Эльчин Сафарли, Гюнель Анаргызы, Исмаил Иманов, Ната Османлы, Исмаил Сафарали в фото-проекте «Баку, я люблю тебя» - ФОТО

БАКУ, 3 апр - 1NEWS.AZ

«Для Вселенной 20 лет - мало», - пелось в одной песне военного времени. Для Вселенной, возможно, и мало, но для молодого государства вполне серьезный срок.

Не случайно нам хочется поздравлять и поздравлять друг друга и весь Азербайджан с праздником 20-летия независимости. И, воспользовавшись столь чудесным поводом, признаться в любви городу Баку – сердцу этой страны. Мы все любим его одинаково сильно, но, конечно же, по-разному. Потому что у каждого в этом городе есть свое «особенное» место – место, с которым связаны самые приятные воспоминания, где легче всего дышится, где всегда можно найти – кому-то душевный покой, а кому-то - вдохновляющее волнение. Места, которые сформировали нас, или которые, может быть, особой аурой наделили мы сами. Место, куда хочется возвращаться снова и снова, «разделяя» их с друзьями, приводя за руку возлюбленных. Чего ради? Сегодня знаменитости, лучшие представители азербайджанского искусства приглашают вас на прогулку, чтобы ответить на этот вопрос и «поделиться» своими самыми любимыми уголками Баку…

Этот проект мы посвящаем самому знаменитому из «парней из Баку» - покойному Анару Мамедханову, с уходом которого город, увы, потерял очень много…

В новом цикле нашего проекта о своем самом любимом уголке города Баку рассказывают молодые и успешные писатели Азербайджана…

Эльчин Сафарли. Проспект Нариманова – эпицентр счастливой поры прошлого…

Я возвращаюсь сюда, когда мне и хорошо, и плохо. Здесь находится эпицентр счастливой поры моего прошлого. Именно здесь берет начало высокая концентрация моей любви к родному городу, к каждой улице, закоулку и проспекту, к  которым прикреплен файл из воспоминаний. Проспект Нариманова, ныне проспект Гусейн Джавида.

Выход из метро «Академия наук», пару ступенек из серо-коричневого камня, обходишь толпу студентов, покупаешь сигареты у того самого ларька за автобусной остановкой и не быстрым шагом идешь по правой части проспекта. Мимо здания Политеха, прилегающего к нему парка, затем «незаметная аптека» (я ее так назвал, потому что ее сложно заметить, хотя и она на краю дороги), «быстрый» светофор, и ты уже под «белым домом», где когда-то жила и умерла тетя Флора. Наша дальняя родственница, бакинка в третьем поколении, преподаватель Иняза.

Она готовила потрясающий фисинджан-плов и прожила в одиночестве, храня память мужа, погибшего в автокатастрофе спустя полгода после их свадьбы. Тетя Флора часто читала вслух ранние стихи Бахтияра Вагабзаде. До сих пор отчетливо помню ее жесткий и одновременно нежный голос и любимые строки: «Qarışsın dağ düzə, gecə gündüzə, müddətli ömrümüz müddətsiz olsun...».

Ближайшая родня тети Флоры переехала на ПМЖ в Канаду. Звали и ее. Отказалась. «Сынок, людям приходиться учиться жить не только ради себя, но и чего-то другого. Для кого-то это дети, семья. Для меня - это воспоминания и мой родной город. Нет, я не живу прошлым. Просто так получилось, что мое прошлое стало моим настоящим. Ничего не могу с этим поделать, хоть и понимаю, что это нехорошо. Но ведь, по сути, в жизни нет правильного и неправильного. Есть только наш выбор и его последствия».

Я вспоминаю эти слова тети Флоры, проходя, для меня уже навсегда, под ее балконом, продолжая свой путь по любимому проспекту. «Стеклянный базар», куда мы с ней ходили за сочной весенней зеленью, и дальше «круг», в центре которого до недавнего времени возвышался памятник Мешади Азизбекову. Каждый раз, прогуливаясь мимо него, тетя Флора сообщала мне имя скульптора, будто хотела, чтобы я сохранил эту информацию в себе и передал ее тем, кто уже не застанет этого памятника, демонтированного в 2009 году. «Токай Габибович – талантливейший человек. Дай Бог, ему здоровья! Кстати, он за этот памятник получил в 77-ом Госпремию…». Тишину наших дневных меланхоличных прогулок прерывал гвалт детей, выбегающих со звонком из школы №20…

Я не вырос на проспекте Нариманова. Я не знаю, что было раньше на месте маркета «Джамиля». Я не гулял с одноклассниками в лесопосадке («лесок») за Аллеей почетного захоронения. Мое детство берет начало далеко отсюда, в самом обычном окраинном районе, где другие правила жизни, где нет красивых монументов и поэтичных скверов. Мне скоро тридцать, я прожил в другом городе и недавно вернулся в Баку, в родной город, который любишь вопреки всем, всему. Просто любишь. Бескорыстно, честно. Любишь потому, что не можешь иначе – всё, что рождено в сердце, навсегда в нем остается.

Но, где бы я ни был, и куда бы меня не занесло будущее, я всегда возвращался и буду возвращаться на этот проспект, где часто гуляю один, осознавая насколько сильно привязан к этому, казалось бы, не самому живописному месту Баку. Недалеко отсюда было мое первое место работы. Недалеко отсюда я... любил. Вопреки и наперекор всему. Так много воспоминаний. Осталось одно. Заработать денег на квартиру на проспекте Нариманова, чтобы моя дочь могла сказать, что она выросла здесь. 

Гюнель Анаргызы. Молоканка - сад нашего детства.

«Молоканка - сад нашего детства. В былые времена каждое утро, а в хорошую погоду и по вечерам, бабушка водила нас туда гулять. Тогда, естественно, не было такого кошмарного количества машин и проезжая часть вокруг сада была пуста и тиха, особенно в утренние часы. Дороги казались намного шире и просторнее. Конечно, в детстве все воспринимается  величественным и внушительным - дома, деревья, люди. И простора больше, и воздух чище и слаще. Помню, над Молоканкой всегда витал какой-то странный, словно сказочный туман. Даже не туман, а скорее белесая дымка. Она клубилась в кронах деревьев, просачиваясь сквозь листья и ветки, осторожно опускалась на плечи дремлющих по углам скамеек старушек, постепенно растворяясь в их аккуратно уложенных по краям скошенных на бок беретов седых буклях, смешивалась с умиротворенным безмолвием утра. Но это таинственное действо продолжалось совсем недолго, буквально считанные минуты. Много позже, в последних классах школы, читая японские трехстишья, в голове моей словно оживал участок ассоциативных воспоминаний, и в эти минуты я словно кожей чувствовала тоску японца Басе, который, сидя у пруда, наблюдал за кругами воды, расходящимися в тугой и вязкой тишине…

Потом вдруг тишина неожиданно веселела. Она словно пропитывалась звенящей и искристой мелодией набирающего силу нового дня. Дымка незаметно рассеивалась, словно и вовсе не было ее, а из черных оконцев высокого деревянного цилиндра голубятни вдруг выпархивало несчетное количество голубей: белых, черных, серых, а под конец парочка нежно-розовых. Они с шумом опускались на садовые дорожки и парапет, разгуливали, подозрительно косясь по сторонам. Затем,  испугавшись какой-то ерунды, подняв сноп пыли вперемешку с сухими листочками, окурками папирос, семечками и прочей дрянью, вспархивали, чтобы через пару секунд, спланировав на землю, как ни в чем не бывало, отправиться на поиски съестного, деловито поддакивая, неизвестно чему, кругленькими блестящими головками…»

Это отрывок из моего рассказа «Кактус», написанного несколько лет назад. И все это правда. Разве что я немного преувеличила то, что бабушка водила нас гулять на Молоканку. Вообще-то обе мои бабушки жили с двух противоположных сторон этого самого центрального, самого знакового для Баку сквера, и им незачем было водить нас туда гулять, потому что мы - внуки сами могли сбегать на Молоканку, никого об этом не оповещая. Благо между улицей Хагани, домом 15, где располагалась квартира бабушки Джаваир, и книжным пассажем, над которым жили бабушка Нигяр и дедушка Расул, не было автомобильных дорог. В жаркие месяцы года мы часто выбегали на улицу за мороженым в вафельных стаканчиках. Заворачивали на Торговую, заполучив вожделенное лакомство, пускались на перегонки, огибали здание Русской драмы и оказывались на Молоканке, садике нашего сладкого, как мороженое в вафельных стаканчиках, детства. Детства, где не было такого числа разнообразных развлечений, красивых и ухоженных парков, дорогих магазинов и торговых центров, элегантных ресторанов и кафе, где никто не знал, что такое гламур, и сколько нужно набрать брэндов, чтобы быть в трэнде.

Я не ханжа и «брэнды с трэндами» мне тоже нравятся в удобоваримом количестве. «Всему свое время» - люблю повторять я. Видимо, через это тоже надо пройти всем вместе. И как хорошо, что есть на свете неизменные ценности. Как хорошо, что эти ценности непоколебимы…

Ната Османлы. В поисках облепихи

Когда парк закрыли на реконструкцию, все ворчали. Ворчали и когда его открыли. В народе его даже прозвали «скользкий садик». На самом деле в снег и дождь без пары тройных тулупов, минимум одного ритбергера или флипа вряд ли доберешься до подземного перехода.

Я помню его совсем другим, с причудливыми деревьями, кустами облепихи и старыми фонтанами, в которых летом купались лысые мальчишки.

Я гуляю там с первого класса. У меня есть смешные снимки с октябрятским значком или в пионерском галстуке, в синей школьной юбке и белой сорочке. Я стою со своей подружкой Нарой, примерные маленькие советские школьницы, мы смотрим в светлое будущее и еще помним наизусть слова гимна про «Союз нерушимый...».

Я стою, устремив взгляд вдаль, и даже представить себе не могу, что пройдут годы, садик этот будет выглядеть иначе, а подружка уедет в Германию, выйдет замуж за немца и станет Нарминой Шмидт. С ума сойти.

Как же мы его называли тогда? Садик с фонтанами! Точно. В былые времена фонтанов в городе было куда меньше. Я помню, как будучи старостой и отличницей, не раз подговаривала подруг сбегать с уроков. В последнем классе море по колено. Мы просто сбегали в этот сквер, посидеть на скамейке, поговорить, ощутить дыхание весны и приближающейся свободы, настоящей взрослой жизни. Вот так вот, просто сбегали в садик. Не в кино, не на свидание.

Свидания... Я назначила свое первое свидание в «садике с фонтанами». С парнем, о котором я знала только имя и телефонный номер, переписанный на последнюю страницу тетради по химии из записной книжки брата подруги. И не явилась, конечно. Бедолага прождал меня час.

А потом, спустя пару лет, появился поклонник, который провожал меня через этот садик, мы прятались за деревьями и болтали о ерунде. В этом садике я сидела, поссорившись с друзьями, или когда у меня возникало  желание побыть одной. Это казалось мне очень красиво, по-киношному, по-книжному – сидеть одиноко, зябко передергивая плечами, смотреть сквозь листву на вечернее небо... Впрочем, сентиментальное кино получалось редко. Вечерами пацанье кружило коршунами, высматривало симпатичных девчонок, мимо, с визгливыми прокрутками, проносились «автоши», а на покосившихся скамейках сложно было удобно устроиться.

Кусты облепихи... В детстве все мои одноклассники лакомились желтыми и красными ягодами, а мне мама строго-настрого запретила есть немытые фрукты. Я и не ела. Однажды додумалась, нарвала ягод и принесла домой, собралась помыть и попробовать, наконец. Не тут-то было, тотчас вмешалась моя дорогая родительница. Убедила меня в том, что облепиха, цитирую, «пропитывается выхлопными газами» и есть ее нельзя. Пришлось опрокинуть плошку с ягодами в мусорное ведро, так и не продегустировав.

По-моему, кусты перестали плодоносить еще до ремонта. В последние годы я не видела, чтобы облепихой кто-то лакомился. Или нынешняя молодежь брезглива и опасается.

Итак, сквер реконструировали. Сначала мы ворчали – лысый, голый, не зеленый. Однако, год за годом и наш «садик с фонтанами» стал обрастать деревьями, трава в нем зеленая-зеленая, а в мае невероятно красивые тюльпаны, мои любимые. Вот уже три года я гуляю в этом ныне уже парке с маленьким сыном.

Скоро лето, и каждый вечер будет не протолкнуться сквозь разнокалиберную малышню, мамаши устроятся на удобных теперь скамейках, чтоб со смаком посплетничать или просто побеседовать. В глубине парка спрячутся парочки. А я сяду на нагретый дневным солнцем горячий бордюр, посмотрю по сторонам и погрустнею. Я пойму, что и в этом году никто не посадил облепиху. Ту самую, яркую, разноцветную, пропитанную выхлопными газами, и потому такую вредную и желанную!

Исмаил Иманов. На дне колодца

Я долго думал, в какую часть города привести вас, но потом решил показать этот двор-колодец. С ним не связано каких-то важных моментов моей жизни, он не участвовал в памятных эпизодах детства или взросления, просто я очень люблю этот двор.

Это двор-колодец доходного дома братьев Мирзабековых по улице Истиглалият, напротив станции метро «Ичери шехер». Когда-то это было самое высокое здание в Баку. У бакинцев была даже поговорка: «Tüpürüm təpəvə Mirzəbəyovun damından» («Плюну тебе на голову с мирзабековской крыши»).

В этом дворе не так чувствуется жара, стены отбрасывают тени, и на дне колодца держится прохлада. Здесь же можно скрыться от пронизывающего бакинского ветра. Этот двор хранит тишину шумной улицы разных времен – Николаевской, Коммунистической и Истиглалият. Здесь тихо даже в будние дни, если войти в арку и оказаться внутри, то погружаешься в немного другую реальность, автомобильные клаксоны и гул человеческого муравейника остаются где-то там, за высокими стенами.

Спасение этого двора в том, что здесь мало жилых квартир. Здесь всегда были учреждения - «Бакгипрогор», прокуратура, какие-то подразделения исполнительной власти столицы. Тенденция продолжается и сейчас, в здании расположены офисы контор и коммерческих структур. Потому двор не захламлен, почти не страдает от переделок в виде закрытых балконов, а кусочек неба, зажатый вокруг стенами, не перекрывается бельем на веревках, выставленным для сушки. Многим нравится эта эстетика старых бакинских дворов, «итальянок», у меня же они почему-то ассоциируются с женскими перебранками и сладковатым запахом гнилого мусора. А мне самому ближе покой и уединенность, которые я нахожу здесь.

Повезло двору и потому, что он внутренний. В отличие от фасада его не коснулась реставрационная лихорадка, стены не вымывались и не шлифовались. Подверженный подобным хирургическим вмешательствам мирзабековский дом, как и многие другие здания первого нефтяного бума, выглядит как стареющая дама, тщетно пытающаяся скрыть свой возраст. Впрочем, это не совсем корректное сравнение, потому что дом на самом деле ни в чем не виноват.

Я люблю этот двор. Люблю приходить сюда, забежать на пару минут, если бываю рядом. Просто постоять, поглядеть по сторонам, на лестничные пролеты, на голубое небо над головой. Или на закрытое облаками, как сегодня. Просто отметить, что здесь все так же, не произошло кардинальных изменений, что здесь по-прежнему есть ощущение легкой ухоженности и допустимого запустения.

В этом дворе мы снимали один из эпизодов нашей короткометражки под названием Por una Cabeza. Еще когда мы с Нателлой Османлы писали сценарий, я мысленно представлял этот колодец, а когда стал режиссером фильма, решил снимать здесь. Мы снимали ранним воскресным утром. По сценарию у нас хорошая весенняя погода, а в действительности было очень холодно, накануне шел снег. Мне до сих пор совестно, что я заставлял мерзнуть Сабину Садыгову, которая играла в нашем фильме. После дубля мы накрывали ее пледом, я передавал ей перчатки, а какие-то добрые люди с первого этажа отпаивали нас чаем, прямо с окна передавая поднос с чашками. Это было забавное и запоминающееся утро, такой маленький штришок в историю этого двора, который я очень люблю.

Исмаил Сафарали. Вещь в себе

Я вырос в районе Азнефти и живу здесь до сих пор. Мне сложно представить себя в другом районе Баку. Перефразируя Линча, это моя «внутренняя империя», маленький, тихий остров в центре волнующегося океана.

Дабы отдать должное географии, уточню, что в понятие Азнефть я вкладываю территорию в один квадратный километр, от здания ГНКАР до Музея искусств и от Музея искусств до ресторана «Чинар». Шесть дворов, три улицы.

Азнефть – единственный центральный район города, где можно проснуться от пения птиц, а не гудков автомобилей. В наше шумное время это бесценное преимущество.

Многие думают, что если ты живешь на Азнефти, то очень часто пользуешься Фуникулером. Это неправда, и многие мои соседи это подтвердят. В последний раз на Фуникулере я катался в девятом классе, в начале девяностых. У водителя вагончика (он ведь водитель, правда?) был пластмассовый протез вместо кисти на правой руке, а вдоль фаланги пробегала пластмассовая, еле заметная вена. Она всегда меня необъяснимо пугала.

Большая часть моих друзей и знакомых тоже с Азнефти. Кто вырос в одном из шести дворов, кто учился в шестой школе, кто ходил в шахматную школу напротив. Легче дружить с людьми, с которыми делишь общее прошлое. Общее прошлое - это понятное настоящее и ясное будущее.

Помню, был у меня в средних классах одноклассник Фарик, отец которого работал недалеко от Баксовета. Фарик жил на другом конце города, и каждый раз, когда заходила речь об Азнефти, он твердил, что это глубокая окраина и ему очень жаль нас, азнефтенских, что мы обитаем так далеко от самого интересного в городе. Я хотел бы сейчас встретить Фарика и спросить, как у него дела.

Мне сложно выделить определенный момент, который бы «определил» дух моей Азнефти, но я постараюсь. В ночь с 16 на 17 июля 1994 года в «большом» дворе собралась вся мехелле посмотреть финальный матч чемпионата мира между Бразилией и Италией. Кто-то вынес в центр двора телевизор, мы соорудили змею из 10 или 15 удлинителей, подключили к розетке через окно первого этажа, установили антенну и до поздней ночи смотрели великолепный футбол. Нас было человек 50 – 60, от мала до велика. Когда Роберто Баджио подарил своим промахом победу Ромарио и компании, «бразильцы» и нейтральные болельщики принялись утешать дворовых ребят в синих майках, а те безутешно рыдали. Это было замечательное время.

Для меня Азнефть – это сердце Баку, небольшой орган, без которого нет мускулистого тела. Хотя, ребята из Крепости со мной не согласятся. И будут правы.

Вот здесь, в парке перед шестой школой, после уроков собирались ребята из старших классов и устраивали импровизированный футбольный турнир. Ворота – портфели, аут – скамейка. И иногда на поле ниоткуда выбегал какой-нибудь безумный сосед лет за тридцать и просился сыграть за одну из команд. Нам, старшеклассникам, это льстило, и такому прибавлению всегда находилось применение. Я часто прохожу по этому парку и попадаю на школьный футбол. Я и есть тот самый безумный сосед лет за тридцать. Можно назвать это опытом путешествия во времени.

На самом деле я люблю Азнефть за то, что этот район был молчаливым сообщником моих первых опытов – первый поцелуй в парке за школой, первая бутылка коньяка в воротах «еврейского двора», первый телевизор, забытый на улице после выпускного. А молчаливым сообщникам надо хранить верность, эти ребята не подводят.

И, в конце концов, от Азнефти два шага до Бульвара.

Автор проекта – Сеймур Закаряев

Фото – Заур Заман