Рожденные в СССР. Рафик Гусейнов: «Я давно уже распрощался со своим советским прошлым»
Одними из самых знаковых событий XX века стали создание и распад Союза Советских Социалистических Республик.
Сегодня, когда с момента крушения СССР прошло более двух десятилетий, молодое поколение стало чаще интересоваться опытом тех, кто жил и работал в первой в мире социалистической стране. Тем интереснее выслушать историю об этой стране из уст известных деятелей культуры и искусства Азербайджана, прикоснуться к их воспоминаниям об СССР сквозь призму их собственной жизни и мировосприятия. И если для нынешней молодежи это – уже далекая история, то для тех, кто называет себя «рожденными в СССР», это – увлекательное путешествие в страну детства и юности, во времена немного иных ценностей и идеалов.
На переднем крае идеологического фронта
«Нельзя стоять одной ногой в действительности, а другой в мечтах.
Иначе для судьбы будет слишком велик соблазн разорвать вас пополам, прежде чем вы решите, какой путь вам избрать»
Курт Воннегут
Воспоминания, связанные с СССР, тема, кончено же, деликатная. Если я буду говорить о положительных моментах, то часть читателей сочтет меня ретроградом.
Если же начну говорить о негативных проявлениях советской власти, другая часть меня осудит: «Вы только посмотрите – почти всю жизнь прожил в СССР, а теперь строит из себя демократа».
Но дело в том, что в то время мы действительно верили в светлые идеи всеобщего равенства и братства и гордились тем, что наша страна является самой передовой и справедливой. Безусловно, не все было так безоблачно, как нам хотелось бы, но я ни за что не перечеркну прожитые годы…
Кто-то из журналистов назвал меня сыном телевидения, потому что я пришел туда семнадцатилетним парнем, сразу после школы. Мне посчастливилось не просто видеть становление азербайджанского телевидения, но и быть самым активным участником этого процесса…
Советское телевидение никогда не было чисто развлекательной структурой, прежде всего оно занималось пропагандой коммунистической идеологии и формированием общественного мнения в стране. Выходя в эфир единственного телеканала, я знал, что меня смотрит все население Азербайджана, начиная от первого секретаря республики и заканчивая простым рабочим. Это была огромная ответственность, потому что малейшая ошибка могла привести к катастрофе, вплоть до увольнения. Мне, например, приходилось по часу читать выступления Гейдара Алиева, потому что в то время не все люди читали газеты, а информацию о том, что говорил наш лидер, необходимо было довести до самого отдаленного села…
Но политика не интересовала меня до такой степени, что, будучи телевизионным рупором коммунистической партии, я даже не думал вступать в ее ряды. Мне это было ни к чему, ведь я и так был достаточно популярным, и необходимости самоутверждаться или делать карьеру при помощи КПСС у меня не было. Безмятежный период закончился вместе с приходом нового председателя Азгостелерадио, который оказался по-настоящему убежденным коммунистом, а не потому, что так было положено по должности. Когда он, к своему ужасу, узнал, что я не являюсь коммунистом, то буквально заставил меня вступить в ряды партии. И пошло-поехало…
Кого следует избрать делегатом съезда от телевидения? Рафика Гусейнова! Но судьба распорядилась по-своему – когда я пришел на первое же заседание съезда, партия развалилась…
Конечно же, я мог отказаться от партбилета, но тогда мне пришлось бы уйти с работы. Ведь мне доверяли читать тексты, касающиеся политики, потому что прекрасно знали о том, как меня любили зрители – «если Рафик это говорит, значит, это правда»… Но и я верил в то, что это правда, и искренне доносил до зрителей правительственные тексты.
Я думал, что это и есть настоящая жизнь, ведь в то время я еще не побывал за рубежом. Но зато я много ездил по СССР и, благодаря хорошему знанию русского языка, выступал в республиканских и областных студиях, и даже вел передачи на Центральном Телевидении, что в то время было невиданной редкостью! Тогда с периферии, как тогда называли Азербайджан, и уж тем более из восточной республики, никогда не приглашали ведущих на ЦТ. Одну из этих передач – «Город мастеров», я вел с популярной ведущей Светланой Жильцовой, которая в начале 60-х вела КВН с Александром Масляковым. А другая передача называлась «Наш адрес Советский союз», и мы ее вели вместе со Светланой Моргуновой. Мне и до этого предлагали остаться в Москве, но меня это не устраивало по многим показателям – на ЦТ могли по три недели готовить одну передачу, а это означало мизерный гонорар, тогда как в Баку я был занят постоянно!
Но и на азербайджанском телевидении были моменты, которые меня совершенно не устраивали. Например, равенство среди дикторов.
«Как же это может быть? Я работаю по десять часов в день, провожу все ответственные передачи, наработал огромный опыт, а получаю такую же зарплату, как все остальные?» – возмущался я. Но это были риторические вопросы… В СССР труд никогда не оценивался по достоинству. И я более чем убежден, что одним из факторов развала страны послужила отвратительная фраза – незаменимых у нас нет. То есть, как это нет?! Каждая личность незаменима! Разве можно заменить Кара Караева, Муслима Магомаева или Рашида Бейбутова?..
В советское время я довольно часто выезжал за границу в составе различных делегаций. Первой моей страной, куда я отправился по линии Комитета молодежных организаций, была ФРГ. А пригласили нас туда молодые немецкие социалисты. Ощущение от страны было обалденное! У всех на устах было только одно слово – этого не может быть! Я вообще назвал бы ФРГ «аптекой», потому что такой идеальной чистоты я больше нигде не видел. Это было восхитительно! Но больше всего нас поразило изобилие товаров.
В СССР тогда были очень популярны немецкие каталоги QUELLE, но для нас все эти вещи будто и не существовали, и мы просто разглядывали яркие, красочные картинки. И только в ФРГ я впервые увидел, что это реальность.
В Москве перед поездкой нас основательно зомбировали про загнивающий Запад и зачитали длинный перечень того, о чем нельзя говорить, а специалисты из института США и Канады проинструктировали нас на случай, если нам начнут задавать провокационные вопросы. Словом, нас учили, как надо врать… Надо сказать, научились мы быстро, ведь мы были творческими людьми, то есть лгали профессиональнее других. Но главный упор делался на советский паспорт и отношения с женщинами. «Ни в коем случае, – пугали нас, – нельзя носить паспорт в заднем кармане брюк, потому что его могут украсть! Советский человек не должен поддаваться на провокации, тем более вступать в отношения с женщинами!» Словом, «русо туристо – облико морале»…
Самое интересное, когда молодые немецкие социалисты приглашали нас на всевозможные тусовки или ночные прогулки по городу, то, как только немецкая девушка пыталась тебя обнять, ты сразу же думал о том, что она хочет завладеть твоим паспортом! Но западные социалисты и коммунисты оказались очень приличными и невероятно идейными ребятами. Устав партии они знали наизусть и зачитывались трудами Маркса и Энгельса. Мы же вообще ничего не знали!
Немцы к нам относились очень деликатно и буквально через полчаса общения понимали, что мы не такие, какими они нас себе представляли. Но при этом они не задавали нам никаких провокационных вопросов, к которым нас так долго и тщательно готовили. Мы гуляли, веселились и выпивали взятую с собой хорошую русскую водку, закусывая ее черной икрой. Однажды я даже тост произнес: «Пусть самым грозным оружием в мире будет русская водка и немецкое пиво». Это сейчас никого невозможно удивить пивом и колбасой, а в советское время, когда какой-нибудь простой человек из глубинки оказывался за границей, он мог и в обморок упасть от невиданного изобилия. И такие случаи бывали не раз… Я, конечно же, в обморок не падал, но увиденное меня тоже потрясало…
Немецкие социалисты подготовили для нас определенную программу, в течение которой мы должны были посетить детский сад, школу, дом престарелых, сталелитейный завод Круппа и, конечно же, кельнское телевидение. Когда я увидел немецкую телевизионную технику, она выглядела настолько запредельной, что мне захотелось ее просто съесть! Гид нисколько не удивился моей восторженной реакции и сказал, что только советским делегатам разрешают прикасаться к технике, всем остальным это категорически запрещено…
Второй момент, который поразил меня не менее чем местное телевидение – это свободная атмосфера в немецких школах. В отличие от практически армейской дисциплины и субординации советских школ, немецкий учитель, сидя на столе, запросто общался с учениками, а те могли с ним спорить или высказать свое мнение, и, что самое необычное – учителю это было интересно!
В этой школе учились дети, родители которых представляли разные политические партии, в том числе и оппозиционные. И в этой связи один из членов делегации спросил у директора: «Если подрались два мальчика, отец одного из них принадлежит оппозиции, а другой из вашей партии, будете ли вы объективны в этой ситуации?» Он был ошарашен этим вопросом: «Как вы могли даже подумать такое?!»
Но почти сказочная жизнь Запада ни разу не вызвала у меня желания эмигрировать. Я даже в Москву не поехал, когда меня приглашали работать на Центральное Телевидение. Лучше уж быть первым на селе… Хотя иногда я сожалею об этом…
Однако сейчас я вообще о многом сожалею… Сожалею, что не снялся в художественных фильмах, где мне предлагали главные роли. Во-первых, я боялся, что у меня не получится, и мои зрители будут разочарованы. А во-вторых, меня не всегда устраивали сценарии. Ну не мог же я в кино разгуливать в плавках по пляжу, а утром выходить в эфир и зачитывать новости и правительственные сообщения. И в-третьих, я не хотел, чтобы телезрители считали меня актером, ведь они могли подумать, что я и на телевидении актерствую, а я всегда стремился к тому, чтобы быть искренним. Сейчас сожалею, что не снялся ни в одном фильме, и новое поколение бакинцев совершенно меня не знает, ведь почти два десятилетия я не появляюсь на экране, а фильм бы крутили до сих пор…
Может быть, именно после поездки в ФРГ у меня начало меняться мировоззрение, и зародились первые робкие сомнения – наверное, так как живем мы, жить нельзя?..
Работая на единственном телевизионном канале, я хотел быть современным и стильным, но мне даже запрещали отпускать бакенбарды – нельзя, ты советский диктор! Правда, я принципиально носил бакенбарды, но эти бесконечные мелочные придирки ужасно раздражали. Когда в Москве впервые в СССР я вышел в эфир в белом пиджаке, мой друг, московский диктор Женя Суслов, воскликнул: «Мало того, что у тебя бакенбарды, мало того, что у тебя на пальце перстень, ты еще в белом пиджаке вышел?! Да тебя уничтожат!» К счастью, уничтожать меня на стали, но зато письма, которые мне писали со всех концов страны, адресовали так – «Азербайджанское ТВ, диктору в белом пиджаке». Что самое интересное, письма доходили!
Безусловно, то, что я постоянно нарушал традиции советского телевидения, не могло пройти для меня бесследно. Но со мной уже ничего не могли поделать, ведь я был слишком известным, и убрать меня с экрана было сложно. Честно говоря, я этим пользовался, а порой даже иронизировал по этому поводу: «Ну, хотите я сам уйду?» Конечно же, я лукавил – куда я мог уйти, если сам Гейдар Алиев сказал однажды нашему председателю: «Это самый лучший твой диктор».
Так что, скрепя сердцем, но мне приходилось считаться с правилами игры. И когда мне опять говорили о моих бакенбардах, я их чуть-чуть укорачивал и выходил в эфир. Да что я, Вагифа Мустафазаде не пускали на телевидение только потому, что он не соглашался сбрить бороду и усы!
Кстати, такой жесткий дресс-код был не только на азербайджанском телевидении. Один из председателей Гостелерадио СССР заставлял фигуристов, которые должны были выступать на чемпионатах, делать скромную прическу. Людей это обижало, коробило, унижало, но мы ничего не могли с этим поделать…
На московском семинаре я довольно часто спорил с нашими преподавателями, известными дикторами Ярцевым и Высоцкой: «Вы делаете из нас роботов! Почему мы должны читать в одной манере и выглядеть, как близнецы в одинаковых отутюженных костюмах? Почему нельзя выйти в эфир в модном пиджаке, чтобы быть похожими на обычных людей? Почему не кашлянуть в эфире?» В то время это вообще было исключено – ни чихать, ни кашлять, ни запинаться в эфире было категорически нельзя! Конечно же, всякое случалось, но за это могли сурово наказать…
Сегодня, когда любой человек может купить одежду на свой вкус и кошелек, даже трудно себе представить мучения советских людей. Качественную, модную одежду приходилось покупать либо втридорога у спекулянтов, либо где-то на выезде. Я, например, обновлял свой гардероб в Москве, и хотя мои костюмы стоили очень недорого, на экране они смотрелись настолько эффектно, что многих это вводило в заблуждение… Кстати, именно благодаря моей импозантности, зрители думали, что телевидением руководит диктор.
Однажды из-за этого со мной произошел курьезный случай. В советские времена я вел передачу «Торговля – всенародное дело», которая была на контроле ЦК. Однажды в моем кабинете появляется директор магазина, который должны был критиковать в этой передаче, и протягивает мне внушительную пачку денег. Естественно, я возмутился:
– Немедленно убери! Во-первых, Рафик Гусейнов взяток не берет и брать не будет. А во-вторых, эта передача на контроле ЦК, и я не могу убрать ни одного слова.
– Ну, тогда хотя бы интонационно смягчи, – попросил он меня.
– Ладно, поскольку твой магазин обслуживает работников радио и телевидения, я постараюсь…
– А на что же ты так хорошо одеваешься, если такой честный?
Тут я достаю свой пиджак, в котором вел передачи, и показываю ему подкладку. То, что он увидел, его потрясло, потому что вся подкладка была в дырах. Ведь тогда на телевидении была страшная жара, и кондиционеров не было в помине. Порой температура в студии доходила до семидесяти градусов! Так что, мой внешний вид, это просто дело вкуса, отголоски молодости и стиляжничества…
Ну, а взятки я действительно не брал никогда в жизни. Я был в расцвете своей популярности, когда начал преподавать ВУЗе. И как бы я выглядел, если бы мои студенты показывали на меня своим друзьям: «Это мой педагог, который ставит мне отметки за деньги»? Для меня это было чудовищно и неприемлемо…
От своих телезрителей я получал мешки восторженных писем, в числе которых были даже любовные признания. Иногда зрители обращались ко мне с какими-то просьбами, думая, что меня знает весь мир…
Однажды я был в отпуске в Москве, и вдруг по Баку пронесся слух – «Рафика Гусейнова убили». Причем, эта новость стала обрастать такими невероятными подробностями, что меня вызвали в Баку, чтобы я немедленно вышел в эфир. До сих пор не знаю, что послужило причиной этого ажиотажа… Я прилетел, вышел на работу, и буквально через несколько минут раздался телефонный звонок. В трубке я услышал взволнованный женский голос: «Как же вам не стыдно! Такой человек погиб, а вы не объявляете траур на телевидении? Мало того, вы нам не говорите, где будут похороны, чтобы мы пришли и оплакали своего любимого ведущего. Как вы можете так поступать?» «Ханум, – пытался я ее успокоить, – это Рафик говорит». «Хватит вам врать, вы уже доврались», – закричала женщина. «Ну, тогда включите телевизор и посмотрите новости через пятнадцать минут»…
Когда началась перестройка, работать на телевидении стало намного свободнее и интереснее… Мы могли высказывать критические замечания и создавать невиданные прежде передачи. Вместе с Надеждой Исмайловой мы вели передачу «Далга», где освещались такие острые социальные и политические темы, которые прежде мы не могли себе позволить. И нас никто не прессовал, потому что инициатива была спущена сверху.
А потом наступили самые трудные годы, и не только потому, что начались брожения и митинги, главное – у нас не было достоверной информации. Когда произошли сумгаитские события, мне приходилось зачитывать тексты примерно такого содержания: «Некие хулиганы вышли на улицы и кого-то избили». Но это была настолько отвратительная ложь, что в это никто не верил! Или нераскрытое до сих пор крушение вертолета. Сначала прошла информация, что он врезался в скалу, а потом кто-то позвонил на телевидение и сказал, что там вообще нет гор, и катастрофа случилась на равнине… Но я же не мог выдавать в эфир свои версии, мне приходилось передавать так называемую официальную информацию. Тут впервые в своей жизни я столкнулся с негативной реакцией зрителей, которые упрекали меня в том, что я озвучиваю ложь! И у меня появилось очень неприятное чувство, что все рушится, а меня просто используют, чтобы прикрыться моей популярностью и зрительским доверием…
Развязка наступила, когда в Баку вошли войска… Генералу Овчинникову, который руководил всеми средствами массовой информации, кто-то доложил, что я являюсь самым популярным азербайджанским диктором. Генерал меня пригласил и почти отдал приказ:
– Выйдите в эфир!
– Как я могу это сделать, если взорван энергоблок и нет света? – возразил я.
– Свет будет, мы подгоним военные машины, – резко ответил Овчинников.
– И что же я должен говорить? – спросил я.
– Сообщения коменданта города Баку…
– Я этого делать не буду… Пусть выходит ваш представитель и сам это читает.
– Тогда мы вас расстреляем…
– Интересно, за что?
– Ну, скажем, при попытке бегства…
После того, как наладили энергоблок, я первым вышел в эфир и обратился к народу с официальным текстом, где было сказано, что надо вернуться к нормальной жизни, стать едиными, а всем этим безобразиям будет дана оценка. Это была очередная ложь, но я ее зачитал только потому, что там не было унизительного лизоблюдства. И потом, кто-то же должен был это сделать…
Когда прозвучало известие, что СССР прекращает свое существование, в принципе, мне стало обидно, что такая держава развалилась… Ведь это была реальная альтернатива тем процессам, которые происходили в мире. В то время, например, страны Варшавского договора запросто могли воспрепятствовать решению блока НАТО о вводе войск в ту или иную страну. Правда, к мнению СССР не всегда прислушивались, но всегда учитывали. И вдруг все рухнуло, и Россия осталась одна, потому что все республики взяли курс на Запад…
Несмотря на популярность, я не строил из себя звезду или выдающуюся личность. Я честно делал свою работу, и был очень прост и доступен. Никаких звездных проявлений в советское время не могло быть по определению, а если кто-то начинал «звездить», это сразу же пресекалось…
Что же касается принципов морали, то в советское время они строго соблюдались. Возможно, некоторые люди лукавили и были неискренни, но общая атмосфера в стране не предполагала иной модели поведения. А сейчас, если говорить о телевидении, многие телеведущие утратили ответственность за порученное им дело, и если у них что-то не получается на одном канале, они с легкостью переходят на другой. Во времена моей молодости на телевидении был только один канал, и уйдя с ТВ в 90-х годах, я ушел в никуда, в пустоту…
Этот шаг дался мне непросто, но в то время в республике началась какая-то политическая игра, в которой меня пытались использовать. И я понял – если останусь, то перестану себя уважать…
А потом меня пригласили на преподавательскую работу. Это был невероятно интересный опыт прямого общения, да и студенты проявляли ко мне огромный интерес, когда я входил в аудиторию, меня буквально пожирали глазами! Мне было интересно видеть глаза своих зрителей… Не менее интересно было преподавать… Наверное, это у меня получалось неплохо, поскольку вскоре я получил звание профессора. И одновременно возглавил журнал «Юрд», учредителем которого был сам Президент.
Я давно уже распрощался со своим советским прошлым, потому что твердо уверен – жить в атмосфере постоянного страха и оглядок на руководство невозможно. Сейчас я считаю себя свободным человеком, могу высказать свое мнение, критиковать, отстаивать свою точку зрения. Но самое главное, когда моя подрастающая дочь будет интересоваться моей биографией, ей не будет стыдно за своего отца…
Рафик Гусейнов
Материал представлен Бахрамом Багирзаде
