Гюнель Анаргызы. Вспоминая Эмиля Ибрагима
Не верится…
Я пишу и слышу музыкальный финал нашего с Эмилем Ибрагимом и Мехрибан Зеки общего проекта «Алтынджы».
Звучит драматичная музыка, написанная и исполненная талантливым композитором и пианистом. Помню, когда он сочинял ее, признался, что ему стало не по себе и по коже пошли мурашки.
Я, послушав, пережила те же чувства. Кто бы мог подумать, что пройдет так мало времени и мне придется писать эти строки, слушая тот самый финал...
Первое, что хочется сказать: не верится. Не верится сейчас и не верилось тогда, когда я впервые услышала страшную новость о болезни Эмиля. Тем более не верилось, когда я встретила его во время последнего джазового фестиваля во дворце, и он пригласил меня на свой концерт в Мугам-центре. Позже мы встретились, и я взяла у него пригласительные на концерт.
Эта короткая встреча в Джаз-центре по сути и стала нашей последней встречей. Я зашла в полутемный зал Джаз-центра, там шла репетиция, ребята играли, Эмиль импровизировал, что-то добавлял в исполнение, весь светился...
Я стояла чуть поодаль от сцены и так увлеклась тем, как играли ребята, что когда музыка прервалась, от души зааплодировала. Эмиль обернулся, близоруко сощурившись, вгляделся в темноту, наконец, увидев меня, улыбнулся и сразу пошел навстречу...
Мы еще долго стояли в фойе, болтали, шутили, смеялись, вспоминали какие-то эпизоды совместной работы... И за все это время мне ни разу не пришла в голову мысль, что у Эмиля какие-то проблемы со здоровьем.
Настолько он выглядел бодрым, жизнерадостным, полным сил и творческой энергии... Одним словом, Эмиль был таким, каким я его знала всегда...
Сначала мы учились в одной школе имени Бюльбюля, Эмиль был на пару классов младше, потом виделись на разных концертах, мероприятиях, тусовках и, наконец, сошлись в рамках проекта «Алтынджы» - моей аудиокниги, к которой Эмиль писал музыку, аранжировал, сам же ее исполнял и над которым мы работали не покладая рук в течение полугода, вплоть до его успешного завершения.
Когда мы долгими осенними вечерами сидели в задней комнате Джаз-центра, где стояло музыкальное оборудование, на котором Эмиль работал, с одной стороны, мне страшно хотелось, чтобы работа быстрее завершилась и мы, наконец, выпустили диск, а с другой (и это скорее было нечто подсознательное), я понимала, что когда все это завершится, мне будет не хватать этих вечеров, во время которых мы с Эмилем спорим, ругаемся, потом миримся, затем как дети радуемся удачной находке, грустим, слушая музыку нашего общего детства и, наконец, понимая, что у нас все же что-то получается, переживаем ту, ни с чем не сравнимую эйфорию, которая называется счастьем создания, созидания. Ибо, как говорил Никита Михалков, счастье это не тогда, когда получилось, а тогда, когда по-лу-ча-ет-ся. Все это было благодаря музыке, которую создавал Эмиль.
Я не оговорилась. Он ее не писал, потому как у него не было ни нотной бумаги, ни ручек, ни карандашей. Он ее сочинял из ничего. А вернее, из услышанного, мной ему рассказанного. Так как повесть мою он не читал и попросил, чтобы я ее ему рассказала сюжет. Что, в принципе, было неудивительно. Книга была на азербайджанском, времени у нас было мало, Эмиль был страшно загружен работой, читать ему было некогда.
Поняв, что дождаться того дня, когда Эмиль решит прочесть повесть из 160 страниц нереально, я решила пересказать ему суть произведения и объяснить настроение, в котором должны прозвучать те или иные музыкальные эпизоды.
Этого оказалось достаточно. Впервые я видела собственными глазами, а вернее слышала, как сочиняется музыка. Эмиль хватал мои мысли на лету, «одевал» их в музыкальные фразы, слова приобретали новый смысл, наполняясь мелодией, облагораживались, становились глубже, драматичнее, содержательнее.
Я поражалась знаниям Эмиля в области аранжировки и редактирования музыкального материала. Он был прекрасным и очень тонким мелодистом. Плюс он был редким, универсальным музыкантом. Он знал классику, знал мугам, знал джаз и современную эстраду.
Он знал такие музыкальные стили и направления, о которых, я уверена, многие профессиональные музыканты даже не подозревают по сей день. Плюс ко всему вышесказанному, Эмиль умел этими знаниями к месту и вовремя пользоваться. Но самое, на мой взгляд, главное в человеке творческой профессии, Эмиль умел правильно и со вкусом все это преподнести слушателю. А это уже было у него в крови, в генах, в подкорке…
Эмиля Ибрагима любили и ценили его коллеги музыканты, обожали друзья. Он был творцом от Бога, в меру ленивым, порой непунктуальным, вспыльчивым, но очень добрым, светлым и безгранично талантливым. Он сделал потрясающие проекты с Севой Алекперзаде, много ездил и работал за рубежом. У него был огромный потенциал, который, уверена, еще долгие годы помогал бы раскрывать нам Эмиля со все новых и неизвестных сторон.
Но… Смерть все-таки очень циничная штука… И нам не дано познать, зачем она приходит в тот или иной момент к людям, которым совсем не подходит. И, возможно, мы еще очень долго будем сокрушаться тому, что Эмиль ушел от нас так рано и нелепо.
Но в праве ли мы судить об этом здесь и сейчас, тогда как нам не дано знать, как сейчас ему там, рядом с так же рано ушедшими родителями?
Очень хотелось бы поддержать членов семьи Эмиля, его супругу и брата, пожелать им выдержки, сил и терпения. И сказать, что друзья, коллеги и почитатели таланта Эмиля Ибрагима всегда будут помнить его как прекрасного и тонкого музыканта, замечательного друга, достойного гражданина и настоящего человека…
Allah rehmet elesin!
Гюнель Анаргызы
