Фотохудожник Тахмина Ахмедова. Мимолетное отражение вечности - ФОТО

Работы замечательного фотохудожника Тахмины Ахмедовой привлекают не своей внешней красотой, а внутренней правдивостью и щемящим чувством сопереживания.

Эта правдивость в снимке редко кому удается, и потому она особенно ценна. Ее нельзя достичь по своему хотению, ее надо ловить, как жар-птицу. Как это удается Тахмине, я не знаю, но мне кажется, это происходит потому, что она сама настроена на правду, на понимание происходящего, да и вообще на понимание жизни.

– Максим Горький однажды сказал, что всему, что есть в нем хорошего, он обязан книгам… А чему или кому обязаны в своей жизни вы?

– Наверное, в первую очередь, своим родителям, а потом уже всему остальному…

– Как в вашу жизнь пришла фотография?

– Случайно… Я училась в Академии художеств на факультете графики, и мне это очень нравилось. Потом как-то захотелось попробовать себя в фотографии. Меня всегда чисто визуально привлекала черно-белая фотография, и лишь изредка бывают периоды, когда тянет на «цвет». Я снимала на обыкновенную «мыльницу», но однажды брат подарил мне на Новый год фотоаппарат «Зенит», и с этого момента я начала заниматься фотографией более серьезно, но профессионализма в моих работах тогда еще не было.

– Вам помогло то, что вы занимались графикой?

– Все говорят, что в первую очередь я художник, а уже потом фотограф. Но дело в том, что я изучала графику только один курс. У меня есть такая черта характера – если чем-то занимаюсь, то ухожу в это очень глубоко и становлюсь своего рода фанатом.

На первом курсе Академии я постоянно что-то рисовала, копировала известных художников, делала наброски, но после того, как в мою жизнь вошла фотография, все это моментально отошло на второй план.

– У вас есть излюбленный жанр или вы «всеядны»?

– Конечно! Я люблю снимать портреты, документальную и тематическую фотографию, и это мое основное занятие. Недавно я выиграла грант в фонде Сороса на тему «Родственные браки».

В Азербайджане это очень распространенное явление, и в своих работах я попыталась показать, почему же наши люди идут на это. Ведь помимо психологических проблем есть вероятность того, что у них могут родиться дети с какой-то патологией.

В общем, я взяла обычную азербайджанскую семью и показала их жизнь, как эти женщины в восемнадцать лет выходят замуж, а потом изнывают от скуки и непонимания. В другом своем проекте под названием «Первенцы», я постаралась отразить, насколько важно в мусульманской семье, чтобы первенцем был именно мальчик. Сейчас врачам запретили говорить пол будущего ребенка, потому что немыслимо возросло количество абортов, если будущий ребенок оказывается девочкой.

– А как вы сами относитесь к этой проблеме?

– Я замужем, у меня сын, и поэтому мне это очень близко. За тему «Родственные браки» взялась потому, что некоторые мои родственники состоят именно в таких браках, и я видела и рождение больных детей, и драмы, и огромные проблемы. Мне хотелось понять состояние женщины, которая ждет ребенка, но из-за решения мужа решается на аборт.

Меня очень волнует это болезненное, маниакальное стремление, чтобы первенец был именно мальчиком, потому что рождение девочки для многих становится настоящей трагедией. Во время работы над проектом даже слышала такую фразу – у настоящего мужчины первый ребенок должен быть только мальчиком. Так поступали в древнем мире, уничтожая девочек, слабых и больных, а для нас, живущих в XXI веке, это вообще дико.

– Самое страшное и отвратительное, что так поступают люди, которые считают себя верующими, но они считают себя вправе прерывать жизнь, данную Всевышним…

– Да уж, ситуация накалилась до такой степени, что пришлось издать указ.

– Тахмина, в своем желании стать художником вам пришлось преодолевать сопротивление близких?

– Совсем нет, в этом плане у меня золотые родители. До десятого класса я вообще не планировала становиться художником. Мечтала о психологии, но потом резко передумала, и решила поступать в Академию.

Папа отнесся к этому спокойно, единственное, что он у меня спросил: «А ты сможешь, ведь времени слишком мало, чтобы ты успела освоить рисунок?», но я ему пообещала что-нибудь придумать…

– Сколько лет вы занимаетесь фотографией?

– Почти десять лет.

– У вас были какие-то особенно яркие, этапные моменты в вашем творчестве?

– В начале 2000-х в Росси проходили «Дельфийские игры стран СНГ», и я решила в них поучаствовать. В первый год не получила никаких наград, но зато сравнила работы своих сверстников и свои работы, которые были выставлены среди них. Это стало для меня своеобразным психологическим тестом – что я умею и что из себя представляю.

После этого события, и особенно после поездки в Нахчыван, я стала снимать более осознанно, и в моей жизни начался новый этап. Спустя какое-то время я заняла первое место в конкурсе, который проводило посольство Франции, съездила в Париж, потом у меня была выставка, и пошло-поехало…

– Вы любите участвовать в конкурсах?

– В принципе да. Сейчас я более серьезно подхожу к участию в выставках, потому что надо двигаться вперед, смотреть, что делают фотографы не только в Азербайджане, но и в мире.

– Раньше профессия фотографа считалась мужской, а сейчас в нее пришло огромное количество женщин. Как вы думаете, с чем это связано?

– Смотря, какой фотографией ты занимаешься. Если это документальная фотография, особенно связанная с «горячими точками», то женщинам этим заниматься действительно сложно, и многие из них нашли выход в «гламуре». Сейчас это «модно», это «клево», ты постоянно находишься в центре внимания, и многие поддаются соблазну кажущейся легкости. Я немного далека от этого мира, потому что изначально не работаю в студии – мне это не интересно, я не люблю искусственный свет, для этого есть свои профессионалы.

Конечно же, я могу сделать и гламурную фотографию, и сделать все, как надо, потому что все хотят быть красивыми и сексуальными, но я добиваюсь этого естественным путем и фотошоп использую по минимуму. А так, чтобы полностью изменить человека, я этого не делаю. Уж лучше сниму под правильным ракурсом, чтобы скрыть какие-то недостатки.

– Новые технологии сделали фотографию доступнее. Видите ли вы существенную разницу между цифровой и аналоговой фотографией и на что вы сами предпочитаете снимать?

– Я снимаю и на пленку, и на «цифру». «Цифра» удобна, и на ней вполне можно сделать то, что надо фотографу. На данный момент снимать на пленку удовольствие дорогое и хлопотное. Я не против ни того, ни другого, но, конечно же, люблю пленку, потому что на ней больше возможности реализовать свои творческие идеи.

– Вы снимаете фотографии для своего семейного альбома?

– Я сапожник без сапог. Домашние фотографии большей частью снимает мой супруг, я же занимаюсь этим очень редко, только когда у меня бывает вдохновение.

– Порой искусство заменяет творческому человеку общение с живыми людьми, и он создает свой параллельный мир…

– Я не создаю для себя никакого мира. Наоборот, мне до сих пор интересны люди, поэтому их и снимаю. Иначе снимала бы растения, цветочки и животных. Я не стараюсь создавать параллельное измерение, просто вкладываю в свои фотографии частичку себя.

– Каким вы представляете себе вашего зрителя?

– Сложный вопрос… Прежде всего он должен быть адекватным… Вообще, я бы хотела посоветовать зрителям, чтобы они поменьше задавали себе философские вопросы из серии «Что этой работой хотел сказать художник?», а просто пытались найти в них то, что им близко и понятно. Главное не то, что я хотела сказать, а то, что ты смог увидеть. Мои проекты вполне доступны и понятны.

– Насколько сильна конкуренция в среде бакинских фотографов?

– Если честно, я немного далека от этого круга и общаюсь всего с несколькими профессионалами. В Баку, все-таки, больше коммерческих фотографов, но я в их тусовке не состою.

– Чем вы руководствуетесь в жизни – разумом или чувствами?

– Чувствами, хотя иногда это мешает. С возрастом я поняла, что надо быть более собранной и хладнокровной.

– Хладнокровие – опасное чувство… Можно заиграться, и вообще перестать испытывать какие-то эмоции…

– Ну-у, мне это не грозит.

– Как вы познакомились со своим супругом?

– Мы были знакомы давно, постоянно где-то пересекались, часто общались и хорошо друг друга знали.

Благодаря тому, что мой муж и сам человек творческий, он меня прекрасно понимает, так что мне ничем не приходится жертвовать ради семьи, тем более мы с ним сразу договорились, что территория фотографии неприкосновенна.

– Многие современные женщины считают, что красивая внешность является гарантией счастья. Отсюда повальное увлечение пластическими операциями и изнуряющими диетами…

– Хорошо быть красивой. Я не чужда этих модных течений, и к своей внешности отношусь требовательно, хотя порой бывают моменты, когда мне все равно, как я выгляжу. Но моя профессия связана с общением с огромным количеством людей, поэтому внешний вид важен. Это для друзей не имеет значения, как ты выглядишь, и тебя любят в любом твоем состоянии.

– Кстати, какие качества вы цените в своих друзьях?

– Скромность, простоту… Я не переношу «понтов». Человек должен быть интересным, творческим, свободомыслящим и немного экстримным, потому что я и сама люблю делать что-то неожиданное, например, резко собраться и куда-нибудь поехать, устроить пикник, сделать какую-нибудь покупку, то есть время от времени мне необходима перезагрузка самой себя.

– Вы часто сталкиваетесь с негативным отношением, когда фотографируете на улице?

– Когда ты делаешь стрит-фотографию, надо быть готовой ко всему, но я не часто снимаю на улицах, поэтому особенных казусов у меня не было. Если же делаю документальную фотографию, то готовлюсь к ней очень тщательно.

Сначала знакомлюсь со своими потенциальными персонажами, общаюсь, покупаю им что-нибудь к чаю, рассказываю о том, что буду снимать, а потом даю им посмотреть готовые фотографии.

– В одной из статей, посвященных фотографии, было сказано – «фотографу очень обременительно быть человечным, потому что тому, кто не обременен моралью, гораздо лучше удаются поразительные по силе и воздействию снимки. Фотографу приходится работать не только с пленкой, но и со своей совестью». Вы согласны с этим высказыванием?

– Мне сложно судить с позиции того, кто лишен морали. Я стараюсь не делать агрессивную фотографию, снимать чью-то боль или горе. Мне гораздо ближе и приятнее находить во всем хорошие стороны, а с кровавыми, трагическими ситуациями в своей практике я пока не сталкивалась.

– А сами любите рассматривать такие фотографии?

– Нет, не люблю.

– Работы каких фотохудожников вам нравятся?

– Мне очень нравятся работы Дианы Арбус, которая снимала фриков. Я постоянно рассматриваю ее фотографии и очень часто ими вдохновляюсь.

– Вам понравился фильм про Диану Арбус, которую сыграла Николь Кидман?

– Я ожидала большего, слишком уж он вычурный и сюрный. Арбус очень часто снимала фриков, она с ними общалась, показывал их такими, какие он есть, но она никогда их не принижала.

Можно фотографировать беду, горе, смерть, но это не должно выглядеть как смакование или любование этими фактами.

– Рассматривая современную художественную фотографию, иногда возникает чувство, что некоторые авторы заняты не столько собственно фотографией, сколько демонстрацией своих комплексов. Но есть и другие фотохудожники, которые свой талант посвятили исследованию больного общества, а не самокопанию. А как поступаете вы – отображаете в своих работах то, что происходит у вас в душе, фиксируете реальность или боретесь с собственными комплексами?

– Без своего «я» в любом случае не получается. В своих документальных проектах я отражаю то, что меня действительно волнует. Когда я делала фотографии азербайджанской семьи, моя задача заключалась в том, чтобы запечатлеть реальность такой, какая она есть, чтобы все это запомнилось и осталось для будущего. Когда выбираешь тему, ты должен быть уверен, что она прозвучит сегодня, здесь, и будет услышана. Но в документальной фотографии сложно отображать свой внутренний мир, для этого есть художественная фотография.

– Какие люди вам интересны в качестве персонажей для ваших арт-фотографий?

– Мне нравятся люди нестандартные, с необычной внешностью, которые выделяются из толпы. Как правило, работая в этом жанре, я не могу снимать совсем незнакомых мне людей. Мне надо пообщаться с человеком, узнать его поближе, долго в него всматриваться, и только тогда наступает момент, когда я понимаю, что готова его снимать.

– Как вы справляетесь с разрушительным воздействием внешнего мира?

– Мир меня не разрушает, хотя я человек ранимый, обидчивый и настроение у меня часто меняется, но все-таки я сама справляюсь со своими внутренними проблемами и не бываю слабой в повседневной жизни. Мои друзья и близкие знают, что у меня трудный характер, с шипами… Творчество должно быть выношено, как ребенок, пережито и оплачено нервами и душевными муками.

Для меня фотография – это решение и мировых, и своих личных проблем, но в другом поле, другом измерении.

Я никогда не рассматривала фотографию как возможность спрятаться от этой жизни, от решения всяких проблем, как способ зарабатывания денег. У меня исходный импульс другой. Иногда я ощущаю, что моя голова переполнена образами и идеями, и процесс их воплощения приносит мне огромную радость.

– К какой теме вы, как фотограф, абсолютно равнодушны?

– Не люблю снимать природу. Нет, я ее очень люблю, но я не Ансель Адамс, чтобы ее снимать. Мне кажется, в моем исполнении она не будет такой же красивой, как в реальности. Так что, цветочки и облака – это не мое.

– На заре фотографии существовало жуткое поверье: считалось, что если сделать фотографию умершего человека, то его душа переселится в отпечаток на бумаге. С вами происходили какие-нибудь мистические истории?

– Нет, я только в кино такое видела.

– Как вы любите отдыхать?

– Для этого я должна расстаться с Баку, уехать в другой город, встретить новых людей…

– Вы легко заводите новые знакомства?

– Скорее нет, чем да. Все по настроению.

– У вас не возникало желание уехать из Баку?

– Баку – хороший, красивый город, но мне неинтересно снимать свадьбы и делать коммерческие работы. Я бы хотела перебраться в Европу, и попробовать реализоваться там.

Материал представлен Бахрамом Багирзаде