ЕС-Турция: тяжелый сон об интеграции– Newtimes.az
Информационно-аналитический портал Newtimes.az опубликовал статью Ельсевера Абдуллаева «ЕС-Турция: тяжелый сон об интеграции»
Предлагаем вниманию читателей данный материал без изменений:
Турция уже давно стоит на пороге Евросоюза. О европейском будущем страны, которая находится между Азией и Европой, еще полвека назад говорили Аденауэр и де Голль. А в 1999 году Турция получила статус государства-кандидата на вступление в ЕС. Но с тех пор много воды утекло, в ЕС «пустили» множество других стран, а Турция до сих пор в прихожей. Судя по всему, высокопарные фразы чиновников ЕС о том, что «Турция – это страна, с которой нельзя не считаться», которая «стала ценным элементом, обеспечивающим конкурентоспособность Европы», уже не столько вдохновляют, сколько раздражают общественность обеих сторон. Переговорный процесс между Брюсселем и Анкарой, находившийся десятилетиями под прессом целой серии политических, экономических и других проблем, оказался «придавлен» еще и масштабным экономическим кризисом в ЕС. И, как и любой кризис, современная ситуация в Европе стимулировала европейских политиков не только искать пути выхода Старого света из экономического тупика, но и заставляет переосмыслить ряд аспектов (если не всю парадигму) европейского интеграционного проекта. В этих условиях вопрос о вхождении Турции в ЕС не может быть оставлен в стороне.
Говоря о ЕС, всегда стоит помнить о сложности этого субъекта международной политики, тем более что составляющим его странам не всегда удаётся находить необходимый консенсус, в том числе и по турецкому вопросу. Безусловно, сегодня, в момент европейского кризиса многое в ЕС зависит от политической воли Германии как экономического лидера Союза и страны, ставшей «второй родиной» для нескольких поколений турок. Однако относительно турецкого вопроса многое традиционно зависело и от другого лидера ЕЭС/ЕС, активного во внешнеполитической повестке Cоюза – Франции. С рождением ЕЭС именно Франция активно работала над объединением стран Сообщества вокруг своих внешнеполитических позиций (Ш. де Голль, В. Жискар д’Эстен, Ф. Миттеран), а также позитивно (Ж. Ширак) или негативно (Н. Саркози) влияла на отношения Брюсселя и Анкары.
Изучая историю вопроса, нельзя не обратить внимания на определённое несоответствие в восприятии Европой и Турцией процесса взаимной интеграции. У сторон, имеющих многовековой опыт соседства, безусловно, есть и спрос, и предложение друг для друга (как в экономическом, так и в политическом смысле). Со стороны Турции нет недостатка в заявлениях о лояльности Европе: о тесной связи исторических судеб двух сторон, об «общем доме» и совместном будущем. В качестве аргументов приводятся такие факты, как евроориентированность турецкой внешней торговли (37% оборота приходится на страны ЕС, 70% прямых зарубежных инвестиций приходят из ЕС) и участие турецких военнослужащих в миротворческих операциях ЕС (в Боснии и в Косово). В ответ ЕС, как правило, переходит от лирики к сухим цифрам и напоминает, что «в интересах ЕС и Турции – придать новую динамику переговорам о вступлении», чтобы гарантировать то, что «ЕС останется ориентиром» для турецких реформ.
И хотя сводить отношения между двумя партнерами к формуле «игра в одни ворота» (Турция «стучится в дверь», а ЕЭС/ЕС придумывает, как влиять на Анкару, при этом держа её на расстоянии от «европейского дома») не совсем корректно. Всё же некая тенденция к односторонности присутствовала изначально. Вспомним, что основные инициативы (заявка на создание ассоциации с ЕЭС 1959 г., ассоциация 1963 г., заявка на вступление в ЕЭС 1987 г.) исходили именно от Анкары, а члены ЕЭС давали ответ (причём уже в соглашении 1963 г. вопрос о вступлении Турции в «Большую Европу» вообще не стоит): речь идет о «содействии непрерывному и сбалансированному укреплению торговли и экономических отношений между сторонами, принимая во внимание необходимость обеспечения ускоренного развития турецкой экономики и повышения уровня занятости и условий жизни турецкого народа», то есть о цели, которая в общем-то вполне устраивала Европу. Вопрос: был ли у Турции шанс истребовать большего в реалиях «холодной войны»? − сложный. В любом случае президент Франции Ш. де Голль (1958-1969 гг.), побывав в Турции с визитом в 1968 г., предпочел говорить о сотрудничестве и независимости Турецкой республики, а не об интеграции. А греко-турецкий конфликт 1974 г. на Кипре вообще приостановил механизмы сотрудничества двух сторон, отдалив перспективу дальнейшего сближения Анкары с ЕЭС.
Заявка на полноценное членство в ЕЭС, поданная Турцией в 1987 г., пришлась на окончание «холодной войны». Объединение Германии и «бархатные революции» 1989-1990-х гг., распад СССР в 1991 г. преображали Европу, ставя перед ЕЭС новые задачи по дальнейшему углублению и расширению Cоюза. В этих условиях идея принятия Турции в ЕЭС откладывалась в сторону. Официальный ответ Еврокомиссии 1989 г. на заявку звучал негативно: от Турции требовалось урегулировать кипрский конфликт с Грецией − членом ЕЭС с 1981 г. (которая заблокировала пакет финансовой помощи, выделенной Сообществом на реструктуризацию турецкой экономики в рамках ассоциации) и «обеспечить права человека, включая права нацменьшинств». Тогда же на повестку ставится требования к Анкаре признать выдуманный «армянский геноцид». В то же время озабоченный стабилизацией своих юго-восточных границ (уроки югославского кризиса) ЕС не мог позволить Турции отдалиться от себя. Ф. Миттеран (1981-1995), прибыв в Турцию, выступил за активизацию сотрудничества страны с ЕЭС в рамках ассоциации, но ничего не сказал насчет возможного вступления.
Попыткой выхода из ситуации стало соглашение 1995 г. о таможенном союзе Турции и ЕС – документ по-своему беспрецедентный. Турция стала единственной страной, создавшей таможенный союз с ЕС, не являясь его членом. Речь шла о серьезном ограничении принципов национального суверенитета, притом что ЕС не взял на себя обязательства о принятии Турции. Разумеется, для Евросоюза это соглашение было весьма выгодно: европейские продукты, и так в массе своей более конкурентоспособные, получали еще и беспошлинный выход на турецкий рынок. В Турции же это событие оценивалось по-разному: если власть подавала соглашение как успех с прицелом на полноценное членство в ЕС (Турция получала возможность продемонстрировать себя как надёжного партнёра, подготовив свою продукцию к жёсткой конкуренции с европейской), то оппозиция указывала, что Турция не получает ни рынка ЕС, ни возможности влиять на решения ЕС в области торговли, ни гарантий дальнейшей интеграции с ЕС, зато гарантированно воздвигает барьеры в торговле с третьими странами. Уже в первый год действия таможенного союза турецкий импорт вырос на 37,2%, тогда как экспорт – лишь на 4,2%. При этом на ЕС пришлось 11,6 млрд долл. торгового дефицита страны.
Дальнейшие усилия позволили Турции «взять штурмом» еще одну «ступеньку» европейской лестницы: в 1999 г. на Совете ЕС в Хельсинки Турецкая республика получила статус официального кандидата в члены ЕС, вместе с ещё 12 странами. Поддержку Турции оказал Жак Ширак (1995-2007 гг.), заявивший еще в июле 1995 г. в Европарламенте: «Европа не должна жалеть сил для поддержки и понимания турецкого правительства, желающего двигаться к нашим ценностям». В декабре 2000 г. Франция как председатель в совете ЕС подписала с Анкарой соглашение о подготовке программы вступления Турции в ЕС. Это серьёзно стимулировало Турцию на проведение демократических реформ (отменена смертная казнь; курды признаны национальным меньшинством, разрешены передачи и преподавание на курдском языке и проч.). В 2004 г. Совет ЕС признал, что Турция в достаточной степени соответствует «копенгагенским критериям» на вступление в ЕС. В 2005 г. страна начинает переговоры о вступлении по конкретным областям acquis communautaire (стандартов ЕС) одновременно с Хорватией. Однако вновь обострившаяся проблема Кипра (отказ Турции применить правила таможенного союза в отношении Республики Кипр, вступающей в Евросоюз) вынудило Брюссель заморозить переговорный процесс. Кроме того, уже Ж. Ширак потребовал от Анкары признание так называемого «армянского геноцида», прямо связав с этим вопросом вступление Турции в Союз.
Всё это не могло не отразиться на голосовании по проекту «Евроконституции», успешно проваленной во Франции и в Нидерландах в 2005 г.: евроинтеграция оказалась в тупике. Новый президент Франции и вдохновитель Лиссабонского договора 2007 г. Н. Саркози (2007-2012) в паре с канцлером ФРГ А. Меркель вообще заявили, что не видят Турцию в будущей Европе, предложив Турции взамен членство в «Союзе для Средиземноморья» наряду со странами Магриба и Ближнего Востока. Саркози, не утруждая себя поиском дипломатичных формулировок, прямо сказал, что перспектива вступления Турции в ЕС кажется ему «абсурдом». «Стратегические надежды, которые лежат в основе намерения, можно осуществить в рамках соглашения о стратегическом партнерстве. Похоже, Европа не хочет отказываться от обещаний, сформулированных в 1963 г. в геополитическом контексте, не имеющих ничего общего с нынешним», − подчеркнул он. В 2011 г. Саркози, пробывший в Анкаре лишь пять часов в ходе рабочего визита, еще раз отметил: «Я все еще убежден, что Турция и ЕС должны иметь как можно более тесные отношения, но не доводить их до уровня интеграции: она не пойдет на пользу ни Турции, ни Евросоюзу». Неудивительно, что при нём французские компании потеряли свою долю турецкого рынка (она сократилась с 6 до 3%), а в Турции заговорили об исламофобии и туркофобии, расцветающей в Париже.
Разумеется, это не могло вдохновить Анкару, тем более что события «арабской весны» 2011 г. фактически заморозили (если не похоронили) этот проект. Разочарованный премьер Турции Р.Т. Эрдоган публично объявил в октябре 2012 г., что если Турецкая республика не будет принята в ЕС до 2023 г., она отзовёт свою заявку. Президент А. Гюль отреагировал иначе. «Для нас Евросоюз – это стратегическая цель. Но, даже если мы сумеем довести переговоры до конца, это вовсе не гарантирует нам вступления», − грустно констатировал он на пресс-конференции с президентом Франции Ф. Олландом, избрание которого вселило в турок надежду на смягчение позиции Парижа и Брюсселя. Правда, осторожный Олланд не стал ничего обещать, отметив только, что этот вопрос будет решаться французам на референдуме и что Турция не вступит в ЕС как минимум в ближайшие пять лет. Отказавшись от агрессивной саркозистской риторики, Олланд все же призвал турок признать «геноцид армян» и обеспечить независимое правосудие и права человека. Пытаясь выйти из переговорного тупика, в 2013 г., когда Хорватия стала 29-м членом ЕС, Турция подписала с Евросоюзом лишь соглашение по мигрантам.
В январе 2014 г. социологическая служба Ifop провела опрос среди французов и граждан соседних государств, выясняя их отношение к вступлению Турции в ЕС. Такие опросы проводятся регулярно, но результаты именно этого убедительно показывают, насколько сегодня сильна антипатия к Анкаре в Западной Европе. Против принятия Турции в ЕС высказали 83% французов, 72% немцев, 68% бельгийцев, 66% англичан и 50% итальянцев. Лишь в Испании большинство (56%) поддержало идею вступления Анкары в ЕС. Причем социологи зафиксировали и невероятное единство взглядов опрошенных: почти одинаково против голосовали мужчины и женщины, верхние и нижние слои, центристы, правые и левые. Что касается Франции, то там рост антитурецких настроений устойчиво наблюдается с 2003 г., причём если антипатиям правых, вдохновляемых «Национальным фронтом», не приходится удивляться (8% − за вступление Анкары, 92% − против), то сейчас эта тенденция достигла и левых (27% − за, 74% − против). Неудивительно, что Олланд был столь осторожен, выступая в Турции по главному вопросу отношений Анкары и Брюсселя.
Аргументы сторонников и противников принятия Турции в Союз давно известны. Первые исходят из перспектив, которые ЕС способен получить от интеграции с Анкарой: политических (распространение на Турцию «европейских ценностей», возможность влиять на Ближний Восток и Кавказ), экономических (включение в состав ЕС десятой экономики мира, доступ к энергетическим источникам Азии), военно-стратегических (интеграция с турецкой армией – второй по силе в НАТО, урегулирование кризисов у границ Европы). Турция же в таком случае способна получить европейский рынок и провести модернизацию, доведя свой уровень жизни до уровня ЕС. «Туркофилов» не смущает ни географический (5 % территории Турции в Европе), ни религиозный (мусульманская страна) факторы. Европа понимается не столько как региональный, сколько как универсалистский проект.
Такие построения пугают противников вступления Турции в ЕС. Исходя из рисков, они приводят свои аргументы по каждой из сфер. Готова ли Европа заполучить в 2019 г. примерно 81 млн человек (столько же, сколько население крупнейшей страны ЕС – ФРГ, а в перспективе больше), причем преимущественно – мусульман? В соответствии с правилами работы органов ЕС в таком случае Анкара получила бы большинство голосов в Европарламенте и стала бы ключевым игроком в Союзе. Готов ли Брюссель, «проглотив» Турцию, взяться за урегулирование кризисов на её азиатских границах? Более того, как указывают эксперты, «сочетание демографических показателей и экономической слабости сделает Анкару крупнейшим в ЕС получателем помощи». Учитывая численность граждан Турции (75 млн человек, прогноз на 2020 г. – более 81 млн человек), низкий доход на душу населения (43,3% от среднего уровня ЕС) и значительную долю работников сельского хозяйства (24,6% − в 2008 г., в Польше – 20%, а в среднем по ЕС – 5,4%), Турция в случае вступления в Евросоюз «будет иметь право на ежегодные выплаты в рамках Общей сельскохозяйственной политики в размере 11,3 млрд евро – больше, чем все десять стран, вступивших в ЕС в 2004 году (9,8 млрд евро)». Не говоря о том, что масштабная миграция турецких бедняков в ЕС усилит конкуренцию на европейском рынке труда. Кроме того, подчеркивают «туркофобы», Европе грозит просто утрата идентичности. В период подготовки Евроконституции об этом заговорили и ведущие политики. Экс-канцлер ФРГ Г. Коль назвал Турцию страной из другой цивилизации, а глава Конвента по подготовке Евроконституции и экс-президент Франции В. Жискар д’Эстен шокировал всех, заявив, что вступление Турции станет «концом Европы».
Однако и в самой Турции растёт число евроскептиков. В 2005 г., в момент начала переговоров между Анкарой и Брюсселем, за вступление в ЕС были 80% турок. В 2013 г. таковых – не более 40 %. Очевидно, что долгий и бесконечный дрейф страны в никуда утомляет, снижая мотивацию проводить реформы. «Для чего, в самом деле, придавать столько важности Европе, находящейся в кризисе, когда в Китае наблюдается экономический рост? Когда отношения Турции с великими державами являются самоценными сами по себе: это исторически хорошие отношения с США и отношения с Россией, находящиеся на подъеме», − такое мнение, бытующее в Турции, озвучил в декабре 2013 г К. Дервиш, экс-министр турецкой экономики. Конечно, одностороннего отворота Турции от Европы сложно ожидать, поскольку европеистские реформы позволяют Анкаре не только противостоять идеям радикальных кругов, но и выстраивать позитивный имидж в глазах населения соседних мусульманских стран. Но всё же взаимонепонимание ЕС и Турции способно стать тормозом для европейских инициатив Анкары.
Ельсевер Абдуллаев
