Карабахская Отечественная: Смерти вопреки… - ЧАСТЬ IX

«Бакинский рабочий» продолжает публикацию глав из документальной повести заслуженного журналиста Азербайджана Татьяны Чаладзе «Карабахская Отечественная: они умирали честно», посвященной азербайджанским солдатам и офицерам — защитникам своей Родины.

Читайте по теме:

Карабахская Отечественная: они умирали честно – ЧАСТЬ I

Карабахская Отечественная: Передовая и смертельная опасность - Часть II

Карабахская Отечественная: я возвращалась с войны - Часть III

Карабахская Отечественная: Снаряды разрывались все ближе и ближе - Часть IV

Карабахская Отечественная: «Я вглядывалась в лица ребят, которые через несколько минут пойдут в бой за родную землю…» - Часть V

Карабахская Отечественная: С поля боя стали приносить раненых смертоносными стальными «иглами», которыми армяне «начиняли» свои бомбы - Часть VI

Карабахская Отечественная. Мстислав Ростропович: «Благословляю тебя на этот путь…» - Часть VII

Карабахская Отечественная: Прямо в снегу стояли на своем посту мальчишки всю ночь… - Часть 8

Когда мы ввалились в землянку, все растерялись, нас никто не ждал. Но как все обрадовались! Новость о том, что сюда, на высоту, поднялся журналист, мгновенно облетела все землянки, ребята заглядывали к нам: «Так, значит, правда, действительно пришла!» Отдохнув, вышла к ребятам, они уже «почистили перышки» и готовились к фотографированию, ведь для них это был праздник, обо мне они уже были наслышаны заочно, поэтому были уверены, что рано или поздно получат свои фотографии. Если, конечно, останутся живы.

Меня постоянно спрашивали, как вы сюда попали? А вы разве не видели, меня на вертолете сбросили, смеялась я. Надо ли говорить о том, как мне было приятно, там, на высоте, встретить моих друзей, которые не взяли меня с собой, так как сомневались в моих силах.

Однако праздник быстро кончился. Поступил приказ сгруппироваться и быть готовыми к атаке. Но людей мало, из необходимых 200 человек всего сто двадцать — сто сорок. Проход возможен только по минному полю, ребятам придется пройти по тому месту, где вчера на мине подорвались трое их друзей. Снег на этом месте красного цвета... Но приказы не обсуждают, и комбат повел своих мальчишек.

Не дойдя до назначенного места, пришлось залечь, нас стали обстреливать из крупнокалиберных пулеметов. Вперед пошла только группа разведчиков, где вскоре разгорелся бой, значит, наших ребят заметили. Хотели пойти им на выручку, но здесь армяне стали нас окружать. С боем пришлось отходить, а разведчикам сообщили по рации, чтобы возвращались другим маршрутом. Атака не удалась. Настроение у всех сразу упало. Мне надо было возвращаться вниз, в штаб полка.

Спускаться, оказывается, еще труднее, чем подниматься. Сила инерции несет тебя вниз, и если не уцепишься за что-нибудь, легко сломать шею, поскользнулся и вниз кувырком. Мало того, что стукаешься обо все, так еще и одежда намокла от снега. Конечно, времени на спуск ушло меньше, чем на подъем. Внизу, в КШМ меня ждал командир полка, Бахтияр был расстроен из-за неудачной атаки. Еще и новости прибавились, те разведчики, которые ушли вперед, попали в окружение, приняли бой, и на руках вынесли тело своего погибшего командира Альпереста Гусейнова. А им по восемнадцать — девятнадцать лет, Шамиль Алиев, Шакир Агаев, Йолчу Мустафаев, Габиль Алиев. Уже было поздно, одиннадцать часов вечера, и я стала искать машину, чтобы добраться домой, в часть.

Но не тут-то было. Со мной произошло самое странное приключение за все «военное» время. Вдруг по рации передают командиру: «Чаладзе машину не давать, на попутные не брать, пусть идет пешком». Бахтияр Абдуллаев растерялся и попросил повторить приказ, он думал, что неправильно понял. Но полковник Сафаров, тогда заместитель Фахмина Гаджиева, командующего внутренними войсками МВД Азербайджана, подтвердил приказ в еще более резких выражениях. Я и другие офицеры просто не знали, что думать. Мне предложили остаться на КШМ, переночевать. Наверное, я бы так и сделала, если бы по рации не сказали слова по-русски, — специально, чтобы я услышала: «Пусть идет пешком». Я решила дословно выполнить приказ и пойти пешком. До Агдама было двадцать три километра. Я пошла. Майор Мамедов сказал, что хоть он и офицер, но прежде всего мужчина, и не может отпустить меня одну ночью. И пошел со мной.

Ночь была морозной, хорошо было видно звезды, мы шли, разговаривали. Мой пыл потихоньку начал выходить, ноги уже еле передвигались. Как назло, ни одной машины не появилось, ни попутной, ни навстречу... Вдруг залаяли собаки, слева на ночевку расположилась отара овец. И вот эти здоровые волкодавы набросились на нас, лаяли, прыгали, у одного аж пена из пасти. Я от страха чуть сознание не потеряла. Майор выхватил из кобуры пистолет и стал стрелять в воздух. Вдруг собаки убежали, наверное, их позвали пастухи. Мне прибавилось сил, и от этого места мы чуть ли не бежали.

Часа в три ночи вышли на трассу, я уже жалела, что не осталась в Маниклы, идти дальше не было сил. Вдруг навстречу машина, единственная за все время, она ехала в сторону Агдере, и мы даже не пытались ее остановить. Кто в такое время остановится — побоится. Но она остановилась сама.  «Не понял?!» — раздался голос. Это оказался комбриг агдамской бригады Министерства обороны Азербайджана, тогда еще полковник Талыб Мамедов. Я подошла к машине, хотела поздороваться, объяснить. Подошла и...  разрыдалась.

Нас посадили в машину, в тепле меня разморило, и я уснула. Привезли в полк, где я располагалась, зашла в свою комнату, закрылась, никого не хотела видеть. С трудом верила в произошедшее.  Почему?! За что меня так жестоко проучили?!  Объяснение было только одно — мне не доверяли и сознательно, используя свое служебное положение, дали мне это понять. Я встречалась раньше и с Фахмином Гаджиевым, и с его заместителем Сафаровым, как правило, в теплых кабинетах. Я видела и понимала, какая сложилась обстановка во внутренних войсках, когда там стал командовать Гаджиев, за год из бывшего сержанта советской армии, ставшего полковником, командующим. Офицеры боялись его гнева, никто никогда не смел возразить, даже в виде очевидных несправедливостей, даже ради пользы дела.

Но, думала я тогда, может быть, на войне так и надо, может быть, он прирожденный полководец, талант. Помню, я даже высказалась на эту тему где-то, раз он занимает в республике такой пост, значит, и для меня он всего лишь командующий. И если он меня не принимает, не доверяет, значит, это наше с ним общее горе. Наверное, я должна была обидеться, собраться и уехать. Но тогда он мог бы сказать, вот, видите, поняла, что ее разоблачили, и сбежала. Я не могла этого допустить. Вот я, вот моя работа, вот моя судьба, пусть будет что будет, а я буду продолжать работать так, как я это понимаю. Позже мне еще приходилось сталкиваться с людьми, которые мне не доверяли. И я благодарила тех, кто высказывал свои сомнения мне в глаза. Только странная была закономерность. Мне не доверяли лишь те, кто сам никогда не был на позициях и в боевых действиях.

В начале 1993 года политическая обстановка в Азербайджане была очень сложной, напряженной. Все было плохо — экономика страны практически разрушена, социальное обеспечение граждан находилось на грани катастрофы, тяжелое положение на фронте.  По Баку ходили различные слухи со всякого рода страшилками, а сплетни разрастались, как снежный ком: «...нас обманывают! Агдере давно сдали! Карабах продали армянам, наших сыновей специально убивают, как баранов».

Общественно-политическая ситуация в республике накалялась, политические лидеры разных партий спешили разыграть карабахскую карту, только ухудшая, дестабилизируя своими выступлениями ситуацию в Азербайджане. Указом президента Абульфаза Эльчибея введено чрезвычайное положение. Однозначно все это отражалось и на армии, нарушилось материально-техническое обеспечение, моральный дух солдат был подавлен. Не было ничего удивительного в том, что азербайджанские войска уже оставили линию обороны на Касапете. Армяне вышли на населенный пункт Ортакенд, последний, перед Агдере.

Но в том-то все и дело, что наступали не столько армяне, сколько русские регулярные части Закавказского военного округа, дислоцированные под Ереваном.  Азербайджанским   солдатам удалось отбить одну из атак, и у убитого офицера нашли копию письменного приказа на русском языке, что батальон такого-то полка направляется в Степанакерт и поступает в полное распоряжение Роберта Кочаряна, командующего «силами обороны НКР».

У других погибших русских солдат были найдены листовки с изображением, например, старой женщины, армянки. Фотография и под ней напечатано: «Мелкумян Фируза Аракеловна, 70 лет. Проживала в Сумгайыте. Убили дома. Сначала ее избили, тело разрубили многократными ударами топора. Ее крики были слышны на весь микрорайон, но никто не пришел на помощь». Эти листовки на русском языке служили агитками для русских солдат, что они, мол, выполняют «священную месть». Вот уж изощренное армянское изобретение!

Агдере постоянно обстреливали, снаряды разрывались все чаще и ближе. Уже практически все были эвакуированы, вывезена техника, остались лишь комбриг Теймуров, начальник штаба, связисты, врачи. Замкомбрига по технико-материальному обеспечению волновался за машины, которые из-за поломок не могли уехать. Он приказал в каждую машину поставить по бочке с бензином, чтобы в последний момент поджечь — не оставлять же врагу. Нам, оставшимся, раздали автоматы, объяснили, в каком направлении уходить. Никто точно ничего не знал, и слухи только нагнетали атмосферу. Ночью почти никто не спал, а если ложились, то не раздеваясь. В этот напряженный момент наши связисты сделали невероятное.

Из осажденного Агдере соединили меня с Ригой! Мама кричит по телефону:

«...о телевизору сказали, что армяне уже заняли Агдеря». А я в ответ доказываю: «Нет! Я же отсюда звоню! Расскажи всем, что мы еще держимся!»  Как будто в Риге это кого-то интересовало?! Но вот получен последний приказ и мы покидаем Агдеря, сломанные грузовики нам удалось утащить на буксире.

Прошло совсем немного времени, и распространилась страшная новость — армяне наступают на Кяльбаджары, район, который не входит в состав НКАО. Его оккупация началась с двух сторон, из НКАО и одновременно с территории Армении, нарушив государственную границу Азербайджана. В результате этих стремительных действий судьба гражданского населения стала трагической. Все вертолетные площадки обстреливались, а прорвавшимся вертолетам не повезло, уже в воздухе, с людьми на борту их сбили армяне. Для беженцев осталась только одна дорога жизни — через Муровдаг, хотя Омарский перевал еще был закрыт снегом, но люди шли. У них не было другого выбора.

Это был страшный исход: старики, женщины, дети. Пробиваясь сквозь снег и туман, обмороженные женщины несли детей, старики в полуобморочном состоянии, поддерживая друг друга, еле передвигали ноги.  Некоторые подростки тащили за собой на веревке коров, всего три   или четыре. А один паренек, лет десяти, пытался помогать теленку, переставлять ноги, видимо тот совсем обессилил. И счастье, что был туман, он мешал армянам вести по колонне беженцев прицельный огонь.

Тогда они предприняли попытку закрыть перевал — слева, прямо на дорогу выскочили два армянских танка Т-72. Они стали стрелять по безоружным людям из крупнокалиберных пулеметов в упор. Второй танк развернул башню и из орудия выпускал снаряды по грузовикам, которые на перевале, со стороны азербайджанских позиций, ждали беженцев, чтобы дальше их уже везти на машинах. Так, один из снарядов прямым попаданием попал в уже отъехавший грузовик, полностью набитый женщинами, стариками, детьми...

Три наших солдата, обвязавшись гранатами, взяв по гранатомету, ушли в туман, туда, к танкам. Первый уничтожили сразу — взорвали бензобаки, второму перебили гусеницу, и он крутился на месте, беспрерывно отстреливаясь из пулеметов. После удачного выстрела из гранатомета загорелся, открылся люк, и человеческие фигуры стали выскакивать из него. Но далеко они не убежали. Они остались там, на Омарском перевале, навсегда, вместе со своими «консервными банками». Навсегда, вместе с безвинно погибшими людьми, вся вина которых была лишь в стремлении спасти своих детей и спастись самим.

Потом, когда сошел снег, сколько вокруг было найдено мертвых тел женщин, детей, и многие погибли не от пуль, а просто замерзли, ведь большинство были одеты лишь в то, в чем выскочили из дома...

Я была потрясена происшедшим. Сознание необходимости что-то предпринять, сделать полезное для этого измученного народа не давало покоя. Но возможностей у меня было очень мало. К тому времени в Риге закрыли газету «Латвияс лайкс», где я была редактором. Закрыли по финансовым причинам, по крайней мере, спонсоры объявили, что не в состоянии содержать и издавать газету. В другие редакции меня, известную «азербайджанку», не брали. Фактически я осталась без работы. Пришлось всерьез задуматься над своими возможностями, что же я могу сделать в такой ситуации?

И вот пришла мысль создать фронтовой альбом, где были бы опубликованы все мои фронтовые фотографии. Мне хотелось показать, как именно на своей земле, обильно поливая ее кровью, сражаются и умирают азербайджанские солдаты, в большинстве своем еще мальчишки, тонкошеие и неопытные. Всюду на фронте, где я появлялась, они окружали меня, упрашивая сфотографировать. Надо сказать, что до Карабаха я почти совсем не фотографировала, и в начале моих первых поездок подобные многочисленные просьбы меня раздражали, выполняла я их с неохотой.

Но часто случалось так, — возвращаясь, чтобы отдать фотографии, узнавала, что многие уже погибли. Только их взгляды, их надежды, их лица и улыбки оставались в моем фотоаппарате. Так возникло название «Карабах: война в лицах». В этой книге главным образом должны были быть представлены лица людей на войне. Многих уже не было в живых, имена других неизвестны, и могло случиться так, что эта книга останется светлой памятью для семей погибших, а также для тех, кто остался израненным и искалеченным, ведь здесь они живы, молоды и здоровы. Смерти вопреки.

Татьяна Чаладзе 

Продолжение следует…

Фотографии взяты из фотоальбома Т.Чаладзе «Война в лицах»