Карабахская Отечественная. Мстислав Ростропович: «Благословляю тебя на этот путь…» - Часть VII
«Бакинский рабочий» продолжает публикацию глав из документальной повести заслуженного журналиста Азербайджана Татьяны Чаладзе «Карабахская Отечественная: они умирали честно», посвященной азербайджанским солдатам и офицерам — защитникам своей Родины.
Читайте также:
Карабахская Отечественная: они умирали честно – ЧАСТЬ I
Карабахская Отечественная: Передовая и смертельная опасность - Часть II
Карабахская Отечественная: я возвращалась с войны - Часть III
Карабахская Отечественная: Снаряды разрывались все ближе и ближе - Часть IV
Наступил 1993 год, но война в Азербайджане продолжалась. Нагорный Карабах стал эпицентром человеческого горя, мужества, самопожертвования. Время и Бог разберутся в том, что происходило тогда в Нагорном Карабахе. Но сейчас, каждый день, каждый час проливалась кровь, которая не давала покоя, будоражила человеческое воображение, кровь, которая каждой каплей отзывалась в сердце человека любой национальности. Я не могла не принять страдания Азербайджана и его народа. Народа, который никогда не воевал на чужой территории, трудолюбивого, доброго, до самозабвения почитающего традиции своих отцов и дедов.
Наше поколение воспитывали действительно в антивоенном духе, на примере Второй мировой войны, наши родители видели ее ужасы, а наши дедушки непосредственно там воевали. Никто не хотел повторения подобного. Видимо, так я и оказалась на отечественной войне Азербайджана среди тех, кто в принципе против войны. Остановить это безумие можно было только личным участием: рассказывать, печатать, кричать о том, что же такое война на самом деле, и как она проходит через судьбы отдельных людей. В начале января мне позвонили из Баку: «...3аур погиб, Ровшан погиб, Натиг погиб, Эльданиз погиб, Эльдар пропал без вести, Намик ранен...» Я приняла решение снова лететь в Нагорный Карабах.
По каким-то причинам прямой авиарейс Рига — Баку тогда отменили, и мне пришлось добираться через Москву. Лично для меня это было трагедией: после моей работы в Москве в 1990—1991-х годах в посольстве Латвии я этот город не воспринимала. Особенно меня поражало, что буквально возле каждой станции метро стоят старушки и продают водку. И весь ужас в том, что я понимала, почему они вынуждены этим заниматься — скромная прибавка к пенсии.
Спасало меня азербайджанское посольство в Москве, по возможности, они всегда помогали мне добраться до Домодедово и решить проблему с билетами, одно время билет Москва — Баку я могла приобрести только в Москве. Теперь, конечно, в Риге есть фирмы, обслуживающие авиапассажиров по любым маршрутам, даже можно лететь в Баку через Лондон, конечно, разница лишь в цене.
Однако Домодедово вошло в мою жизнь удивительной улыбкой, однажды именно там, в аэропорту, у меня произошла чудесная встреча с Мстиславом Ростроповичем, всемирно известным музыкантом. Он летел куда-то в направлении Сибири, а я, конечно, в Баку. У нас между самолетами было минут двадцать, мэтр Ростропович вспомнил меня по Риге, я брала у него интервью на его концерте, которое потом ему очень понравилось. Конечно, я все рассказала, почему и зачем лечу в Азербайджан. Невозможно забыть с какой любовью он говорил о родном Баку, с какой болью сетовал о войне в Азербайджане. Он мне так и сказал: «Благословляю тебя на этот путь…»
К слову сказать, в этом же аэропорту так же неожиданно произошла встреча с еще одним деятелем от искусства — Геннадием Хазановым, он тоже летел в Баку. В самолете мы оказались рядом и, конечно, стали общаться. Хазанов говорил о том, что, мол, цивилизованное человечество признает справедливые требования армян, и что он лично вообще не любит мусульман. На мой вопрос, а зачем он тогда летит в Баку, прозвучал ответ, что, мол, какая разница, где деньги зарабатывать. Слушая его высказывания, я удивлялась сама себе — и почему ранее он так мне нравился, его выступления по телевизору я всегда смотрела с удовольствием. Меня осенило, и я произнесла в слух: «Да ведь в своих выступлениях вы читаете тексты, написанные другими остроумными людьми, а сами совершенно другой человек!» Вдруг в самолете захлопали, оказалось, что нашу с ним перепалку слышали пассажиры.
В определенной степени меня уже знали как журналиста в Азербайджане, доверяли, и в зону боевых действий я выезжала уже без сопровождения. Добираться из Баку до военных частей тоже было непросто. Пользоваться попутным общественным транспортом мне было очень тяжело — сумка с моими личными вещами, фотоаппаратура, пачки газет, больше сотни отпечатанных фотографий для солдат.
Поэтому я старалась пристроиться на военный транспорт, шедший непосредственно в войсковые части с грузом. Так и в этот раз, в январе, я должна была добраться до части, расположенной в Агдаме, а из штаба внутренних войск туда шла машина, везла картошку. Мне разрешили ею воспользоваться.
От Баку до Агдама около четырехсот километров, ехать на грузовой машине примерно пять-шесть часов. Мы выехали из Баку в двенадцать и к вечеру должны были быть на месте. За населенным пунктом Газимагомед погода резко испортилась. Пошел мокрый снег, потом образовался очень сильный туман. Ехать можно было только со скоростью двадцать-тридцать километров в час, потом быстро и незаметно стемнело, появился гололед. Наша машина чуть ли не пешком шла. Я себя странно чувствовала, все казалось ирреальным, встретившаяся на дороге авария заставила нас быть еще более осторожными, напряжение дошло до высшей точки, у меня резко поднялась температура.
Когда мы все-таки добрались до воинской части, было уже два часа ночи. Я то ли спала, то ли была без сознания, в машине не работала печка, и всю дорогу от постоянного холода я под конец его уже не ощущала. Меня буквально сняли с машины, отнесли в медсанчасть. Прибежали мои друзья, врачи, майор Мамедов, начальник медслужбы. Все сошлись на том, что мне надо согреться и выспаться. Для «согрева» мне, конечно же, предложили тутовую водку, а место для сна — в кабинете начальника медслужбы. Наутро мне стало еще хуже, температура не спадала, и врачам пришлось дать мне уже более серьезные лекарства, антибиотики и все что положено при простуде. Мы сошлись на том, что у меня обыкновенный грипп. Первые дни меня постоянно навещали, то ребята придут за газетами и фотографиями, так как новость о том, что я приехала и лежу больная в медсанчасти, уже разнеслась по подразделениям, то командир полка Бахтияр Абдуллаев лично принесет мне банку домашнего варенья, то военные журналисты приедут меня навестить.
Но... прошло три дня, а мне не становится лучше, наоборот, температура меньше тридцати восьми не опускается, аппетит пропал полностью, слабость. Я и военный врач все еще были уверены, что это такая тяжелая форма гриппа — кашля никакого нет, просто сгораю от температуры. Дни шли, температура держалась, я никак не могла понять, что со мной, я стала капризна, измучилась сама и замучила окружающих. Наконец, наступил день, когда я совершенно четко поняла, что если что-то не предпринять, то я умру. Меня уже трудно было узнать, я сильно похудела, и любое движение повергало меня в сильный пот, через какое-то время от бессилия я уже не могла двигаться. Бахтияр Абдуллаев, командир, вызвал из Агдамской больницы «скорую помощь». Врач приехал и сразу определил — крупозное воспаление легких! Пневмония.
Диагноз напугал всех — ни в больнице, ни в воинской части не было необходимых лекарств, ввиду запущенности болезни нужны были очень сильные лекарства, и немедленно. Даже для того, чтобы меня эвакуировать в Баку, было необходимо время — вызвать вертолет, доставить меня к нему, потом в Баку лететь только на рассвете. А эта ночь могла для меня стать последней, как определили врачи, я держалась только благодаря своему сильному сердцу, ведь температура сорок и восемь держалась уже двое суток. Я умирала.
По рации врачи связались с агдеринским госпиталем, доложили ситуацию начальнику госпиталя. Курбан Джамалович Курбанов вышел на связь в Баку — если в течение тридцати минут вертолет с лекарством вылетит, то он еще, возможно, успеет долететь сюда до наступления окончательной темноты (тогда вертолеты не могли летать ночью). Командующий воздушными силами, тогда это был В.Кравцов, обеспечил вылет вертолета, который садился в Агдере уже при свете прожекторов. Лекарство привезли, и необходимо было делать уколы каждые четыре часа. Майор Мамедов буквально не отходил от меня, все ждали наступления кризиса. Через восемь часов, на рассвете температура упала до тридцати семи и шести. Наступил перелом болезни. Мне спасли жизнь.
Татьяна Чаладзе
(Продолжение следует)
