Художник Вугар Али: «Четыре года я писал ночами, а днем работал в каменном цеху, делая портреты на надгробные памятники…» - ФОТО

БАКУ, 11 июл – 1NEWS.AZ

Его Баку – светлый и добрый, уютный и родной, теплый и живой.

Лишь сквозь определенные штрихи и акценты некоторых картин становится видна грусть и ностальгия по тому, что уже никогда не вернешь.

Видимо, поэтому автор назвал серию работ «Все уходит». Но даже грусть у него – светлая, как его душа. Как его «Наргиле» – Гранатовая Фея, сказочное существо, обретшее новую жизнь благодаря его фантазии и ее воплощению.

Несмотря на то, что папа прививал нам вкус к литературе, искусству и истории, он никогда не давил на своих сыновей в выборе предпочтений

Потом я пошел в школу, где впервые во мне обнаружили способности к рисованию, и в возрасте примерно 9-10 лет я стал посещать кружок при Доме пионеров в Загульбе. Там наличие у меня таланта подтвердили и направили для продолжения учебы в Дом пионеров им. Гагарина, который находился тогда в центре Баку.

Баку в то время был совсем другим: не теплым городом из детства, полным ярких красок, а холодным, агрессивным и… серым

 

Несмотря на дальность расстояния, отец позволил мне ездить на занятия одному. Тем более, что неожиданно моим педагогом по изобразительному искусству стала женщина, учившая в свое время моего отца. Это была Мясуме Пенджалиевна Агаева – заслуженный деятель искусств, народный художник и прекрасный человек. Когда она узнала, что я сын того самого Али Алиева, ее радости не было предела. Помню их трогательную встречу, когда отец приехал ее навестить: это была встреча не педагога и ученика, а двух родных людей. Она тогда сказала папе: «Я всегда мечтала, чтобы кто-то из твоих детей продолжил твой путь в искусстве». И я был очень горд, что эта миссия выпала мне.

 

– Что дали вам годы учебы в кружках? Сыграли ли роль в выбранном вами жизненном пути?

 

– Безусловно. Именно годам к 14 я твердо решил, что стану художником. Просто потому, что не мыслил себя вне этой профессии. Ведь художник – это не тот, кто может держать в руке кисть и красиво изобразить тот или иной предмет, или даже написать портрет или пейзаж. Художник – это человек, который не может не писать. Это некая потребность души и даже тела – выразить впечатления, мысли, эмоции на холсте.

 

И, конечно же, огромную роль в моем стремлении стать художником сыграли годы учебы в кружках. Ведь нас учили не только технике рисования! Это была своеобразная школа жизни: в нас развивали зрительную память, наблюдательность, организованность; нам сумели объяснить, какую ответственность берем мы на себя, выбирая профессию. Ведь путей – много, но если ты сделал выбор, иди по своему пути достойно. Я благодарен своему отцу за то, что он отнесся к моему выбору с уважением.

 

– Значит, в 15 лет вы поступили в училище им. Азимзаде?

 

– Да, я поступил на факультет «Художественная роспись и монументальная живопись». Здесь мне тоже очень повезло: нам преподавал великолепный педагог, заслуженный художник Сабир Шихлы. По окончании училища я собирался продолжить учебу, но в 1989 году меня забрали в армию.

 

– Где вы тоже стали художником?

 

– Не сразу. В Армии со мной произошло сразу два удивительных события. Во-первых, я попал в Грузию, о которой мечтал – было как раз время недавних политических событий в этой тогда еще республике Союза. Несмотря на то, что дома в связи с этим поначалу переживали, я был счастлив: как же, увижу Тбилиси! Два месяца я провел в общем подразделении, а потом случайно услышал, что командир полка ищет художника. Тогда я решил пойти на риск: дождавшись, когда машина командира выехала за ворота части, я перемахнул через забор и бросился ей наперерез с криком: «Я художник!» Удивленный такой наглости новобранца командир вышел из машины и спросил: «Ты откуда такой?» Когда в ответ он услышал, что я из Баку, его строгое лицо моментально смягчилось улыбкой: оказывается, он провел годы учебы в нашем городе и буквально влюбился в него. Я понял, что сразу меня убивать не станут (смеется), но тут командир дал мне задание: «Раз ты художник, – говорит, – даю тебе четыре минуты на то, чтоб ты написал мой портрет», – и включил секундомер.

 

Мне пришлось не жить и творить для души, а буквально выживать, зарабатывая деньги для того, чтобы содержать семью

Под взглядами почти всего взвода, в полной, давящей на уши тишине, я – сам не знаю, как! – стал быстро рисовать портрет командира, невольно вспоминая сцену из знаменитого фильма «На дальних берегах». Помните, как Михайло доказывал фашистам, что он – не партизан? Те же четыре минуты и… почти жизнь на кону! (смеется) Хотя меня бы, конечно, не убили, но жизнь мне медом точно не показалась бы, не сумей я нарисовать командира.

 

Но мне повезло. Спустя отпущенные мне самые быстрые за мою жизнь четыре минуты я протянул командиру листок с его портретом.

 

– И что?

 

– Ну, раз вы видите меня живым и здоровым, значит, портрет получился похожим. Конечно, шедевра я не создал, но то, что действительно художник – доказал. С той минуты я стал не только работать в клубе при нашем полку, но и почти другом командира. Правда, работать мне приходилось много, но зато, как ни странно, у меня проснулось небывалое вдохновение. Даже по ночам я писал уже для души, и все больше – Баку, Ичери Шехер. Вдали от родины я скучал, несмотря на любовь к Грузии. Причем, скучал я так плодотворно, что к концу срока моей службы мне даже организовали персональную выставку!

 

– А как же Тбилиси, который вы так стремились увидеть?

 

– Увидел. Влюбился. Исходил его вдоль и поперек и знал город к концу службы как свои пять пальцев. Но как ни странно, Тбилиси я стал писать уже в Баку – по памяти. Будучи там, я сделал всего лишь несколько зарисовок. Наверное мне было необходимо какое-то время для того, чтобы пережить эмоции, связанные с этим городом, и суметь их выразить на холсте.

 

– Выставка в армии – это на самом деле необычно. Она была первой вашей персональной выставкой?

 

– Нет. Три выставки за моими плечами уже были: первая – по окончании дома пионеров, и две других – когда я окончил художественное училище. Четвертая, но уже серьезная и профессиональная персональная выставка прошла в сентябре прошлого года в Баку.

 

– Как сложилась ваша жизнь после армии? Ведь вы вернулись в Баку в нелегкое, прямо скажем, для страны время?

 

– Вы правильно подметили: я уходил из одного города, а вернулся совсем в другой. Было очень больно и тяжело по многим причинам: уезжали друзья, соседи, рушился старый привычный, родной для меня и для них мир…

 

Баку в то время был совсем другим: не теплым городом из детства, полным ярких красок, а холодным, агрессивным и… серым. Так же холодно и серо было у меня на душе…

 

И только искусство, как бы высокопарно это ни звучало, меня в те годы и спасало. Я писал тогда очень много. Писал свой Баку, родной Баку – каким я помнил его с детства, каким любил и продолжаю любить до сих пор. Работу над серией работ о Баку я продолжаю до сих пор и назвал ее «Все уходит»… Просто на сегодняшних картинах иные акценты и иные «уходящие» герои или ценности. Но в целом она, конечно же, ностальгична по сути.

 

Кроме того, я все же поступил в Институт искусств, но уже на факультет промышленной графики.

 

– Почему вдруг на этот факультет?

 

– Во-первых, я хотел изучить несколько направлений искусства. Во-вторых, обучение на этом факультете давало мне простор для деятельности и не ограничивало мою фантазию. Я по сути своей авантюрист: не люблю находиться в каких-то рамках, мне необходима свобода – в творчестве ли, в жизни ли…

 

Как показала дальнейшая жизнь, в моем выборе была некая Высшая логика: все приобретенные знания мне очень пригодились.

 

Спустя несколько лет после окончания мной института ушел из жизни отец, и моя жизнь разделилась на два этапа: с ним и без него… Отец был для меня всем: другом, духовной и моральной поддержкой, стимулом и вдохновителем одновременно… Я очень многое тогда пересмотрел как в своей жизни, так и в отношении к ней. Нет, я не сломался, не стал слабее – напротив, я осознал, что теперь ответственность за семью, за свою жизнь и жизнь моих близких лежит на мне.

 

Что интересно, я стал подписывать свои работы его именем за несколько лет до его ухода из жизни. Вопреки мнению многих, Вугар Али – это не «усеченная» фамилия «Алиев», а два имени: мое и моего отца. Помню, когда папа впервые увидел мою новую подпись на моей работе, он удивился, а я объяснил ему: «Поскольку я считаю, что унаследовал твой талант, и именно ты привил мне любовь к искусству, я, своего рода, продолжаю начатое тобой дело. Поэтому твое имя должно стоять рядом с моим». Ему было очень приятно это мое решение. А я гордился и продолжаю гордиться тем, что я его сын.

 

– Вугар, вы отметили некую логичность в выборе вами дальнейшего пути. С чем это было связано?

 

– С тем, что время тогда, как мы уже сказали, было сложное. В определенный период мне пришлось не жить и творить для души, а буквально выживать, зарабатывая деньги для того, чтобы содержать семью. Я практически отошел от искусства, потому что целыми днями работал, не покладая рук. Четыре года я писал ночами, а днем работал в каменном цеху, делая портреты на надгробные памятники.

 

И вот однажды я решил, что необходимо что-то менять в жизни. Ушел с работы, и несколько дней просто бродил по городу с фотоаппаратом, делая снимки видов Баку. Неожиданно я встретил своего приятеля Мир-Азера (мы с ним вместе занимались еще во дворце пионеров), который пригласил меня к себе на работу в гости. Это была известная до сегодняшнего дня рекламная фирма AA&M. И вдруг директор фирмы, Мамед Шахмамедов предложил мне работу. Несмотря на то, что теоретически к делу я был готов, мне недоставало элементарных знаний компьютерных программ, в которых надо было работать. Ведь в институте нам еще этого не преподавали. Однако я был полон энтузиазма, и за пару месяцев полностью освоил все необходимые программы. Семь лет я отдал рекламному бизнесу, здесь и пригодились мои познания в области промышленной графики.

 

Наверное, успехи в этом бизнесе и вдохновили меня вновь на занятия творчеством. Хотя я прекрасно понимал, что тот, образно говоря, поезд, в котором я ехал по пути к своей удаче в искусстве, давно уехал вперед, и мне придется приложить максимум усилий, чтобы его догнать.

 

– Как же вы стали его «догонять»?

 

– Работая, и над собой тоже. Будучи в рекламном бизнесе, я стал участвовать в ежегодно организуемом компанией Unocal конкурсе плакатов, и в течение 10 лет обязательно получал премию или диплом. Это меня стимулировало, заставляло не сдаваться вопреки всему.

 

– А что было потом?

 

– А потом я заболел театром…

 

– То есть?

 

– В буквальном смысле. Я вдруг внезапно страстно захотел работать в театре, делать художественные постановки. Ныне покойный Гусейнага Атакишиев, основоположник и директор Молодежного театра – мой двоюродный брат. Хотя до этого я ни разу не обращался к нему за помощью, после начала моей «театромании» пришел к нему. Он был ко всему прочему гениальным педагогом: очень кратко и емко он сумел объяснить мне основные направления и принципы моей работы, и я стал работать в театре.

 

Сначала, конечно же, я просто ходил на постановки, «впитывая» в себя атмосферу театра. А потом стал ставить спектакли: то есть, готовил костюмы, декорации, афиши – словом, ушел в работу полностью и с великим удовольствием. Это совершенно иной мир, фантастический и удивительный, яркий и необычный – как другое измерение. До сих пор помню, как Гусейнага муаллим вывел меня в первый раз на поклон… как мне было страшно! И как, в то же время, волнующе и прекрасно я себя чувствовал, стоя на сцене!..

 

Это был такой «театральный» период моего творчества, моей жизни, который продлился четыре с половиной года. После ухода из жизни Гусейнаги Атакишиева я некоторое время проработал в молодежном театре главным художником, а потом, когда его передали под эгиду ТЮЗа, я оттуда ушел.

 

– Почему?

 

– Потому что я вдруг обратил внимание на странную закономерность: постановки, над которыми я работал, каким-то образом влияли на мою жизнь, они буквально повторялись в моей собственной судьбе… Возможно, причиной было то, что я слишком серьезно относился к этому, слишком «уходил» в работу, а ведь не секрет, что мысли материальны… Так или иначе, я решил, что судьбу должен строить сам.

 

Буквально на днях я посмотрел «Сон в летнюю ночь» (уже не первый раз, но после долгого перерыва), и нашел в этом произведении ответы на многие вопросы, волнующие меня сегодня. Так что некая связь с театром в моей жизни прослеживается до сих пор.

 

– После ухода из театра вы стали активно писать?

 

– Да, это был как глоток воды после долгого перерыва. Правильно говорят – всему свое время. Все, что я пережил за эти годы, все впечатления лишь обогатили мой опыт, мою технику, мое видение мира. Я стал очень активно работать, и тут же стали происходить удивительные события.

 

Во-первых, это моя персональная выставка, которую мне помог организовать мой большой друг и прекрасный художник Вугар Мурадов. Совершенно неожиданно для меня он просто позвонил мне и сообщил, что в «Park cafe» заинтересовались моими работами, поэтому я должен немедленно отобрать 30-35 из них для проведения выставки.

 

Он знал, что я начал писать, и постоянно как-то подбадривал меня, причем делал это очень ненавязчиво и искренне. А выставка стала огромны стимулом. Прошла она с большим успехом, и уже после этого ко мне стали обращаться представители прессы, и мое имя стало известным.

 

Незадолго до этого на одном из интернет-проектов я выставил свою работу Наргиле – Гранатовая Фея.

 

– А что это за фея?

 

– Не знаю, ее придумал я. Вернее, я ее увидел. Есть легенда о том, что в гранатах живут Феи, которые поют по ночам волшебные песни, очаровывая нас и уводя в иные, прекрасные миры. Так вот, я послал на конкурс свою работу, а спустя пару дней мне пришло письмо от одной женщины – сказочницы. Каково же было мое удивление, когда присланная ею история про Гранатовую Фею полностью совпала с тем, как я ее себе представлял!

 

Спустя время мою первую работу из серии «Наргиле» купили, так что сейчас она находится в Эстонии. А остальные Феи живут и продолжают петь…

 

– Вугар, почему вы так редко обращаетесь к жанру портрета? Неужели случай «четыре минуты или жизнь» так сильно повлиял на вас?

 

– Нет, что вы (смеется). Хотя запомню я это на всю жизнь, конечно.

 

Я пишу портреты. Но на самом деле редко. Объясню, почему. Чтобы добиться просто «фотографического сходства» особого таланта не нужно. Но это, на мой взгляд, не портрет и не искусство. Портрет – это когда художник вникает в суть человека, пытается почувствовать его характер, «услышать» мысли, говорить тембром его голоса – словом, когда присутствует некая «мимикрия». Когда ты, поняв, прочувствовав образ человека на энергетическом уровне, как бы… вживаешься в него. Это как в фильме «Привидение», помните? Когда «душа» человека вселялась в тело другого? Вот примерно так.

 

Мне, чтобы нарисовать чей-то портрет, даже не нужно, чтобы этот человек мне позировал. Достаточно несколько дней понаблюдать за ним, изучить мимику, язык жестов, характер и потом, по памяти, я пишу портрет. Но этот человек должен меня чем-то зацепить, вдохновить, чтобы вот это желание – написать его – стало чем-то подсознательным, понимаете?

 

А писать на заказ бездушные картинки я не могу и не хочу.

 

– Однако… интересно. А бывали ли в вашей жизни какие-то удивительные случаи, связанные с портретами? Скажем, вы написали портрет человека, которого встретили только спустя время?

 

– Вы прямо в точку попали! Бывали, и не раз,и я даже не берусь объяснить это с логической точки зрения. Впрочем, в этом мире много чудесного и необъяснимого.

 

Итак, несколько лет назад по дороге на работу я часто видел на остановке девушку. Ее образ меня чем-то привлек, а поскольку встречались мы, ожидая автобуса, ежедневно, я стал к ней присматриваться, изучая ее взгляд, лицо, осанку…

 

Спустя время образ «дозрел», и я написал ее портрет – за один вечер. Когда утром я пришел на остановку, девушки не было. И на следующий день тоже. Словом, мое желание поделиться с нею моей работой так и осталось невысказанным – девушка исчезла.

 

Прошло несколько лет. Как-то мы претворяли в жизнь один из проектов Нобеля, в связи с чем с нами стала сотрудничать одна девушка. С первого же дня, как я ее увидел, у меня появилось странное ощущение де жа вю: как будто бы, я ее откуда-то знаю. Но откуда, и кто она – так и не вспомнил. Потом я об этом забыл, мы стали работать вместе, делать совместные проекты, и вот спустя год она как-то написала мне на электронную почту, что открыла для меня страничку в «Фейсбуке». Загрузи, говорит, туда свои работы, пусть народ знает своих героев. Я поблагодарил коллегу и стал загружать на свой профиль фотографии своих работ, как вдруг… обнаружил среди прочих потрет этой девушки! Я сразу же вспомнил ту автобусную остановку, пропавшую «натуру» с моей работы и выслал этот портрет ей. Конечно, она тоже была несказанно удивлена.

 

И таких случаев в моей жизни было немало!

 

– Чем вы занимаетесь сегодня?

 

– Я работаю в Музейном центре, которым руководит совершенно удивительный человек и красивая женщина Лиана Везирова. А привела меня в Музейный центр очень дорогой для меня человек, сыгравший в моей судьбе большую роль – Натаван Мирзоева, которой я очень благодарен за многое.

 

В Центре я занимаюсь оформлением мероприятий, пригласительных, плакатов, детского театра под руководством Ларисы Тарусовой. Это замечательный проект «Театр в музее», который не только показывает зрителям спектакли, но одновременно знакомит их с нашим искусством и историей. Кроме того, я активно участвую в проектах Музея Искусств им. Р.Мустафаева под руководством Ч.Фарзалиева и Амины Меликовой.

 

Здесь я чувствую себя очень гармонично, потому что нахожусь среди единомышленников. Вся атмосфера Музейного Центра способствует вдохновению, поэтому я сейчас почти постоянно пишу.

 

– Какой же период у Вугара Али сегодня?

 

– Я очень увлекся кристаллографией.

 

– Разве это не имеет отношение к минералогии?

 

– Совершенно верно. Еще будучи студентом я посещал с друзьями лекции знаменитого ученого-минеролога Худу Мамедова. Если упростить, то он представлял мир и его законы в виде кристаллической структуры, которую можно увидеть во всем. Жизнь пронизана этой «сеткой», начиная от нашей кровеносной системы, до узоров на древних произведениях искусства, и самое удивительное, что они как-то удивительно созвучны друг другу. Восточное же искусство наиболее четко передает эту связь, достаточно взглянуть повнимательнее на узоры древних ковров или зодчих. Словом, это новое поле для деятельности и невероятный по глубине источник вдохновения.

 

Сейчас ощущаю небывалый прилив сил. Наступил период, когда я чувствую в себе потенциал, который могу воплотить во что-то серьезное и светлое. Многое ощущаю пока на подсознательном уровне, но убежден, что жизнь только начинается. Надо быть самому наполненным любовью и радостью, чтобы нести это людям. И сейчас наступил момент, когда я чувствую себя на это способным.

 

А что касается программы-минимум – сейчас я готовлюсь к Арт-Фестивалю, который организовывает Музей Искусства и Амина Меликова.

 

– Вугар, мы желаем вам исполнения вашей мечты!

 

Материал предоставлен Б.Багирзаде