Двадцать и двести: кто будет решать в Лондоне судьбы мира
Латинская Америка хочет, чтобы саммит «двадцатки» в Лондоне помог континенту увеличить или хотя бы сохранить на прежнем уровне латиноамериканский экспорт в Европу и США.
Африка хочет, чтобы Лондон учитывал проблему африканских рабочих за пределами континента, чьи переводы денег домой составляли до 25 миллиардов долларов в год, а сейчас сократились примерно на четверть.
Эти обрывки информации – хорошее напоминание о том, что собираются в Лондоне в эти дни лидеры только 20 государств, а решать они будут фактически за весь мир.
Если посчитать все признанные и непризнанные государства, то, возможно, их наберется 200, или близко к тому. Однако, по грубым оценкам, «двадцатка» представляет до 85% мировой экономики, поэтому ей и решать. Но это создает определенную тонкость ситуации. То, что мировой порядок несправедлив, очевидно уже только из приведенной выше цифры – но вот он вдобавок еще и сломался, и теперь какая-то наспех созданная группа лидеров ведущих стран будет с этим порядком что-то делать.
Как воспринимают саммит в Лондоне те, кого туда не позвали? Понятно, что с тревогой, ревностью и завистью, но и с надеждой: может быть, самые богатые избавятся от некоей части своей спеси и эгоизма?
От этих настроений можно отмахнуться, как это происходило в последние полвека. Но реальная картина хода подготовки к Лондону говорит об обратном. Сегодня окружающий мир для его лидеров стал важнее, чем вчера.
Очень важно понять две вещи. Первое: Лондон – это уже не «развитый мир» против «развивающегося», как это происходило с заседаниями «большой семерки» и, в меньшей степени, «большой восьмерки». Кстати, бессилие и ненужность «восьмерки» во многом и происходили от того, что несколько возникших в последние годы новых мировых лидеров – Китай, Индия, Бразилия и другие – оказались вне рамок этого клуба. Их начали, однако, приглашать на все заседания, которые шли уже в формате «8+5», вхождение новичков в клуб на постоянной основе было лишь вопросом времени, и вот вам – «двадцатка». Нынешние 20 - это более точное отражение списка мировых лидеров, чем пятерка постоянных членов Совбеза ООН или «группа восьми».
И второе: в нынешней, только формирующейся, новой раскладке сил среди ведущих держав очень много выиграет тот, кто возьмет на себя функции выразителя интересов многих десятков стран мира. Потому что будущее за ними, а кризис это будущее еще и приблизил.
То есть политический смысл того, что произойдет в Лондоне, не надо сводить к тому, что двадцать лидеров за закрытыми дверями будут отбирать экономическое влияние у США и передавать его сидящим там же европейцам или китайцам. Все сложнее. Влияние и лидерство за этими закрытыми дверями будет у тех, за кем стоят в «двадцатку» не вошедшие.
Что мы накануне Лондона и наблюдаем. Китай, например, за последние годы постепенно построил необычайно сильную сеть связей с развивающимся миром. И сейчас даже просто чтение китайских газет показывает: китайские эксперты воспринимают подготовку к Лондону обязательно с учетом того, что подумают и скажут в арабском мире, в Африке и так далее. Это мышление глобальной державы.
Далее, вице-премьер китайского правительства Ван Цишань опубликовал в лондонской «Таймс» статью под названием «G20 должна смотреть дальше нужд двадцати». Там он анализирует все готовящиеся к Лондону решения исключительно с точки зрения развивающегося мира, особо отмечая, что главная угроза для этого мира в дни кризиса – протекционизм, закрытие развитых рынков для товаров из Африки или Латинской Америки.
А вот это уже – не просто мышление, а политическая акция. И теперь понятно, почему Китай концентрируется перед Лондоном не столько на введении новой, вместо доллара, мировой валюте, сколько на новой роли Международного валютного фонда, который должен сосредоточиться на оживлении именно бедных стран.
Бразилия, судя опять же по публикациям в ключевых газетах страны, тоже мыслит как представитель по крайней мере целой части света, Латинской Америки. А предшествовала этому, так же как и в случае с Китаем, длительная и сознательная политика правительства по переориентации торговых связей на самые разные континенты.
А вот Индия и Россия умудрились за последние годы увлечься своей новой ролью «развитых развивающихся стран» и потерять многое из осмысленной политики в отношении бывшего «третьего мира». Кстати, наиболее сильными позициями такого рода отличалась даже не Россия, а еще СССР – который немало выигрывал от своей близости к «третьему миру». А Россия увлеклась в какой-то момент иллюзиями о принадлежности к «Западу» и поэтому слишком часто представляет теперь лишь саму себя. У Индии картина, как ни странно, похожая. Поэтому и в «двадцатке» их позиции выглядят слабее, чем у Китая или Бразилии.
Зато британское правительство уже заявило, что на Лондонском саммите должны быть представлены позиции беднейших стран – с особым упором на Африку. Премьер-министр Великобритании собрал в Лондоне накануне «двадцатки» конференцию африканских лидеров, обещал записать все ими сказанное и довести до сведения прочих девятнадцати небожителей. Кстати, «восьмерка» стала фактически «8+5» именно при британском председательстве в 2005 году.
Мировая история полна неудачных попыток выстроить какую-то систему глобального управления. Никто не может сказать, что получится из «двадцатки» - новое мировое политбюро, которое будет править миром еще несколько десятилетий, или вообще ничего. Никто не может предсказать и то, насколько полезными окажутся решения, которые примут в Лондоне в четверг, и будет ли их кто-нибудь выполнять. Зато черты завтрашнего мира вполне можно предугадать не столько по решениям, принятым «двадцаткой», сколько просто по реакции десятков не вошедших в «двадцатку» стран мира на очередную попытку придать миру управляемость. И этим, как минимум, будет полезна встреча в Лондоне.
Дмитрий Косырев, политический обозреватель
Публикуется в рамках сотрудничества 1news.az и РИА Новости
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Редакция не несет ответственности за позицию автора
