеживает». Потому что инвентаризацией ситуации в мире занимается не только Москва. А сейчас, с приходом нового президента России, неплохое время для поиска принципиально новых решений.
Дмитрий Косырев, политический обозреватель
Публикуется в рамках сотрудничества 1news.az и РИА Новости
