Ялчин Адигезалов: «Общение со слушателями – образ жизни музыканта»
- Как вы думаете, Ялчин, высокая должность… Что она, по - вашему, для творческого человека?
- В принципе всем структурам нужны должностные лица, руководители, но нагрузки, ответственность... Пожалуй, в немалой степени должность ограничивает свободу творческого человека.
- Вы убедились в этом на собственном опыте?
- Думаю, что да…
Не случайно наша беседа с известным азербайджанским дирижером, профессором Бакинской музыкальной академии Ялчином Васиф оглу Адигезаловым началась с этих, несколько по-философски звучащих реплик, смысл которых в данном конкретном контексте с полуслова был понятен только нам двоим.
Со времени нашего обстоятельного разговора по душам прошло более десяти лет, и многое в жизни музыканта (и не только его) изменилось. Однако все-таки мне запомнился тот осадок неудовлетворенности, даже обиды, который долго еще после отстранения от должности руководителя Государственного симфонического оркестра имени Узиера Гаджибекова не покидал молодого дирижера и вызывал в нем известную растерянность. Потому-то этот факт его биографии стал в известной мере отправной точкой нашего нынешнего разговора в совершенно новых условиях сегодняшнего дня…
Сегодня мой собеседник может показать многочисленные яркие афиши, в эти дни оповещающие о концертах Ялчина Адигезалова в престижных залах многих городов мира, программки с перечнем репертуара его выступлений с лучшими оркестрами, включающие сложнейшие, изысканные произведения мировой классики и азербайджанских композиторов, исполняемые в его интерпретации. Не лучшее ли все это свидетельство того, что дирижер давно оправился от волнений, воспринимавшихся как душевная травма, что освободился от многих догм, с которыми в те времена жил не только он?
- Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло?
- Пожалуй, это лучший ответ на вопрос о том, с каким знаком мне следовало воспринимать свою отставку… Но тогда…
- Обида… Не была ли она проявлением тщеславия, амбиций, страхом остаться без работы, а, Ялчин?
- Тщеславие я не отношу к числу пороков – в творчестве оно в определенной мере и движущаяся сила. А амбиции… Мне казалось, что и на них имею право. Я был молод, когда получил в общем-то неожиданный подарок – право руководить лучшим оркестром Азербайджана, носящим имя Узеирбека и много лет работавшим под управлением Ниязи. Считал, что был готов к такой ответственной роли.
- В вашем-то возрасте, с небольшим опытом?
- Сейчас понимаю реакцию тех, кто все это имел в виду, с легкостью «отодвигая» меня с места, которое – хотелось верить - неплохо осваивал уже тем, что дело свое делал честно. В тяжелые годы политического кризиса 90-х годов этот коллектив в одночасье лишился лучших профессионалов, уехавших за рубеж практически не за славой, а за хлебом насущным. В условиях мизерной зарплаты и не отапливаемых помещений мы от души работали, готовили новые программы, приглашали бакинскую публику на шедевры Верди и Чайковского. В 1991 году, когда именно нашим выступлением в Большом зале Московской консерватории открывался последний пленум Союза композиторов СССР, вместе с артистами Азербайджанской государственной хоровой капеллы исполнившим ораторию Васифа Адигезалова «Карабах шикястяси». Помнится, огромный эффект произвело то, что ведущий чтец Нодар Шашигоглу поднял на ноги всю публику, объявив своим чудесным голосом, что в день годовщины трагических событий 20 января 1990 года призывает всех почтить память жертв этого чудовищного теракта.
Понимаете, у меня за плечами были годы учебы у маститых педагогов, успешные выступления перед профессионалами – наверное, казалось, что известные амбиции были обоснованы – я тогда об этом не задумывался…Во всяком случае выбор профессии дирижера был вроде бы подтвержден не только горячим желанием, но и трудом, образом жизни…
- В том, что это был обоснованный выбор, давно уже никто не сомневается, хотя, согласитесь, он был смелым, не простым?
- Да уж!
- Говорят, имел место шумный инцидент!
- Не знаю, можно ли назвать это инцидентом, а тем более шумным, но дело было так…
Окончив Азербайджанскую государственную консерваторию по классу фортепиано, я поработал преподавателем в музыкальной школе города Губа, параллельно консультируясь с маститыми музыкантами Москвы и выступая в концертах. Приятно было слышать похвалы старших профессионалов, отмечавших, что «У Ялчина фортепианные партии звучат «оркестрово», как симфоническое полотно» - это разжигало желание стать дирижером. Видимо, было в этом желании нечто дерзкое – во всяком случае, о нем я не решался сказать даже отцу – известному композитору Васифу Адигезалову.
Первый, кому я решился поведать о своей мечте, стал Ниязи, с которым наша семья очень дружила. Помню, только что в его доме накрыли стол к ужину, гости уже рассаживались вокруг него, и я, как бы между прочим выпалил фразу о своем сокровенном желании. И что же? Надо было видеть, как в сердцах маэстро отшвырнул уже наполненную пловом тарелку и закричал:
- Да знаешь ли ты, что стать дирижером – значит иметь свое отношение к музыке! Посмотрите на него, дирижером захотел стать!
Ниязи еще долго возмущался, отчитывая меня, а крайне смущенный отец все ходил кругами, чстараясь его успокоить.
- Однако именно Ниязи принял участие в вашей судьбе…
- Да, когда через два года я все-таки отправлялся в Ленинград, чтобы поступать на дирижерский факультет консерватории, маэстро передал мне в закрытом конверте письмо-рекомендацию выдающемуся педагогу по классу дирижирования Илье Мусину. Потом я узнал содержание письма - Илье Александровичу Ниязи написал: «Ялчин - способный пианист и есть предпосылки, что из него может получиться дирижер… Примите этого талантливого мальчика как родного…».
- Что для вас школа Мусина?
- Учитель самых известных в мире выдающихся дирижеров Гергиева, Темирканова, Баршая и многих других, Мусин, как и Ленинградская консерватория – это среда, которая одарила меня духовными богатствами, о которых невозможно рассказать словами. Это школа, позволившая мне испытать успех с первых же шагов публичного показа того, чему я научился и как развил заложенные природой качества.
- Если совсем коротко – чем занимается дирижер? Не взмахами же пусть самых выразительных рук, задавая темп артистам оркестра?
- Естественно! Пусть не прозвучит заумно, но композитор - как правило, личность, средствами музыки рассказывающая о собственных переживаниях, о явлениях космического масштаба, зашифровывая в звуках гамму чувств, возвышающих слушателей, вызывающих сопереживание даже спустя века. Только запечатлено все это на бумаге с пятью линейками нотного стана всевозможными значками, понятными лишь профессионалам. А вот прочесть, понять, осмыслить, прочувствовать все, что зашифровано в партитуре, может лишь дирижер, воле которого подчиняются артисты оркестра. Я не утомил вас рассказом об азбучных истинах?
- Наоборот, вы спровоцировали меня на новые вопросы…
- Вас интересует технология?
- Скорее суть… Скажите, что в работе дирижера ценят профессионалы, а вслед за ними и зрители?
- Хотите несколько фраз из рецензий, характеризующих достоинства
исполнителя?
- Хочу!
- Вот смотрите, что писал музыковед о моем исполнении «Симфонии-концерта» С.Прокофьева на вечере в честь 90-летия И.Мусина в Санкт-Петербургской консерватории: «Это непростое для интерпретаторов и слушателей произведение, написанное для М.Ростроповича, прозвучало в исполнении одного из признанных в мире виолончелистов Ивана Монигетти и оркестра под управлением ученика юбиляра Ялчина Адигезалова... Важно отметить, что взаимопонимание между солистом и оркестром было полным - тут проявилось умение Адигезалова достигать баланса в звучании отдельных инструментов и групп, точность и энергия ритма, стройное соотношение деталей и целого…».
А вот то, что касается исполнения на том же вечере программной симфонии «Манфред»: «Еще полнее раскрыла возможности даровитого дирижера музыка П.Чайковского. Слух профессионала различал удачный обход «подводных камней», выразительные сопоставления инструментальных голосов и целостность формы…
Дух захватывало от могучих нарастаний чувств, сгущения трагедийных красок, резких контрастов и ощущения возвышенной просветленности в моменты тихих лирических откровений – и все это на непрерывной волне развертывания от части к части. Так что финал стал истинной вершиной музыкальной драмы, после чего публика, не покидая зал, снова и снова вызывала полюбившегося ей дирижера».
- Да, чтобы такое разглядеть за нотными значками, надо многое знать, уметь многое прочувствовать - как жил композитор, что его волновало, в каком стиле работал…
- Мы украдкой проникали в зал Ленинградской консерватории, чтобы слушать знаменитые репетиции великого Евгения Мравинского, впитывая его методику работы с оркестром… А Мусин! Он работал со своими учениками как скульптор, отсекая лишнее и развивая лучшее. Он воспитывал вкус и воздействовал на мировоззрение, ведя от знакомства с традициями к возможности сравнивать, а потом уже - к праву на собственную интерпретацию.
- Такая школа позволяла вам с достоинством принять на себя руководство главным оркестром страны?
- Приняв на себя эту почетную и ответственную роль, я продолжал стажировку: под руководством выдающегося профессора Венской академии музыки Карла Эстеррайхера вместе с коллегами день за днем прослушивал спектакли в Венской опере и концерты в Венской филармонии, которые затем тщательно анализировались под опекой педагога. Это тоже провоцировало на постоянный самоконтроль, на совершенствование.
- И вроде бы гарантировало самые радужные перспективы, успех… Можно только догадываться, каким горьким оказался приказ освободить занимаемую должность, отказаться от планов… Что же изменилось в вашей творческой жизни с тех пор, как после возвращения из Турции народный артист Азербайджана Рауф Абдуллаев снова стал художественным руководителем и главным дирижером оркестра имени Узеира Гаджибекова?
- Поначалу было обидно, но более всего обуял страх остаться без работы – в те времена советские люди не знали, что такое свобода выбора, собственное дело.
- Но оказалось…
- Оказалось, что и мы можем жить по- новому. Активная работа в Москве с Государственным симфоническим оркестром радио и телевидения России, с Большим симфоническим оркестром имени Чайковского, регулярные концерты в Большом зале Московской консерватории – скучать не приходилось все эти годы.
Тесно сотрудничаю с театрами Турции, получаю приглашения на зарубежные гастроли, где часто исполняю и записываю на диски произведения азербайджанских композиторов.
- И все это как предоставленный сам себе человек… без должности…
- Есть и должности! Получил звание профессора Бакинской музыкальной академии – готовлю дирижеров, но сам на родине очень редко встаю за дирижерский пульт. Министерство культуры и туризма зачислило дирижером в Азербайджанский государственный театр оперы и балета, но и тут не густо – «закрепленные» за мной там два спектакля - опера «Паяцы» Р.Леонкавалло и «Натаван» моего отца Васифа Адигезалова не только редко появляются в афишах, но и, как правило, отменяются. Согласитесь, что для
художника такой режим работы был бы пыткой, если б не открывшиеся в последние годы возможности свободного выбора среды, в которой музыканту комфортно. Теперь я пользуюсь этой свободой сполна.
- Неужто это так просто?
- Главное заявить о себе, показать, на что способен. В Интернете размещается информация о «спросе» и «предложениях». Меня знают и часто приглашают – кому-то интересен наработанный мною репертуар, кто-то заказывает нечто для меня новое. Принимаются и мои задумки - на 2008 год я сам предложил собственный проект, посвященный 90-летнему юбилею Гара Гараева, и он встретил одобрение – концерты из произведений метра встречают восторженный прием.
- Но ведь не везде есть нотный материал произведений азербайджанских авторов…
- Ноты повсюду вожу с собой – сам специально заказал комплект разложенных на голоса и инструменты партитур - музыку наших соотечественников с удовольствием играют лучшие оркестры и с восторгом встречают слушатели.
- Говорят, первую премию на конкурсе в Польше получил ваш ученик – студент Бакинской музыкальной академии дирижер Эйюб Гулиев – это еще одно подтверждение того, что вас знают в мире как авторитетного профессионала?
- Надеясь…
- И на невостребованность вам не приходится сетовать?
- Творческому человеку всегда мало» Общение со слушателями, подготовка к встречам с ними - образ жизни музыканта… Такими, наверное, нас сделала судьба…
Галина Микеладзе
